Плохое питание также не способствовало ни быстрому выздоровлению, ни повышению боевого духа. Гроссман, судя по всему, поддавшись эмоциональному порыву, писал, что на данный момент такова судьба России. Вот запись в его блокноте: «Тяжелораненым в виде лакомства дают маленький кусочек селедки. Девушки-санитарки режут крошечные кусочки чрезвычайно бережно, священнодействуют. Бедность, бедность…»[349] Обычно раненых каждый день кормили одной только кашей. Селедка, увиденная Гроссманом, действительно могла считаться деликатесом.
Интересным фактом являются результаты «социалистического соревнования» в госпиталях, о которых доложили в Москву Щербакову. «Первыми стали работники столовых, вторыми – врачи, а третье место заняли водители».[350] При этом от медицинского персонала требовалось полнейшее самопожертвование. В частности, врачи и медсестры постоянно сдавали кровь, вследствие чего нередко падали в обмороки. При этом сами они говорили, что должны это делать. Если медики не сдадут кровь, то солдаты умрут.[351]
Жестокие сражения в городе продолжались. Раненых переправляли на левый берег, а на правый ежедневно плыли новые бойцы. Ставка, как могла, пополняла 62-ю армию свежими резервами. Новые батальоны начинали переправу с наступлением темноты. Их всегда сопровождали сержант или офицер НКВД. Накануне, при свете дня, бойцы видели город с противоположной стороны – он постоянно был озарен огнем пожаров. Запах гари ощущался и на правом берегу Волги. На водной глади кое-где пылали нефтяные пятна. От всего этого многие теряли голову, но, если какого-нибудь солдата охватывала паника, особист тут же расстреливал «труса и предателя» и велел сбросить труп в воду.
Плавсредства, на которых переправлялись подкрепления, все были в боевых отметинах. По слухам, один из катеров Волжской флотилии, доставивший в Сталинград новых защитников, а обратно раненых, получил 436 пробоин от пуль и осколков, и лишь небольшой кусок его бортовой обшивки остался нетронутым.
Самой легкой целью для немецких орудий были понтоны, на которых саперы переправляли в город тяжелые грузы, в частности бревна для блиндажей. Когда один из таких плотов пристал к правому берегу и солдаты бросились его разгружать, они обнаружили, что лейтенант-сапер и трое его подчиненных буквально изрешечены пулеметным огнем. «Казалось, будто эти человеческие тела свирепо изгрызли стальные зубы»,[352] – было написано впоследствии в газете.
Приближалась зима. Скоро должны были начаться холода, и в штабе 6-й армии понимали, что необходимо перейти к решительным действиям. Немцы тоже это понимали. Не добившись успеха в центре города и на южном направлении, теперь командование вермахта готовило удар в северной, промышленной, части Сталинграда.
18 сентября Чуйков решил перенести свой командный пункт на обрывистый берег Волги в полукилометре к северу от металлургического завода «Красный Октябрь». Офицеры его штаба разместились около огромной цистерны нефти, которую сочли пустой.
Предыдущей ночью через реку переправили боеприпасы и продовольствие, а также подкрепления. Выгрузка проходила на берегу за заводами «Красный Октябрь» и «Баррикады». Всех гражданских лиц отсюда эвакуировали.
Бо́льшая часть зенитных орудий вокруг Сталинградской электростанции была выведена из строя, а их боекомплекты уничтожены, поэтому уцелевших девушек из орудийных расчетов 25 сентября переправили через Волгу и распределили по батареям на левом берегу.
В воскресенье 27 сентября в 6:00 по берлинскому времени начался массированный налет немецких бомбардировщиков. Вслед за ним должно было возобновиться наступление. Самолеты один за другим заходили в пике. Их черные силуэты закрыли все осеннее небо. На земле вперед двинулись две танковые дивизии и пять пехотных – они должны были ликвидировать треугольный выступ на западе от берега Волги.
62-я армия предварила основной удар немецких войск, проведя несколько отвлекающих атак севернее Мамаева кургана. Это подкрепило предположения некоторых немецких штабных офицеров, что русские разведчики проникают на контролируемые ими участки и даже иногда подключаются к линиям телефонной связи. Впрочем, может быть, они просто не хотели признавать, что приготовления к наступлению велись недостаточно замаскированно.
Основные усилия советских войск были направлены на то, чтобы подготовить противотанковые заграждения и заминировать подходы к крупным предприятиям, территории которых тянулись на восемь километров к северу от Мамаева кургана, – химическому комбинату «Лазурь», металлургическому заводу «Красный Октябрь», оружейному заводу «Баррикады» и Сталинградскому тракторному заводу.
Еще в ходе бомбардировки немецкие пехотинцы по грудам битого кирпича начали выдвигаться на исходные позиции. Солдаты испытывали огромное напряжение, если не сказать ужас перед предстоящим боем. На левом фланге части 389-й пехотной дивизии приготовились к атаке через рабочий поселок завода «Баррикады». Видели они его по-своему… Один из очевидцев описал это так: «Там свои поселки – белые симметричные корпуса, маленькие, поблескивающие этернитовыми крышами коттеджи».[353] Вскоре после начала авианалета там начались пожары, и все «коттеджи» были объяты пламенем. В центре удар предстояло нанести 24-й танковой дивизии. Австрийская 100-я егерская атаковала рабочий поселок завода «Красный Октябрь». Немцам удалось снова занять Мамаев курган, накануне отбитый 95-й стрелковой дивизией Горишнего.
Вражеский натиск оказался настолько мощным, что Чуйков усомнился в том, что его части смогут удержаться на своих позициях: «Еще один такой бой, и мы окажемся в Волге».[354] Чуть позже из штаба фронта позвонил Хрущев – он хотел знать не только то, как обстоят дела, но и то, какие настроения в войсках. Чуйков, которого больше всего беспокоила сейчас судьба 95-й стрелковой дивизии, ответил, что надо как-то прекратить превосходство немцев в воздухе. Хрущев также переговорил с начальником политотдела армии Гуровым и потребовал усилить работу по поддержанию боевого духа.
На следующий день утром самолеты люфтваффе сосредоточили удары по левому берегу и переправам, стремясь разорвать связь 62-й армии с Заволжьем. Зенитные орудия и пулеметы Волжской флотилии стреляли непрерывно до тех пор, пока не раскалялись стволы. Из каждых шести судов, на которых осуществлялась переброска подкреплений, пять были повреждены. Чуйков просил о помощи 8-ю воздушную армию: нужно было по возможности нейтрализовать люфтваффе, когда он бросит в атаку три дополнительных полка, чтобы отбить высоту 102. Советским войскам удалось отбросить немцев с Мамаева кургана, однако его вершина никому не досталась – там теперь между позициями противоборствующих сторон была «ничья» земля. Чуйков всеми силами стремился не допустить того, чтобы немцам удалось оборудовать на кургане огневые позиции, ведь это позволило бы им беспрепятственно обстреливать всю северную часть города и переправы через Волгу. Вечером этого дня Чуйков смог наконец перевести дух, ибо худшего удалось избежать, однако все понимали, чем чревата большая потеря плавсредств. На берегу Волги лежали тысячи раненых, ожидавших отправки в медсанбаты и госпитали, а у тех, кто продолжал сражаться на передовой, были на исходе боеприпасы и продовольствие.
Во вторник 29 сентября немцы начали крушить вершину выступа, все еще остававшегося в руках советских войск. Деревню Орловку с запада атаковала 389-я пехотная дивизия, а с северо-востока – 60-я мотопехотная. Насколько ожесточенным было сопротивление бойцов и командиров Красной армии, несмотря на подавляющее численное превосходство противника, свидетельствует ефрейтор 389-й дивизии, писавший в эти дни домой: «Невозможно представить себе, как отчаянно они защищают Сталинград – бьются за него, как цепные псы».[355]
30 сентября советские войска, находившиеся севернее города, снова атаковали позиции 14-го танкового корпуса. По утверждению командиров 60-й мотопехотной дивизии и 16-й танковой, их солдаты уничтожили 72 танка. Они расценивали это как крупный оборонительный успех в действиях против двух советских стрелковых дивизий и трех танковых бригад, но оплаченная столь дорогой ценой попытка наступления частей Донского фронта лишь незначительно ослабила натиск на Орловку и территории заводов, хотя, конечно, замедлила уничтожение так мешавшего немцам выступа – в конечном счете на это у них ушло целых 10 дней.
Немецкие 24-я танковая дивизия, бо́льшая часть 389-й пехотной и 100-я егерская дивизия наступали на металлургический завод «Красный Октябрь» и оружейный завод «Баррикады» – запутанный лабиринт полностью уничтоженных заводских цехов,[356] как описал этот обширный промышленный комплекс, в котором бомбы и снаряды выбили все до единого стекла, разрушили крыши и до неузнаваемости изуродовали станки, один из егерей. «Мы уже потеряли первых своих товарищей. Все чаще слышались крики с просьбой позвать санитаров. Огонь нарастал, и теперь стреляли не только спереди, но и с боков». Кроме того, большой урон немцам причиняли снаряды и минометные мины противника: разлетающийся при взрывах во все стороны битый камень поражал солдат словно осколки.
