— Слёз нет, сил нет плакать. Но внутри такая горечь, что никакими словами не выразишь. И она тоже, Наргиз, чувствует себя так, будто её перетирают между двух камней — не хочет уезжать от меня, но не может здесь оставаться. Что ж, буду ждать, чем это кончится — у меня вся судьба из крутых поворотов состоит.
В 2005 году мы вновь его навестили. Он опять занимался тем, чем жил в Афгане, — торговал на рынке, имел свой прилавок. Только если на рынке в Пули-Хумри найти его было легче лёгкого — он был местной достопримечательностью и каждый мальчишка мог показать, где найти русского торговца по имени Рахматулло, то на рынке города Самары сделать это оказалось очень непросто. С большим трудом разыскали мы торговую точку Лёши-афганца, его знали только продавцы из соседних ларьков.
Историю своей жизни он почти никому не рассказывает. Считает, что не каждому дано правильно понять, через что он прошёл. Жизнь теперь проходит перед ним ежедневной чередой покупателей.
— Уезжал я ещё при Брежневе из Советского Союза. Всё тогда было совсем другим — и жизнь, и люди. Это в Афгане ничего не меняется веками, а у нас такие перемены, что страну вовсе не узнать.
Он сказал, что редко вспоминает Афганистан — не осталось о нём светлых воспоминаний. Разве что иногда всплывают в памяти люди, вместе с которыми пришлось пережить плен. Они по-прежнему числятся пропавшими без вести, их надо искать.
На такой ноте и завершился наш фильм — опять рынок, как и в первых кадрах. Только не в Пули-Хумри, а в Самаре.
Наргиз к Алексею вернулась. У них появилась ещё одна дочка — её назвали не по-афгански — Кристиной. Спустя несколько лет после выхода в эфир нашего фильма в одной из газет появилось интервью с ним. Вот фрагменты оттуда.
— Материальная помощь выразилась в сумме 5 тысяч рублей — на косметический ремонт квартиры, и еще столько же мне выделили, когда привез семью. Мой товарищ, Юрий Степанов, который также находился со мной в Афганистане, тоже вернулся домой — в Башкирию. Местные власти ему, еще не имевшему паспорта и гражданства, сразу выделили 3-комнатную квартиру, помогли деньгами. Обещали дать и на покупку мебели.
Мне не повезло. Пытался получить жилье через Министерство обороны, ходил в военкомат, но встретил полное равнодушие. Дежурная, столь знакомая фраза: «Мы тебя в Афган не посылали». Что же, я сам туда поехал? Сам в плен сдался?..
Ипотека мне тоже не светит. Хоть мы и молодая семья, но жена не имеет гражданства, не работает. Кредитов мне никто не даст, да и расплачиваться будет нечем. Так что я на всю жизнь остаюсь без квартиры.
С работой тоже проблемы. В совершенстве знаю фарси, но кому в Отрадном нужен переводчик? Пойти водителем на производство? Зарплата не та, да и возраст такой, что устроиться уже трудно. Придется вставать на ноги самому. Помогли родственники, удалось привлечь кое-какие свои сбережения. Вернулся на знакомое поприще — коммерцию. Стал торговать на рынке. Барышей особых нет, но семью кормлю и сам себе хозяин.
— Получается, что, вернувшись на родину, встретил непонимание и безучастие. А на чужбине случалось получать поддержку?
— Конечно. У них есть что-то вроде наших церквей — маджиды, где вся община собирается на молитву. Она знает про всех в округе и плохое, и хорошее. Ведая о моей нужде, простые крестьяне мне помогали. Убирая урожай, делились рисом, пшеницей — всем, что выращивали сами. У меня появлялись даже излишки, которые я продавал, выручая деньги на иные нужды.
— Не было опасений, что тобой заинтересуются уже наши спецслужбы?
— Они прекрасно знали, что со мной произошло. Да, я был в плену, но против своих не воевал.
— Были и такие?
— Да, я лично знал трех украинцев, которые добровольно перешли на сторону афганцев. Причины разные. У одного автомат украли, когда он на посту вздремнул. Может, пацаны подшутить хотели, но он испугался тюрьмы и сбежал. Некоторые не выдержали издевательств старослужащих и стали открыто воевать против советских войск, имея свободное перемещение по всей территории республики. Иногда навещали нас как земляков с Союза.
— Как относились к вам партизаны?
— Простой народ там в большинстве своем неграмотный. Его настраивали против русских, делая из нас монстров. На нас приходили смотреть как в зверинец. Бригады по 160–180 человек в лагере менялись каждые 10 дней. Почти все бывали у нас. Я разговаривал с ними, объяснял, что мы такие же люди. Пришли не воевать, а помочь афганскому народу. Так оно и было: никто не построил в Афгане больше, чем русские.
Они задавали порой совсем наивные вопросы: что мы в России едим, как одеваемся… Думаю, что эти беседы, наше общение не проходили даром: в той местности, где мы жили, практически не было нападений на советские подразделения.
— В нашем восприятии афганец — это душман с огромной бородой и неизменным «калашниковым» в руках. Каким увидел ты их народ?
— В быту это простые свободолюбивые люди. Их жизнь легкой не назовешь. Кланы постоянно воюют с кем-то или друг с другом. За всю многовековую историю жителей гор никогда и никто не победил. Они не только прирожденные воины, но и труженики. Несмотря на все испытания, выпавшие на их долю, они оптимисты с неиссякаемым чувством юмора. Им присущи шутки, смех. В бою мужественны, без боязни идут на смерть.
— Ты прожил в Афганистане 22 года, считай, полжизни. Принял веру этой страны и жену. Не хотелось бы вернуться обратно?
— Здесь моя Родина. Поверьте, это не пустые слова. Проверить их можно, лишь оказавшись далеко от родной земли.
— С однополчанами встречался? Как они восприняли случившееся с тобой?
— Нормально. В коммунистическое время плен считался предательством. Я не собираюсь ни с кем спорить. Говорить можно что угодно. Но кто имеет право меня судить? Кто знает, ЧТО ТАМ БЫЛО?! Как сам «судья» повел бы себя на моем месте? Можно ли назвать предательством то, что я в плену лечил раненых, делал уколы и перевязки? Я Родине НЕ ИЗМЕНЯЛ.
* * *
Когда в войне с Ираком четырех американцев освободили из плена, на Родине их сделали национальными героями. Провожая Алексея, афганцы шутили: «Ты теперь тоже будешь героем!» Действительно, наши парни, вернувшись, были объектом пристального внимания прессы, их имена были на устах. Этим все и кончилось. Не думаю, что им нужно петь дифирамбы. Но необходимо помнить, что ТАМ они оказались не сами по себе, а по приказу родного государства. Они честно выполнили свой долг и вправе рассчитывать на взаимность.
Вот таким открытым до сих пор остаётся финал истории «русского афганца» Алексея-Рахматулло Оленина.
Всё чаще мы слышим сейчас, что то там, то здесь в мире крупные политические деятели, включая глав государств и правительств, громогласно заявляют о создании неких фондов поддержки и развития демократии в странах, входящих в зону интересов России. О том, что открываются всё новые и новые русскоязычные СМИ в странах Запада и многое другое из той же серии. Что всё это может означать? Я думаю — только одно. Против нашей страны ведётся напряжённая и беспощадная информационная война. И от того, кто же в ней победит, будет зависеть завтрашняя картина мира.
О том, что информация — слово устное и письменное — является оружием не менее грозным, чем холодное и огнестрельное, люди узнали давно, ещё в древности, на заре цивилизаций. Всегда существовали специально обученные лазутчики и всякого рода «подмётные письма», задачей которых было посеять смуту в стане противника, создать определённое настроение у своих и у чужих, убедить в чём-то и заставить в чём-то разочароваться, навязать те сведения, которые кому-то на руку. Шли века, и системы организации и способы подачи информации становились всё более изощрёнными и мощными, им отводилась всё большая роль, на них выделялось всё больше средств.
Холодная война во второй половине XX века была не чем иным, как состязанием мощнейших пропагандистских машин, действовавших с обеих сторон, схваткой идеологий, борьбой мировоззрений.
Сейчас информация в полном смысле слова правит миром. И технологии информационных войн выполняют множество функций. Они могут в одних случаях подменять собой реальные боевые действия, нести скрытую агрессию, служить подрывным целям. А могут — и это чаще всего — провоцировать войны и разжигать их путём умелого профессионального сопровождения, распространять губительный вирус ненависти и разрушения.
Игнорировать это явление, не придавать ему значения в современном мире невозможно. Значит, надо уметь ему противостоять. Чтобы победить врага, как давно известно, необходимо хорошо изучить его. Вот почему я в своей книге старался обрисовать те приёмы западных журналистов, с которыми приходилось сталкиваться в кризисных регионах земного шара, которые приходилось наблюдать и которым мы были готовы противостоять.
