Между тем сосредоточение германских частей возле Барановичей объяснялось скорее намерением немецкого командования иметь под рукой свободные резервы в случае неудачной обороны под Ковелем. Выше уже говорилось о том, что немцы ни в коем случае не могли допустить крупного прорыва своего фронта, так как в этом случае рушилась вся оборона Восточного фронта: более-менее скоординированные удары союзников на всех фронтах (на Западе – Верден и Сомма) лишили немцев крупных резервов. Понятно, что несколько пехотных дивизий не смогли бы закрыть широкого разрыва фронта, куда хлынули бы численно превосходящие армии русских, теперь уже не скованные мощью германских пулеметных точек и закрытых тяжелых батарей укрепленных районов.
Кроме прочего, Барановичи являлись одним из крупнейших железнодорожных узлов в русских западных провинциях. Генерал-квартирмейстер Ставки первого состава ген. Ю. Н. Данилов так характеризовал барановичский железнодорожный узел, близ которого в первый год войны располагалась Ставка Верховного Главнокомандования: «Местом расположения ее было избрано м. Барановичи, где сходились важнейшие железнодорожные линии западно-пограничного пространства; последние соединяли Ставку с фронтом, флангами и тылом»[128]. Россия вообще была слаба в рокадных (меридиональных) магистралях, что делало проблематичной переброску войск с одного фронта на другой.
Иначе говоря, русское оперативное планирование строилось в расчете на существующую группировку войск и минимальные резервы в ходе развития операции (именно поэтому ген. А. А. Брусилову, имевшему в резерве только одну пехотную дивизию, не удалось развить успех Луцкого прорыва 8-й армии ген. А. М. Каледина). Именно здесь сходились железнодорожные магистрали Минск – Барановичи и Сарны – Лунинец – Барановичи. Так что немцы попросту сосредоточили здесь те силы, что могли быть переброшены и под Ковель, куда отчаянно рвалась 8-я армия, и на виленское направление, куда, по весеннему замыслу Ставки, должны были наступать армии Западного фронта.
Существовала и чисто психологическая причина неуверенности в собственных силах, о чем говорилось выше. А. А. Свечин впоследствии говорил: «Надо сказать, что хотя Западный фронт и должен был нанести главный удар, но у главнокомандующего ген. Эверта в то время было такое же психологическое настроение, какое было впоследствии на Юго-Западном фронте, когда от него требовалась поддержка Румынского фронта. Под влиянием предыдущих неудач на своем фронте, учитывая опыт операций германцев на Французском фронте, Эверт не верил в успех. Поэтому он всячески отказывался от наступления и, придумывая для этого различные предлоги, с величайшей готовностью слал Юго-Западному фронту и резервы, и снаряды. Между тем этот фронт, в свою очередь, отказывался от всего, лишь бы было наступление на Западном фронте. Поэтому, когда Эверт сам заговорил, что вместо Виленского направления, в связи с успехами Юго-Западного фронта, было бы целесообразно развить наступление против Барановичей, то Ставка быстро согласилась и перевела центр наступления Юго-Западного фронта на Ковель»[129].
Таким образом, помимо намерения прорывать неприятельскую оборону совместно с Юго-Западным фронтом, главкозап ген. А. Е. Эверт мотивировал выбор участка под Барановичами еще и необходимостью овладеть сильнейшим железнодорожным узлом. Вильно, конечно, являлось столь же лакомым куском, но там не было удачного наступления соседа, а стоял Северный фронт ген. А. Н. Куропаткина, настроенного еще более пессимистично, нежели генерал Эверт. Разве главкозап не понимал этого?
С отходом русской Действующей армии восточнее Вильно и Барановичей русская сторона, по сути, лишилась рокад в ближайшем войсковом тылу. Теперь резервы приходилось перебрасывать кружным путем через тыловые ветки, вплоть до Киева. А потребность в рокадной линии была столь велика, что усилиями железнодорожных войск во имя соединения линий от Минска на Сарны через Барановичи в районе обстрела тяжелой германской артиллерии была построена специальная круговая ветка. То есть барановичский железнодорожный узел был русскими воспроизведен вновь, в районе расположения 3-й и 4-й армий Западного фронта, но теперь уже без сильной станционной инфраструктуры. И более того – ветка находилась под неприятельским обстрелом, и потому поезда ходили преимущественно в ночное время. Небольшие станции на окружности носили названия по именам дочерей императора Николая II: Ольгино, Татьянино, Мариино[130]. Центральной же точкой района являлась станция Столбцы.
К сожалению, руководство Ставки пошло на поводу у главкозапа. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев превосходно знал, что армиями Северного фронта командует точно так же отказывавшийся в свое время от летнего наступления ген. А. Н. Куропаткин. Генерал Алексеев понимал, что благоволение императора Николая II к А. Е. Эверту и А. Н. Куропаткину огромно. Поэтому ген. М. В. Алексеев позволил перенести удар под Барановичи, хотя превосходно сознавал, что прорыв сильно укрепленного неприятельского оборонительного фронта требует длительной подготовки.
Действительно, ведь главкоюз ген. А. А. Брусилов и вверенные ему войска готовились к производству прорыва более полутора месяцев. А ведь австрийская оборона и в смысле укреплений, и в смысле стойкости защищавших эти укрепления войск была хуже германской. Представляется, что генерал Алексеев подозревал, что штаб Западного фронта готовился к прорыву на Виленском направлении спустя рукава, что так или иначе грозило неудачей. А так можно было бы попытаться опрокинуть врага совместными усилиями огромного в численном и техническом (по русским меркам, конечно) отношении Западного фронта и уже испытавшего опьянение победой Юго-Западного фронта.
Русский гусарский полк втягивается в захваченную деревню
Таким образом, ген. А. Е. Эверт сразу же, как только на Юго-Западном фронте была одержана крупная победа, свел на нет оперативно-стратегическое планирование Ставки. И если М. В. Алексеев не сменил генерала Эверта тотчас же, то, значит, имел для этого основания: приязнь императора была выше военного искусства. С другой стороны – как мог М. В. Алексеев ставить успех всей кампании в зависимость от прихоти одного человека – А. Е. Эверта? Разве было не проще немедленно сместить главкозапа, чем проводить перегруппировку армий целого фронта под Барановичи?
Представляется, что именно этот момент, являвшийся ключевым для исхода борьбы на Восточном фронте, должен был стать для Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего тем «моментом истины», когда он был должен поставить на карту собственную отставку. Именно теперь генерал Алексеев должен был добиться от императора Николая II наступления на виленском стратегическом направлении армиями Западного фронта, немедленно сместив со своего поста генерала Эверта. Да и сам ген. А. Е. Эверт, заваливавший войска и штабы горами никому не нужных приказов и распоряжений, умел подать себя перед лицом Верховного Главнокомандующего: недаром же именно командарм-5 был назначен на пост главнокомандующего армиями Западного фронта в августе 1915 года.
Тем не менее на первый взгляд ген. А. Е. Эверт, не веривший в успех наступления и признававший только стратегическую оборону (это говорит о чрезвычайной ограниченности кругозора генерала Эверта как полководца, ведь наступление было необходимо как воздух шатавшейся под бременем Мировой войны русской монархии), все-таки согласился наступать. Однако, начиная с конца мая, как только обозначился громадный успех на Юго-Западном фронте, главкозап перешел к постоянному выпрашиванию все новых и новых отсрочек. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев, надеясь подстегнуть ген. А. Е. Эверта, указывал 2 июня: «Достижение успеха в пинском направлении имеет столь важное значение на дальнейшее развитие операции соседа от Ковеля, что надлежит выполнить все, могущее обеспечить силу удара»[131].
Нельзя не отметить особенной изобретательности ген. А. Е. Эверта. Как говорилось выше, первоначально подготовка главного удара производилась на виленском направлении, чтобы действовать совместно с армиями Северного фронта, которым командовал еще более пассивно настроенный, нежели сам генерал Эверт, ген. А. Н. Куропаткин. Как отмечалось в документе «Описание тыла противника перед армиями Западного фронта», «виленское направление угрожает тылу всего германского фронта в северо-западном крае. Развитие успеха в этом направлении заставит противника очистить нашу территорию до линии Немана и приблизит нас к государственной границе Германии… [Виленское направление] является кратчайшим из всех направлений Западного фронта». Успех же Юго-Западного фронта вынуждал Западный фронт переносить свои усилия южнее Полесья, в общем направлении на крепость Брест-Литовск. Соответственно, ген. А. Е. Эверт тут же пожаловался в Ставку о неподготовленности наступления для содействия своему южному соседу, Юго-Западному фронту. А для новой подготовки, естественно, требовалось дополнительное время. Ставка не сумела настоять на уже подготавливаемом ударе на Вильно, и в конечном итоге все дело рухнуло.
