Сэндис мог только согласиться с этим. Плохая погода и обширный район, в котором были рассредоточены стартовые площадки – 5000 квадратных миль, – гарантировали, что местоположение некоторых катапульт вообще не удастся определить.
В течение недели, до 27 июня, около 40 процентов всех бомбардировщиков союзников было направлено против целей кампании «Арбалет».
Генерала Спаатса это сильно беспокоило. 28 июня он написал довольно резкое письмо Эйзенхауэру, в котором настаивал на том, что следует вновь отдать высший приоритет бомбардировкам Германии (напомнив о воздушном господстве рейха в 1943 году) в противовес всем прочим операциям, за исключением бомбардировки площадок-бункеров и поддержки наземных операций. Атаки на рассредоточенные стартовые площадки не были, предупреждал Спаатс, оправданным отвлечением значительных боевых ресурсов.
Верховное командование не последовало совету Спаатса. Впрочем, штаб-квартира Верховного командования находилась как раз на траектории полета самолетов-снарядов, и 29-го оно само отдало приказ об атаке на стартовые площадки. По приблизительным подсчетам, в первые недели июля на столицу Британии должно было обрушиться около 820 снарядов. Встревоженный этой внушительной цифрой, заместитель Спаатса Теддер обратился в министерство ВВС с просьбой усилить бомбежку стартовых площадок. Одновременно кабинет министров и начальники штабов собрались на совещание, в ходе которого обсуждалась возможность нанесения крупномасштабных ответных ударов[16].
Тем временем количество жертв неуклонно росло: к 27 июня погибло уже 1769 человек. На следующий день самолет-снаряд угодил в министерство ВВС на Стрэнде, убив 198 человек. Четыре дня спустя в Челси от самолета-снаряда погибли 124 человека. (Самый серьезный инцидент произошел 23 августа в Ист-Барнете, тогда было убито 211 человек.) Профессор Черуэлл не преминул указать, что шансы погибнуть в Лондоне от самолета-снаряда составляют всего лишь 1:53 000. «Я думаю, – писал он премьер-министру, – что лучше всего преподнести это таким образом». Однако, по мнению сэра Алана Брука, существовала серьезная опасность, что немецкий самолет-снаряд в конечном итоге подорвет военно-экономическую деятельность Британии. «В 17.30 началось самое долгое за всю историю заседание кабинета министров, – записал он в своем дневнике 3 июля. – Уинстон напрасно потратил несколько часов и когда мы, наконец, приступили к обсуждению вопроса о самолетах-снарядах, выяснилось, что у него осталось мало времени. Однако угроза принимает серьезные масштабы и, несомненно, потребует более радикальных мер».
К утру 5 июля шансы лондонцев на выживание заметно сократились: погибло 2500 человек. Начальники штабов собрались на совещание, в ходе которого обсудили возможные ответные меры, которые можно было бы предпринять против небольших германских городов. Воздушный налет на Берлин, проведенный 21 июня силами американских бомбардировщиков, не дал результатов. Брук выступил решительно против проведения этой операции. Атаки самолетов-снарядов оттягивали на себя добрую половину самолетов союзников. Вряд ли немцы отказались бы от такого выгодного преимущества.
В своей речи, которую мистер Черчилль произнес в парламенте на следующий день и в которой назвал самолет-снаряд «оружием, в буквальном смысле страдающим неразборчивостью», он, в частности, сказал: «Использование в боевых действиях подобного оружия вызывает множество серьезных вопросов, на которых, однако, я предлагаю сегодня не сосредотачиваться».
За несколько месяцев до этого в Лондоне обсуждался вопрос использования отравляющего газа в атаках на стартовые площадки, однако здравый смысл восторжествовал и этот план был отклонен.
Как раз в это время немцы добились значительных успехов в деле борьбы с отравляющими веществами, кроме того, в апреле 1944 года Гитлер приказал увеличить производство противогазов. Его опасения оказались беспочвенными, поскольку, в свое время изучив достоинства и недостатки газовой атаки на Германию, британцы пришли к выводу, что все преимущества в данном случае на стороне врага.
Вскоре непрекращающийся обстрел самолетами-снарядами привел к тому, что на повестке дня вновь возник план газовой атаки на стартовые площадки. Однако проблема была в том, что боевые действия с использованием отравляющих веществ не смогли бы ограничиться пределами стартовых площадок. Эйзенхауэр в записке своему заместителю выразился по этому поводу недвусмысленно: «Как я уже говорил ранее, я против ответного удара как метода прекращения германской атаки. Прошу Вас и впредь придерживаться этой стратегии».
После высадки союзных войск в Европе темп работы над гигантскими площадками-бункерами несколько замедлился. Несмотря на то что материалы – цемент, песок, щебень и сталь – продолжали поступать в достаточном количестве, по свидетельству одного из главных инженеров, «в воздухе витало предчувствие скорого отступления». Между тем на проект 51 – «насос высокого давления» – в Мимойеке начали прибывать компоненты для «Английской пушки» Гитлера.
Для инженеров «Организации Тодта» французское побережье оказалось опасным районом: немецкие солдаты по ошибке принимали их униформу за обмундирование войск союзников (у тех, в свою очередь, вошло в привычку стрелять в любого, кто носил на рукаве повязку со свастикой, как это делали в том числе и инженеры). На стартовой площадке говорили, что совсем скоро здесь будет дислоцирован полк, который вот-вот приступит к ведению боевых действий, однако вскоре стало ясно, что из-за весенних бомбежек противника ввод в строй этого военного объекта затягивался по меньшей мере до июля. Кроме того, причиной задержек послужило то, что в июне союзники разбомбили систему электроснабжения в Па-де-Кале.
В довершение всего 15 июня на площадку прибыли представители министерства авиации с целью выяснить, нельзя ли, пока не будут готовы орудия, использовать площадку в Мимойеке для иных целей. В ту же ночь в небе раздался приглушенный гул – это первая партия самолетов-снарядов направлялась в сторону Лондона.
Инженеры Мимойека высыпали из своих бараков, чтобы понаблюдать за этим впечатляющим зрелищем. Один из них на следующий день записал: «Казалось, что к нашему лагерю приближается армада тяжелых бомбардировщиков, издающих странное глухое гудение. Вскоре мы различили нечто похожее на дульное пламя и поняли, что это были не бомбардировщики. Цепочка огней взяла курс на Англию. Когда прожекторы осветили небо над побережьем Британии и раздались залпы британских зениток, мы поняли, что в атаку пошло наше новое оружие».
4 июля армейский офицер принес новость, что «на высшем уровне» было решено продолжать испытания оружия, то ли для его скорейшего введения в строй, то ли для каких-то других целей.
Инженер, откомандированный для изучения состояния дел на площадке, докладывал в июле Верховному командованию: несмотря на то что двадцать пять стволов орудия готовы к установке, пройдет еще по меньшей мере четыре, а может быть, и все девять месяцев, прежде чем будет готова сеть подземных туннелей. Тем временем из Германии прибыло более тысячи тонн стальных конструкций: стальные плиты, конструкции для зарядных камор, подъемники, транспортер для перемещения боеприпасов, а также лебедки для спуска снарядов в зарядные каморы, которые находились в 350 футах ниже уровня земли. Все, вплоть до огромных стальных дверей, уже находилось на площадке.
4 и 5 июля была проведена очередная серия огневых испытаний над Балтикой, результат их был неутешителен: всего было выпущено восемь снарядов, при этом каждый раз количество взрывчатки в боковых камерах увеличивалось. Снаряд длиной в 6 футов преодолевал расстояние в 58 миль, однако, когда был выпущен восьмой снаряд, ствол орудия разорвало.
В течение первой недели июля интенсивность бомбардировок складов, на которых хранились самолеты-снаряды, а также бункеров достигла своей кульминации. Было совершено и два воздушных налета на усиленно охраняемые подземные сооружения в Сен-Льё-д'Эссерен. Во время первого налета 617-я эскадрилья, чтобы разрушить известняковый свод пещер, использовала бомбы «Толлбой» (весом в 12 000 фунтов), детище мистера Барнса Уоллиса.
Результат этих бомбежек для немцев оказался чревычайно неприятным. Полковник Вальтер описывал эти события следующим образом: «…над вашей головой раздавался постоянный гул, и вы чувствовали, что вся гора словно пришла в движение и в любой момент может рухнуть. Даже человек со стальными нервами не мог оставаться в это время в пещерах».
Стартовые площадки-бункеры были выведены из строя: в Ваттене строительство прекратилось после прямого попадания бомбы, бункер в Сиракуре также был уничтожен прямым попаданием бомбы «Толлбой».
После того как в тот же самый день «Толлбой» угодил и в бункер в Мимойеке, Консультативный совет получил сообщение о том, что со стартовой площадкой покончено. «Сооружения, – писал агент, – не были рассчитаны на прямое попадание таких мощных бомб».
