— Но я каждую ночь думал, как вернуться в Россию. В Афганистане всегда будет война, всегда будут убивать за власть. Это такой народ — жизнь там ничего не стоит. Деньги только у тех, у кого власть. Я тогда еще не знал, что и в России в те годы было так же, — говорил нам Оленин.
Он сам не мог сильно обижаться на талибов — те выделили ему, как и другим неимущим, дом для проживания. Но всё опять изменилось, когда талибов прогнали и в Афганистан пришли американцы. Настало, как говорят в этой стране, «смутное время», время фактического безвластия. Дом и землю у него отобрали, мы уже говорили об этом, то ли представители власти, которую теперь возглавлял Хамид Карзай — до 2004 года он был и.о. президента, затем обрёл законный статус, то ли просто вооружённые бандиты. Зато возобновились дипломатические отношения с разными странами мира, включая Россию. А тут появились мы — Рахматулло-Алексей получил возможность снова вернуться в свой родной город Отрадное.
Кстати, такую же возможность получили и его друзья по несчастью — по плену. Одним из них был тот самый Юрий Степанов, с которым они уже однажды возвращались в Россию с долларами Беназир Бхутто, — у него тоже нашлись причины вернуться. Его мусульманское имя Махубулло, но в селении, где он обосновался, большинство жителей зовут его просто «электриком». Он целый год в одиночку копал канал для воды длиной около полутора километров и сам построил на нём крошечную электростанцию, которая теперь подаёт электричество в окрестные дома.
Еще один бывший солдат 40-й армии — уроженец Харькова Насратулло — устроился в полицию, и по афганским меркам неплохо зарабатывал — до шестисот долларов в месяц. Когда-то его звали Николай Выродов. Были сведения, что он после своего пленения ещё восемь лет воевал — теперь уже против своих соотечественников, был у душманов подрывником. Говорили, что за ним числится много всякого, но сам Насратулло об этом никогда не распространялся. У него, так же как и у Махубулло, есть семья и дети в Афганистане.
Когда поисковая группа из Комитета воинов-интернационалистов и наша съемочная группа встретилась с ними, выяснилось, что каждый для себя всё уже решил. Николай Выродов никуда ехать не собирался — говорил, что привык здесь, родные не хотят уезжать в другую страну, и вообще его здесь всё устраивает. Скорее всего, не хотел, чтобы в России всплыли наружу его подвиги в качестве душманского подрывника.
Юрий Степанов тоже колебался — в итоге он всё-таки уедет на родину, но это произойдёт лишь через два года, в 2006-м.
Вот и получилось, что по-настоящему готов к отъезду оказался один Рахматулло-Алексей. Его решение на этот раз оказалось бесповоротным — не так, как десять лет назад. Теперь он твёрдо знал, что должен жить там, где родился. Его жена и дочь — тоже. Для Наргиз, как и для всякой восточной женщины, слово мужа было законом, и она без колебаний собралась в далёкий путь, в загадочную северную страну. Слышала, что там зимой бывает холодно, поэтому взяла с собой кофточку в полной уверенности, что такая одежда спасёт её от любого мороза.
Открой нам, Россия, объятья свои…
Мы вели съёмку и во время встречи Алексея, Наргиз и Жасмин в Отрадном. Их встречали так же, как и десять лет назад встречали одного Алексея, — слезами радости, объятиями и праздничным застольем. Всё было так же, как в 1994 году, вот только люди за столом постарели на десять лет. И ещё не было среди встречавших матери — она не дождалась. Повторно потеряв связь с сыном, она ещё несколько лет рассылала запросы, пыталась найти его во второй раз… Потом сердце не выдержало.
Отец Алексея пытался перед камерой рассказать, как он рад видеть сына живым и здоровым, пусть столько пережившим, но всё же вернувшимся, но надолго его не хватило, и пожилой мужчина ушёл в другую комнату, где залился слезами радости и горечи одновременно.
За столом иногда кто-нибудь, забывшись, предлагал Наргиз вина. Она теперь в таком же положении, как её муж двадцать два года назад, — в чужой стране. Только пленному солдату Оленину, в отличие от неё, совсем не на кого было рассчитывать.
Встреча осталась позади, впереди — жизнь. И вновь, как когда-то в Афганистане, Алексею Оленину предстояло начать жить с нуля, в совершенно новой и не во всём понятной для него реальности. Он с любовью вспоминал свою ушедшую из жизни маму, которая всегда заряжала окружающих неистощимым оптимизмом, верила в лучшее. И смогла передать эту веру сыну. Поэтому, считает Алексей, ему и удалось выжить на чужбине, и всем своим товарищам по плену он всегда старался придать бодрости, поддерживал, старался поднять настроение.
Слава богу, решился вопрос с жильём — городская администрация выделила семье вчерашнего мухаджира, вернувшегося на родину, однокомнатную квартиру. Конечно, с голыми стенами и требующую ремонта, но всё же — собственное жильё.
Правда, для афганцев такое жильё выглядело непривычным, у них в каждом доме обязательно есть мужская и женская половины, пусть даже по три метра каждая. Но Наргиз привыкла слушаться мужа и приняла новую реальность такой как есть.
Крошка Жасмин с любопытством разглядывала игрушки, которых на своей прежней родине никогда не видела. Алексей говорил, что переехал в Россию в основном из-за неё, не хотел, чтобы его ребёнок рос и жил в каменном веке.
Афганистан многому научил Алексея, и годы, проведённые там, он не считает потерянными.
— Я научился понимать людей — это возможно только в нечеловеческих ситуациях, я в такой и оказался. Теперь я знаю, что такое человек, лишённый всего и вынужденный выживать там, где жить невозможно. Бог для чего-то послал мне все эти испытания, и я обязан их выдержать. Переезд в Россию — ещё одно звено в этой цепочке, ещё одна проверка на прочность. Что ж, будем надеяться и верить.
Ещё Алексей сказал, что если бы ему не довелось пережить всего того, что пережил, он мог бы на всю жизнь остаться в душе ребёнком. Трудности закалили его и сделали мужчиной. Могло ли всё быть иначе? Алексей иногда просматривает кассету с записью, сделанной домашней видеокамерой, где запечатлена его счастливая мама весной 1994 года, когда она спустя двенадцать лет увидела сына, который совсем скоро вновь исчез из её жизни, и дождаться повторной встречи с ним женщине было не суждено. При этом на его глазах часто выступают слёзы.
Официально оформить своё возвращение в Россию оказалось делом непростым. Каждое утро Алексей начинал с хождения по учреждениям, где выдают справки. Чтобы оформить малышку Жасмин в детский сад, нужна справка о её рождении, а такой нет, их в Афанистане не выдают. Чтобы оформить брак с гражданкой Афганистана, необходимо документально доказать, что она не состоит в другом браке. И многое-многое ещё. Да и самому Алексею необходимо было восстановить массу документов — от военного билета до водительских прав.
Когда мы в очередной раз с ним встретились, он сказал, что военный билет восстановить ему удалось, но вот льгот как воину-интернационалисту ему, оказывается, не положено. Во всяком случае, по документам. Права на вождение машины вот-вот восстановятся, но неизвестно, как там будет дальше — ведь за рулём он не сидел с тех пор, как попал в плен.
В первый день своего возвращения в Отрадное Алексей привёл жену Наргиз на речку, где он мальчишкой таскал из воды окуней. Это любимый уголок родной земли напоминал ему детство, когда вся жизнь была впереди и хотелось верить только в лучшее и светлое.
И потом, устав от хождения по кабинетам чиновников, он стал иногда приходить сюда с удочкой — словно надеясь, что у тихой речушки к нему вновь вернутся душевный покой и равновесие. Вот только, как он сам говорит, слишком много воды утекло в этой речке за прошедшие годы и клёва такого, как в далёкие детские годы, уже нет.
Встретились мы со своим героем в ещё один из драматических моментов, на которые столь богатой оказалась его жизнь. Любимая жена Наргиз сильно заболела — так, что он даже испугался за её жизнь. Возил по врачам — не помогло. Сама Наргиз была уверена, что на неё навела порчу её родная мать за то, что она уехала в Россию. Значит, единственно возможный для неё выход — это вернуться в Афганистан. Разубеждать её было бесполезно — афганцы безоглядно верят в колдунов и колдуний, которые, по их мнению, есть в каждом селении, — мать Наргиз одна из них. И вот Алексею пришлось провожать жену и дочку в аэропорт.
В разговоре с нами он высказался так:
— Слёз нет, сил нет плакать. Но внутри такая горечь, что никакими словами не выразишь. И она тоже, Наргиз, чувствует себя так, будто её перетирают между двух камней — не хочет уезжать от меня, но не может здесь оставаться. Что ж, буду ждать, чем это кончится — у меня вся судьба из крутых поворотов состоит.
В 2005 году мы вновь его навестили. Он опять занимался тем, чем жил в Афгане, — торговал на рынке, имел свой прилавок. Только если на рынке в Пули-Хумри найти его было легче лёгкого — он был местной достопримечательностью и каждый мальчишка мог показать, где найти русского торговца по имени Рахматулло, то на рынке города Самары сделать это оказалось очень непросто. С большим трудом разыскали мы торговую точку Лёши-афганца, его знали только продавцы из соседних ларьков.
