Представить рецидивиста даже с самой мрачной биографией не так уж трудно, стоит только послушать рассказы следственных работников. Я знакомился с его документами: трудолюбив, скромен, не курит, терпеть не может хулиганов, дисциплинирован, аккуратен, застенчив.
Мы встретились с ним в кабинете начальника строительства: среднего роста рабочий в комбинезоне и, несмотря на мороз, без шапки. В коротких черных волосах серебрилась седина, колючие глаза смотрели уверенно, держался он с достоинством, говорил неторопливо, немного смущаясь.
— Вот наш Даниил Пантелеев[8], - представил его парторг Мирзой Айвасович Симбиев. Эти слова он произнес тепло, с уважением.
Даниил шагнул ко мне навстречу, и мы обменялись крепким рукопожатием. В этот момент в кабинет вошел молодой парень, туркмен Наби Баданов. Он недавно прибыл из какого-то города.
— Дайте работу, я штукатур, — обратился он к парторгу и торопливо достал документы. — Вот только… — и, не договорив, положил их на стол.
— Нам нужны штукатуры, — ответил Мирзой Айвасович, рассматривая документы. В них значилось, что Баданов был в заключении, сидел за драку, отбыл срок, вышел на волю. Парторг задумался. Вдруг, словно оправдываясь, Наби горячо заговорил:
— Поверьте, не хотел его обижать! Он оскорбил меня. Если бы сдержал кто тогда! Я умею работать и люблю все но совести делать. Возьмете?
Парень стоял и умоляюще смотрел на присутствующих, ожидая поддержки.
— Примите его, Мирзой Айвасович, пусть идет в нашу бригаду, буду за него отвечать, — твердо заявил Пантелеев.
— Хорошо.
Я заметил, как тень задумчивости легла на лицо Даниила: вспомнил, видно, как приходилось самому обивать пороги контор, неуверенно подавать начальникам документы и слышать равнодушные ответы.
Час спустя мы сидим в небольшой теплой комнате, где живет Даниил. Домашним уютом веет от цветов, что стоят на подоконнике, от чистых занавесок, от вышивок, сделанных искусной рукодельницей. Дом, семья, ребенок, которого изредка неловко, но заботливо успокаивает отец. Долго мечтал о настоящей жизни этот человек, растративший в колониях и тюрьмах половину своей жизни.
Даниил немного нервничает: тяжело ворошить прошлое.
ДАН ХОЧЕТ БЫТЬ ЮНГОЙ
— Каждому, у кого жизнь была вроде моей, тяжело о ней говорить. Прошлое быльем поросло, что о нем вспоминать? Надо ли? Но поразмыслил глубже и решил — надо. Для других. Кое-кому пригодится.
Родной матери я не помню, она умерла, когда я был маленьким. Отец, Илларион Тимофеевич, председательствовал в сельпо. Я его любил и боялся. Он прошел три войны. Еще в первую империалистическую воевал, потом в Чапаевской дивизии сражался против белых под Уральском, а в сорок первом ушел на фронт старшим лейтенантом. На груди отца орден Боевого Красного Знамени — память о заслугах в гражданской войне и орден Красной Звезды — награжден во время войны с фашистами…
Но пока отец колесил по фронтовым дорогам, Даниил-подросток сам стал искать свои пути. Доверчивый, как и многие его сверстники, он попал под влияние людей с весьма сомнительной репутацией.
Запомнился Дану (так звали Даниила ребята) их семейный переезд из Хабаровска в Ак-Булак Оренбургской области. Путь длинный. Сколько передумал Даниил тогда мальчишеских заманчивых дум о таинственных приключениях и опасных путешествиях! Видел себя и на океанском корабле, уходящем в дальнее плавание, и мчащимся на лошади разведчиком, и Гаврошем на баррикаде, смело распевающим песни под свист пуль.
— Елизавета Васильевна, мачеха моя, была женщиной жестокой. Брату Тимофею, когда он уезжал на фронт, она так и сказала: «Желаю тебе пулю в лоб». Отец был дома после ранения, она уже и его перестала стесняться. «Твои дети не нужны мне», — кричала на весь двор. Батько, видать, любил ее и терпел.
Тимофей погиб на фронте в 1943 году. Отец тогда сказал мачехе: «Вот и сбылось твое желание, получил Тимошка пулю в лоб. Радуйся теперь». И вскоре выгнал ее из дома, а сам, оправившись от ранения, опять ушел на фронт. И остались мы — я, брат, старше меня на год, да сестренка младшая. Дом у нас свой, и мы единственные хозяева в нем.
Я по-своему оценил «свободу». Ни мачехи, ни отца, сам себе хозяин. Старший братишка? Он сам еще сопляк. Вот жаль сестренку. «Что будет с ней, если я уеду?» Одолевали мечты стать юнгой, плавать на большом корабле, носить шикарный костюм моряка…
Тем временем познакомился Даниил с Петром Береговым. Был Петр старше, его сверстники ходили в призывниках, а он слонялся по переулкам Актюбинска, хвалился деньгами, которые у него водились, подыскивал себе «дружков».
Вот Даниил спешит из школы, полуголодный, злой, в животе целый «квартет играет». Возле базара парень с чубом, упавшим на глаза, в штанах-шароварах, заправленных в сапоги с напуском, аппетитно ест пирожки, купленные у спекулянта. Заметил Даниила, поманил пальцем и великодушно предложил пирожок.
— На, ешь, бери, еще куплю…
Так состоялось знакомство с Петькой.
— А что, если нам вместе поехать в мореходное училище? — предложил Дан новому знакомому.
Петька охотно согласился. Но у него были свои планы. Только он их не раскрывал «дружку», потом, мол, все поймет. Важно, чтобы Дан ушел из дома, тогда уж он попадет в его полное подчинение.
Дан нарядился в сестренкино пальто (своего не было), прихватил кое-что на дорогу и вместе с Петькой отправился в Ташкент, в мореходное училище. Даниил толком не знал, есть ли такое училище в Ташкенте, но Петька уверял, что есть.
Так впервые уехал Даниил из родного дома, и начались его мытарства по неизведанным дорогам жизни.
Путешественникам пришлось кое-что продать, чтобы прокормить себя. А в Арыси кондуктор обнаружил, что у юных пассажиров весьма подозрительного вида нет проездных билетов, и ссадил их. Дежурный милиционер отправил друзей в детколонию.
В колонии было неплохо. Их учили, обували, одевали, кормили, приучали к труду. Сколько вышло отсюда хороших воспитанников! Разные пути привели их сюда, но один путь вел к правильной жизни — честность. Об этом говорили воспитатели Даниилу и Петру. Но те пропускали «нотации» мимо ушей. Бежать! Только бежать.
Возвращались домой как могли: прятались в тамбуре, под вагонами, забивались в темный угол на третьей полке. Грязные, оборванные, они вызывали жалость. Вместо того, чтобы строго спросить: «Откуда вы, кто вы, почему так едете?» — люди с добрыми душами сочувствовали, сами не понимая того, какой вред они приносят своим добродушием.
Вот так Даниилу и Петру удалось добраться до Актюбинска.
АРЕСТ
Дома Даниил застал отца. Отец вернулся с фронта на побывку. На гимнастерке пришиты ленточки ранений, поблескивали ордена. Отцовская душа истосковалась по детям. Побранить бы надо Даниила за самовольство, да разве об этом думаешь после долгих месяцев разлуки? Вскоре опять уехал на фронт.
Только он за порог, тут как тут объявился Петька. Зашептал Дану на ухо: «Здесь один спекулянт есть. Вчера видел на базаре. Денег у него куры не клюют. Надо бы «почистить».
— В квартире мы нашли триста шестнадцать тысяч рублен и забрали их. Спекулянт умел прятать свое богатство. Деньги разыскали под скатертью, ими устелена была вся поверхность стола. Мы чуть не подрались, когда делили их. Знаете, как это противно, делить чужое, украденное. Но из нас никто бы не решился сказать друг другу: ты — вор.
Даниил расстегнул ворот рубашки, ему сделалось душно. Лоб покрылся испариной, синеватые губы крепко сжаты, будто не хотят произносить ни слова.
— Я чувствовал себя самостоятельным человеком, не таким, как другие, а сильным, смелым, особенным. В кармане у меня лежала густая пачка сторублевок, я хорошо питался и кое-что приобрел из одежды. Такая жизнь мне нравилась все больше и больше. Но «счастье» оказалось коротким. Арестовали моих друзей, а потом и меня. Так я впервые получил срок.
Однако нашлись сердобольные люди, пожалели, мол, юн, под дурное влияние попал. Рано его держать за тюремной оградой, на воле одумается, исправится. Даниил покаялся, доказывая, что он чуть ли не заново родился и… не устояла строгая Фемида.
Очутился Даниил через несколько месяцев на свободе — отсидел одну пятую положенного срока. Тут бы, вдохнув полной грудью свежий воздух, дать клятву: пошалил, хватит. Туманно и где-то далеко в подсознании промелькнула эта мысль, не пробудив желания действовать разумно. В сущности, таких советов ему никто не давал, он вышел из тюрьмы и остался с самим собой наедине.
И Даниил шатался по улицам города, беспечно насвистывая воровскую песню. И на все ему наплевать. На родных, на знакомых, на друзей — один на всем белом свете. Вольный, как птица.
Кончилась война. По-разному отмечали люди день Девятого мая. Радовались все, что наступил мир, пришла победа. И когда все ликовало, когда солнце было по-весеннему так ласково, Даниил со своими подручными готовил новое преступление. Именно девятого мая он и его «дружки» проникли в поезд и на ходу пытались ограбить контейнер. Их схватили. Целые эшелоны людей с медалями и орденами на гимнастерках возвращались после долгих лет войны домой, а Даниил этапным порядком ехал в колонию. Смотрел через зарешеченное окно вслед уходящим эшелонам и думал: «Вот так и батька едет. А приедет, что ему скажут?»
