Жизнь продолжалась, и в декабре 1991 года переговоры о возвращении пленных вышли на самый высокий уровень. В Пакистан с визитом прибыл вице-президент России Александр Руцкой — он сам во время афганской войны побывал в плену, и именно у пакистанцев, помогавших моджахедам. Там встретился с вождями «непримиримых». Многие телекомпании мира вели трансляцию этих переговоров. Запомнился момент, когда бородач в роскошной чалме на вопрос, сколько пленных в данный момент находится в его группировке, с улыбкой отвечает: «Хорошее число, очень хорошее. Но мы готовы их немедленно вернуть, если это станет возможным».
Ни к чему особенному эти переговоры не привели, тем более в России начались собственные потрясения, связанные с переходом к рынку и прочим реалиям зарождавшегося на обломках Советского Союза капитализма (или «свободного общества», как его теперь называли). О пленных в очередной раз забыли.
Вскоре полевой командир Суфи Пуайнда перебрался с отрядом в свой родной город Пули-Хумри — в горах стало нечего делать. Там он решил женить пленников, чтобы больше не нужно было их охранять. Рахматулло выпал жребий первым найти себе жену. Искал, правда, не он, а люди Суфи Пуайнды.
— Никто не хотел отдавать дочь за русского, — улыбаясь, вспоминает Оленин. — Говорили: он убежит в Россию, а она будет опозорена. Да еще бедный, а за невесту надо платить калым. Но так вышло, что один человек согласился отдать за меня дочь. Простой человек, небогатый, на русского очень похож, потихоньку делал самогонку. Ей тогда 15 лет было. Я ее увидел, потом сосватал. Понимал, что домой уже вряд ли вернусь.
Но он опять ошибся. Прошло ещё два года, и в начале 1994-го в судьбу пленных решил вмешаться генерал Абдул-Рашид Дустум, лидер афганских узбеков, создавший и возглавивший фактически независимый 2,5-миллионный центрально-северный регион Афганистана (провинции Балх, Джаузджан, Фарьяб, Кундуз) со столицей в Мазари-Шарифе, прозванный «Дустумистаном», который имел собственное правительство, деньги и хорошо вооружённую армию (в том числе танки и самолёты советского производства) численностью до 65 тысяч человек. За горячность и экстравагантность в поведении его ещё называли «афганским Чапаевым».
Освобождение пленных для генерала Дустума было важным козырем в политической игре — он старался укрепить свои контакты с Россией и Пакистаном, чтобы выйти на первую роль в Афганистане. При посредничестве пакистанских властей устроил в своем дворце Калаи Джанги в Мазари-Шарифе встречу Алексея Оленина и его товарища по плену Юрия Степанова с родными. Это показалось сказочным сном.
— Мать, увидев меня, упала в обморок, — вспоминает Алексей. Я подхватил её, положил на диван. Ей вдруг стало холодно, хотя на улице была жара — нервный озноб, наверное.
Суфи Пуайнда послал вместе с пленными четырех своих приближённых: они должны были убить русских, если их попытаются увезти. Он продолжал считать пленных своей собственностью.
— Дустум перехитрил Суфи Пуайнду, — рассказывает Алексей. — Он сказал, что по закону нас надо отправить в лагерь военнопленных в Пакистан. И нас отправили в Пешавар. Там нас встретил генерал пакистанской национальной безопасности — это как у нас КГБ. А потом нас отдали во дворец премьер-министра Беназир Бхутто. Она тогда налаживала отношения с Россией, как раз велись очередные переговоры. Сказала нам, что тоже мать и понимает наших матерей, дала нам по пачке долларов — в каждой было три тысячи, — и передала нас российской стороне.
Конечно, кроме материнских чувств пакистанским премьер-министром руководил политический расчёт — передавая России трёх её сыновей, она рассчитывала заручиться поддержкой нашей страны на мировой арене. Так или иначе, Рахматулло-Алексей совершенно неожиданно для самого себя получил возможность вернуться домой. Чудо, в которое он не мог поверить, свершилось!
В нашем фильме очень мало кадров, посвящённых первому возвращению Алексея домой. Всего одна сцена домашнего видео, где он показывает родственникам фотографии своей встречи с матерью в Мазари-Шарифе и рассказывает, как они оба были потрясены. Да и на словах он мало что добавил к этой скупой картинке. Город Отрадное очень сильно изменился. На каждом шагу коммерческие палатки, неоновая реклама, эротические газеты на лотках. В Афганистане тоже много торговых точек, но там всё иначе, по-восточному. А здесь, на родине, теперь не поймёшь, что происходит. Как здесь жить, чем заниматься?
Короче, через полгода Алексей… вернулся в Афганистан. Никто дома не ожидал от него такого поступка. Но он всех успокоил, сказал, что там осталась его невеста. У него была виза в Россию на год, успеет жениться, уладить все дела и очень скоро будет назад — ждите!
— Её отец был единственным человеком в Пули-Хумри, который согласился отдать свою дочь за русского, — рассказывал Оленин о своих афганских родственниках. — Если бы я не вернулся, они были бы опозорены. По обычаю ей пришлось бы семь лет ждать, чтобы выйти замуж.
Мать пыталась уговорить сына остаться дома, даже начала потихоньку подыскивать ему невесту из местных девушек. Но Алексей уже не мог изменить своего решения — по правде говоря, и сам тогда не понимал, что его больше тянет на юг — глаза невесты, 15-летней девчонки со сказочным именем Наргиз, или ставшие привычными афганский быт, пейзаж, люди. Прощаясь с матерью, не думал, что больше никогда её не увидит.
Обратно летел снова через Пешавар. Теперь уже ничего не боялся — у него было российское гражданство.
— Мой тесть — бедный человек, — говорил Алексей. — Но он не был зациклен на деньгах. Понимал, что у меня, мухаджира, больших денег быть не может, и сумму калыма назвал небольшую — всего триста долларов. Но и их надо было заработать.
Ещё он позже рассказывал журналистам — это уже в России, что ему помогли генерал Дустум, который после освобождения стал считать его своим другом, и бывший хозяин Суфи Пуайнд — он сказал, что уважает русских за то, что они не обманывают. Надо было обязательно купить невесте золотые украшения — сверх калыма.
— Без золота афганская женщина замуж не пойдёт, — улыбаясь, вспоминал Рахматулло. — Это залог обеспеченности её и детей в случае, если с мужем что-то случится — а в условиях непрекращающейся войны случиться может всё что угодно.
Он купил молодой жене золотое ожерелье, кольца и браслет. Сыграв свадьбу, Алексей переехал в дом к любимой. Молодожёнам выделили комнату в одноэтажном кирпичном доме. В соседней комнатушке ютились родные Наргиз — мать, отец и ещё четверо детей. На оставшиеся после свадьбы деньги 33-летний русский открыл в Пули-Хумри лавку, в которой продавалась разная мелочовка. С утра до вечера он торговал, домой приходил лишь к ночи. Семья Наргиз не могла нарадоваться на нового кормильца. Так из бесправного пленника он превратился в равноправного члена афганской семьи. Но Алексей работал в своей лавке как проклятый не только ради этого: ему нужны были деньги, чтобы вернуться на родину с молодой женой.
И вдруг опять всё изменилось — в Афганистане в очередной раз сменилась власть. На этот раз к власти пришли боевики немногочисленного прежде движения «Талибан», которое за какой-то год при поддержке экстремистски настроенных международных исламских организаций стало грозной силой и подчинило страну себе. Теперь в Афганистан вернулось настоящее Средневековье.
— Талибы все изменили. Они научили людей выращивать мак, — вспоминает Оленин. — Его стали выращивать полевые командиры на полях, которые они купили после войны. Много земли было только у командиров. Новые законы стали проще и страшнее. За воровство отрубали руки. За убийство вешали на главных площадях городов. Женщин, у которых случайно обнажалась рука или нога, били палками. В Пули-Хумри талибов не поддерживали: в этом регионе жили этнические таджики, которые недолюбливали пуштунов. Но воевать с ними не хотели.
О том, чтобы вернуться в Россию, не могло быть и речи — посольства и консульства исчезли, границы закрылись. Рахматулло считает, что если бы кто-то узнал о его намерении выехать на север вместе с женой, их, вероятнее всего, убили бы.
Продолжал торговать в лавке, зарабатывал в месяц порядка трёхсот долларов — на эти деньги жила не только его семья, но и семья его жены из восьми человек. Там такой обычай. В Афганистане жизнь намного дешевле. За газ и свет платить не надо: их там просто нет. Вскоре родилась дочь Жасмин. В Пули-Хумри уже никто не вспоминал, что Рахматуло — русский. Он говорил на дари без акцента и зарабатывал не меньше, чем многие афганцы.
— Но я каждую ночь думал, как вернуться в Россию. В Афганистане всегда будет война, всегда будут убивать за власть. Это такой народ — жизнь там ничего не стоит. Деньги только у тех, у кого власть. Я тогда еще не знал, что и в России в те годы было так же, — говорил нам Оленин.
