Мы ищем оленей. Рыжий мерин Колчак тащит по снегу сани с тремя охотниками. Снаряжение у охотников необычное: винтовка, фотографический аппарат и ящик с синим ветеринарным крестом. По снегу сани ползут легко. Но взбухшая и потемневшая дорога уже не держит. Местами Колчак бредет по брюхо в воде. Сани плывут, как лодка. Остановки. Колчак отдыхает, а мы выливаем из сапог воду. На пригорках другая беда: снег кончается, и сани ползут по дороге, усыпанной прошлогодними желудями и листьями. На дороге сидят лимонного цвета бабочки, и теплый воздух струится волнистым маревом. Впору идти босиком. Сапоги стали тяжелыми. Хочется сесть на горячий пень и слушать, как на невидимой нитке над поляной опускается жаворонок. Но мы ищем оленя и потому сами плетемся и Колчака погоняем.
Олени серыми тенями движутся под березами, прыжками пересекают поляну. Олений след у нас на глазах наливается темной водой. Олени не очень боятся нашей экспедиции. Их дикую бдительность усыпляет Колчак. Все звери не очень боятся автомобилей и лошадей. Но стоит нам выпрыгнуть из саней – серые тени исчезают в сосновой чаще. Мы уже видели любопытного олененка. От нас в двадцати шагах он перепрыгнул лесную протоку, полюбовался своим отражением в луже, перескочил старую изгородь, и только потом его белое зеркальце запрыгало в дубняке. Почти вплотную Колчак подвез нас к оленьему стаду возле прикормки. В марте лесники повалили в глухих кварталах осины. На горькой осиновой корке олени продержались до первых проталин. Они и теперь еще топчутся у обглоданных до белизны веток. Нам нужен хороший самец: чтоб и рога, и стать, и чтобы телом не шибко худой.
У лесного пруда за поленницами березовых дров видим трех рогачей. Они давно уже заметили Колчака, но мы прилегли на санях и подобрались к березовым кладкам шагов на двести. В бинокль хорошо видно: олени крутят ушами, готовы бежать, но не бегут. Любопытство дает знания, а больше знать будешь – легче выживешь.
– Стрелять надо среднего, – шепчет Владиль…
Краешком глаза я вижу, как он медленно поднимает винтовку, кладет ствол мне на плечо, лезет в карман за патроном…
Выстрела почти не слышно. Вижу: средний олень дернул задней ногой, как будто его ущипнули, и все трое не очень быстро побежали в заросли диких яблонь и чернокленника. Мы в санях и бровью не повели. Двести шагов – немало, но Владиль метко стреляет. Владиль достает сигарету, подносит спичку, не отводя в то же время глаз от минутной стрелки. Через двенадцать минут мы вскочим и побежим по оленьему следу в заросли яблонь и чернокленника. А сейчас надо сидеть спокойно. Двенадцать минут надо ждать. За это время я расскажу, в чем суть нашей охоты.
Четыре года назад в Африке, у экватора, мы сидели в засаде на буйволов и слонов. Надо было сфотографировать. Слоны могли перейти в атаку. На этот случай мы держали карабины с утяжеленными пулями. Нас провожал местный охотник Али Фарах. Старику было под семьдесят, и мы только из уважения к возрасту не смеялись над его луком и стрелами. Слоны – и стрелы! Умный Али понял наши улыбки и объяснил: «Быстро остановить слона не могу. Но эта стрела убивает жирафа, слона, буйвола, человека». Али отвернул ремешок и показал наконечник стрелы. Потом мы увидели действие яда. Али сделал порез на руке и окунул стрелу в ручеек крови. Кровь на глазах стала чернеть.
Индейцы в Южной Америке для охоты делают яд из растения кураре. Этот яд не трогает крови, но жертва теряет способность двигаться. Ученые в лаборатории долго не могли узнать секрет кураре. Но в тридцатых годах был синтезирован порошок. Зоологи попытались ловить животных с помощью яда…
Не спешите говорить, что это жестоко. Я видел, как ловят оленей сетями. Десяток людей гонит стадо по лесу. Неделя дорогой и тяжелой работы. Результат – пойманы три оленя. Столько же погибло от разрыва сердца и от ушибов. Одного из людей в больницу пришлось отправлять. Ловля крупных зверей для зоопарков, для переселения в другие места всегда была делом сложным и дорогим. Воронежский заповедник уже много лет отправляет оленей в лесные районы Прибалтики, Украины и Средней России. И каждый раз при ловле почти половина оленей гибла. Молодой зоолог Владиль Комаров стал искать новый способ ловли зверей. Опыт американцев говорил: надо заряжать в ружье маленький шприц. Но шприц громоздок и дорог и дальше сорока шагов не летит. Американцы пытались снаряжать специальные пули – зверь погибал от слишком быстрого действия яда. Что же, вернуться к сетям и ловушкам? Два года Владиль Комаров потратил на поиски нужного яда, нужной дозы, придумал специальную пулю. Вот на ладони четыре патрона. По виду не отличишь от обычных малокалиберных…
– Двенадцать минут!..
Прыгаем из саней и бежим по следам. Три глубокие цепочки в снегу. Две капли крови. Промаха не было, но рана от легкой пули маленькая – две капли крови. Березняк, поляна с кустами. Видим оленей. Они нас не видят. Олени заняты странным поведением друга. Он почему-то прилег, странно качнул головой в сторону… Два оленя шарахнулись в чащу – звери боятся всего непривычного.
Подходим шагом. Все дальнейшее занимает пятнадцать минут. Промыта и залита йодом рана. Мягкой веревкой связаны ноги. Подошла лошадь…
На мягком сене в санях олень по-прежнему недвижим. Едем в усадьбу. Последний день сани могут идти по лесу. Желтая с рыжей травою земля. Вода. И только местами снег. Выбираем эти снежные острова и едем напрямик, бездорожьем. Вечерний лес наливается синевою. Над снегом в ложбине стоит туман. Голова лошади плывет над туманом, саней не видно.
Пахнет весной…
Минуты две стоим под березой. Не замечая людей, вечернюю зарю провожает скворец: трепещут вороненые, в серых пятнышках крылья, не умолкает, пока красная полоса не скрывается в сырых облаках. Пахнет прелыми листьями, землей, сыростью. Оленя эти запахи тоже тревожат. Очухался. Раздувает ноздри, попытался вскочить… Уже недалеко до усадьбы. Мост через реку. Черный ольховник, залитый водою. Лай собак в темноте.
В маленькой загородке снимаем с оленя путы. Олень вскакивает, озирается, нюхает сено в кормушке. Рядом в таких же загонах – его собратья. Наш олень – пятьдесят девятый по счету, пойманный с помощью маленькой пули…
В полночь, после разговора за чаем, мы с Комаровым пошли проведать загон. Кричат в темноте совы, хлюпает грязь под ногами, на реке шуршит ледоход. В этих звуках Комарова больше всего радует чавканье в загородке – олень ест свеклу.
– Чавкает – значит, будет и бегать…
Бегать оленю придется теперь уже в брянских лесах.
Воронежский заповедник. 4 апреля 1965 г.Его зовут Георгий Георгиевич. Вот он на снимке. Два молодых лося ласкаются к нему, как верные собаки. Он приручил лосей. Он и с волками уходит в лес, и вопреки пословице «как волка ни корми…» звери возвращаются к человеку, стоит ему только подать голос. Вы, наверное, видели фильм «Верьте мне, люди» и помните сцену: волки нападают на бежавших из лагеря заключенных. Это он готовил зверей для съемок. Он заходит в клетку, где живет рысь, остается один на один с медведем. Это его работа. Он директор зоологической базы и дрессировщик. Ему пятьдесят два года. Последние восемь лет я знаю этого человека. Мы подружились, и я, кажется, знал все о его прошлом. Он родом из Кирова. Двенадцати лет стал ходить на охоту. Однажды попал в лапы медведю и не погиб потому только, что был хладнокровным – под медведем сумел приподнять ружье и выстрелил зверю в пасть. После этого, истекая кровью, он шел по тайге двадцать четыре версты, и только на пороге дома силы его покинули. В лесном поединке с браконьерами он получил пулю в бедро, а после операции снова пошел по следам браконьеров. Он побывал во многих зоологических экспедициях. Ловил архаров в Китае, ездил в Норвегию за бобрами, был в Турции и Финляндии.
Студентом Шубин ушел добровольцем на фронт. После войны был директором Печерского заповедника. Тут надо бы не спешить и рассказать подробно о десяти годах «печерской работы». С ученым Кнорре он попытался приручить лосиное стадо. И дело пошло на лад. На лосях уже возили в тайгу провиант охотникам, доили лосей. Научный эксперимент сулил большую хозяйственную выгоду, но, как это часто случалось, хозяйственники как раз и не дали дороги новому делу: «Свиней не знаем, как уберечь, а вы тут с лосями…» Я встретил Шубина во Владимирской области, где зверей готовят сниматься в кино. Мы по многу часов говорили за столом, у костра, в поезде по дороге в Москву. Должен сознаться: того, о чем сейчас расскажу, я не знал до последнего месяца. Может, и теперь не знал бы, каким человеком Шубин был на войне, если бы не письмо генерала: «Товарищ корреспондент, в заметке у тебя поминается фамилия человека. У нас в дивизии был разведчик… Не тот ли Шубин? Это был большого таланта разведчик. Пришлите, пожалуйста, адрес». И подпись: генерал А. Хвостов.
