На основании информации в Интернете я сделала вывод, что Хайкоу — небольшой город, и что большинство его жителей объясняются по-английски. Я не смогла найти адрес крематория, но поняла, что легко его найду, если наведу справки на месте. «Можете просто спросить у таксиста», — написали мне.
Чтобы объяснить таксисту, что меня нужно отвести в отель, ушло примерно полчаса. Как все таксисты в Хайкоу и почти все остальные жители этого города, мой таксист не говорил по-английски. А должен был? На острове бывает мало туристов, иногда на выходные заезжают китайцы с материка. В конечном итоге, таксист позвонил приятелю, который немного говорил по-английски, и я оказалась в большом, неуклюжем высотном здании с огромными красными китайскими иероглифами на крыше, которые, как я понимаю, обозначали название отеля. Номера в отелях больших китайских городов созданы по модели западных аналогов — с туалетной бумагой с треугольным краем и одноразовыми шапочками для душа. Однако здесь всегда что-нибудь чуточку не так. В этой гостинице, к примеру, имелась крошечная бутылочка с надписью «Шам Пунь» и рекламный листок, предлагавший воспользоваться услугами слепой массажистки. (О, мадам! Я прошу прощения! Я думала, у вас тут спина! Вы знаете, я ведь слепая.) Обессиленная, я упала на кровать, которая издала пронзительный оскорбленный визг, услышав который вполне можно было подумать, что это кровать упала на меня.
Утром я подошла в регистратуру гостиницы. Одна из девушек немного говорила по-английски, что оказалось весьма полезным, хотя у нее была настораживающая привычка спрашивать «С вами все в порядке?» вместо «Как дела?», как будто я споткнулась на ковре, выходя из лифта. Она поняла слово «такси» и указала на одно из них на улице.
Накануне вечером, готовясь к этому дню, я нарисовала картинку, чтобы показать ее водителю. Я нарисовала тело, повисшее над огнем, а справа от него нарисовала урну, хотя она немного напоминала самовар, и с большой долей вероятности шофер мог подумать, что я ищу место, где предлагают монгольское барбекю. Шофер посмотрел на рисунок, по-видимому, что-то понял, и мы влились в поток машин. Мы ехали долго, и, казалось бы, уже должны были выехать за пределы города, где должен был находиться крематорий. И вдруг справа от меня показался мой отель. Выходит, мы ездили кругами. Что происходит? Слепая массажистка днем подрабатывает в качестве шофера такси? Это было неправильно. Меня это никак не устраивало. Я велела моему взбунтовавшемуся шоферу съехать на обочину и показала на карте китайский туристический офис.
В конце концов, такси остановилось возле ярко освещенного заведения, где готовят жареных кур. В Америке на таком заведении была бы вывеска «Мы делаем правильных кур!», но здесь вывеска гласила «Сделай меня курицей!». Шофер обернулся ко мне, чтобы получить за проезд. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, но наконец он вышел из машины и подошел к маленькой и тускло освещенной двери рядом с куриным заведением и ткнул пальцем в вывеску. «Туристическое бюро для иностранцев», — гласила вывеска. Ладно, сделайте меня курицей. Шофер оказался прав.
В туристическом офисе был перекур, который, судя по плотности табачного дыма, длился уже несколько лет. Стены цементные, потолок в нескольких местах начал обваливаться. Здесь не было туристических брошюр или расписания движения поездов, только карта мира и маленькое, вмонтированное в стену изображение храма с красной электрической свечкой и чашей для подношений. В этот день богам поднесли яблоки. В глубине комнаты — два совершенно новых, еще не освобожденных от целлофана кресла. При наличии осыпающегося потолка и при практически полном отсутствии туристов это приобретение показалось мне странным.
Я объясняю, что хотела бы нанять переводчика. Удивительно, но после двух телефонных звонков и получасового ожидания появляется переводчик. Это Санди Ван, которая впоследствии поможет мне узнать подробнее о продавцах абортивного материала. Я объясняю, что хотела бы поговорить кое с кем в крематории Хайкоу. Запас английских слов Санди впечатляет, но, понятное дело, слова «крематорий» в ее лексиконе нет.
Я объясняю, что это большое здание, где сжигают мертвые тела. Она не может схватить конец фразы и понимает, что речь идет о какой-то фабрике. «С каким материалом они работают?» — переспрашивает она. Все служащие туристического бюро для иностранцев смотрят на нас, пытаясь уследить за ходом разговора.
«Мертвые люди… материал, — я беспомощно улыбаюсь. — Мертвые тела».
«А!» — говорит Санди. Она не удивляется. Она объясняет служащим бюро, которые кивают, как будто сталкиваются с такими вопросами ежедневно. Потом она спрашивает у меня адрес. Когда я отвечаю, что не знаю адреса, она узнает номер телефона, звонит туда, чтобы узнать адрес, и даже договаривается о встрече с директором. Поразительно! Я представляю себе, что она должна была сказать этому мужчине и что она думает о том, что я хочу у него спросить. Мне становится несколько неудобно перед директором крематория. Возможно, он решил, что к нему явится скорбящая иностранная вдова или радостный торговец печными установками, который поможет ему снизить стоимость процесса и повысить его эффективность.
В такси я пытаюсь придумать способ, чтобы объяснить Санди, чего я от нее хочу. Мне нужно, чтобы вы спросили у директора, работал ли у него человек, который отрезал куски ягодиц у трупов, чтобы его брат мог приготовить их в своем ресторане. Как бы я ни сформулировала, это звучало жутко и абсурдно. Зачем мне это знать? Что за книгу я пишу? Опасаясь, что Санди передумает, я ничего не сказала о пирожках. Я сказала, что пишу статью для журнала ритуальных услуг. Мы были уже за городом. Количество грузовиков и скутеров уменьшилось. Люди ехали на телегах, а на головах у них были круглые остроконечные шляпы от солнца, какие носят во Вьетнаме, только здесь они сделаны из блестящей газетной бумаги. Я подумала о том, видел ли кто-нибудь из них выпуск газеты Hainan Special Zone Daily от 23 марта 1991 г.
Такси свернуло на пыльную дорогу. Мы увидели выпускающую черный дым кирпичную трубу: крематорий. Чуть дальше было здание офиса и ритуальный зал. По широкой мраморной лестнице мы поднялись в комнату директора. Все это должно было кончиться плохо. Китайцы очень осторожны с репортерами, особенно иностранными и особенно с теми, которые предполагают, что их служащие издевались над трупами родственников их клиентов, чтобы сделать из них жареные пирожки. И о чем я только думала?
Офис директора был просторным и практически пустым. На стенах не было ничего, кроме часов, как будто никто не знал, чем украсить смерть. Меня и Санди усадили в очень низкие кожаные кресла, как в автомобиле, и сказали, что директор сейчас выйдет к нам ненадолго. Санди улыбнулась мне, не зная, какой ужас ждет нас впереди. «Санди, — начала я, — я должна вам кое-что сказать. Был один парень, который отрезал ягодицы у мертвых тел, чтобы отдать их своему брату, который…»
В этот момент вошел директор. Это была сурового вида китаянка ростом не менее 180 см. Из моего положения практически на уровне пола казалось, что у нее какие-то нечеловеческие пропорции, как у дымящей трубы крематория, и было похоже, что она тоже могла извергать дым.
Директор села на свое место за столом. Она посмотрела на меня. Санди тоже посмотрела на меня. Борясь с приступом морской болезни, я начала излагать свою историю.
Санди слушала и (потрясающе!) не выдавала никаких эмоций. Она повернулась к директору, которая не улыбалась, не улыбнулась ни разу с тех пор, как вошла в комнату. Возможно, она вообще никогда не улыбалась. Санди повторила ей все, что я только что сказала. Она повторила историю братьев Гуанг, объяснила, что я думала, что один из них мог работать здесь, что я пишу статью и хотела бы побеседовать с ним. Директор скрестила руки на груди, ее глаза сузились. Мне показалось, что из ее ноздрей начал вылетать огонь. Потом она заговорила и говорила не менее десяти минут. Санди все это время вежливо кивала со спокойным вниманием человека, которому делают заказ в кафе или объясняют дорогу до ближайшего магазина. Все это произвело на меня сильное впечатление. Санди повернулась ко мне. «Директор, — сказала она, — очень сердится. Директор очень… изумлена этими фактами. Она никогда не слышала подобной истории. Она говорит, что знает всех своих рабочих, что она работает здесь более десяти лет и, безусловно, была бы в курсе, если бы подобная история имела место. Еще она считает, что это очень… ненормальная история. И она не может вам помочь». Ох, хотела бы я увидеть полный текст ответа директора, впрочем, пожалуй, лучше не надо.
На обратном пути в такси я попыталась объяснить все Санди. Я извинялась за то, что втянула ее во все это. Она рассмеялась. Мы обе рассмеялись. Мы смеялись так, что шофер такси спросил, над чем мы смеемся, и засмеялся тоже. Шофер такси вырос в Хайкоу, но никогда не слышал истории о братьях Гуанг. И, как выяснилось потом, не слышал о них ни один из знакомых Санди. Мы попросили шофера доставить нас в городскую библиотеку Хайкоу, чтобы взглянуть на оригинал статьи. Выяснилось, что газеты под названием Hainan Special Zone Daily не существует, есть только газета Hainan Special Zone Times, которая выходит раз в неделю. Санди проглядела выпуск от двадцатых чисел марта 1991 г., но никакого упоминания о пирожках из человечины не нашла. Она проверила также телефонные книги, чтобы найти следы ресторана «Белый храм», но ничего подобного не обнаружила.
