В Лиссабоне де Круц научился не только торговать. Он понял, что заморин не такой уж могущественный повелитель. Португальский король был сильнее. И подданный заморина принял христианство и стал синьором де Круц. Золотой крест украсил его грудь. Король Португалии заинтересовался предприимчивым индийцем.
Де Круц вернулся в Каликат коммерческим королевским советником при заморине. Заморин весьма холодно встретил новоиспеченного христианина и советника, и де Круц понял, что ему нечего рассчитывать на прежнее покровительство. Но новые хозяева были рядом, на Малабаре. Они расширяли свои территории, строили крепости, мадонна с крестом победно шла по побережью. Поблескивая пушками, португальские каравеллы швартовались в Кочине, Каннаноре, Гоа. Де Круц не ошибся в своих надеждах на помощь новых хозяев. Он начал собственное дело. И опять корабли де Круца стояли в гавани Кочина.
Однако неудачи стали преследовать его. Корабли де Круца гибли один за другим. Португальский фактор в Кочине очень неохотно предоставил последний заем: португальцы не любили неудачников. А потом случилось самое страшное и непоправимое. Он навсегда запомнил эту ночь — ночь кораблекрушения. Тогда погибли его жена и дети. Самого его выбросило волной на скалистый берег. Он потерял все и едва добрался до Кочина.
На бледных губах кочинского фактора играла презрительная улыбка. Фактор назвал его неудачником и потребовал вернуть долг. У де Круца подкосились ноги, и он рухнул к начищенным ботфортам португальца. Тот был неумолим. Солдаты пинками подняли купца с пола. Они тащили де Круца по улицам Кочина и кричали: «Расступись — черномазого королевского советника ведем в его дворец!» Прохожие испуганно шарахались. Некоторые узнавали его, но он не заметил сочувствия на их лицах. А потом тюрьма. Он потерял счет дням и ночам.
Де Круц был по природе энергичен и изворотлив. Среди португальских капитанов были люди, которые помнили его услуги. Ему удалось передать через них письмо королю в Лиссабон. Король вспомнил сметливого услужливого индийца. Королевский указ гласил: «Верноподданного христианина Жоао де Круца из тюрьмы освободить и дать два года отсрочки для уплаты долгов».
…Он узнал, что около мыса Коморин можно хорошо заработать на торговле лошадьми. На этом деле он прогорел, но ему удалось выяснить кое-что поважнее: о неудачах португальцев с жемчужным ловом. Де Круц действовал решительно. Он отыскал короля парава: плыл от острова к острову и наконец напал на его след. Король утратил свое величие. Он жадно слушал де Круца.
― Никого нет сильнее португальцев, только их защита спасет парава и ваши богатства, — вкрадчиво говорил де Круц.
Король закрывал глаза и качал головой.
― Божественная могущественная покровительница руководит португальцами. Ее символ — крест — уже сияет над Малабарским побережьем. Ваше достоинство как правителя будет восстановлено. Парава снова будут приносить жемчуг из океана.
Через несколько дней делегация из пятнадцати парава отправилась в Кочин. Викарий епископа Гоа[21] Ваз крестил их. Делегации была обещана вооруженная защита. Де Круц был принят португальским вице-королем. Его заслуги оценили… Все это произошло в 1532 году.
А через некоторое время к Тутикоринскому побережью вновь пристали вооруженные португальские каравеллы. Вместо солдат на берег сошли католические священники в белых длинных рясах. Под защитой морских пушек священники крестили измученных парава. Им вешали на грудь кресты и медальоны с изображением никогда не виданной ими женщины — мадонны. Священники принадлежали к ордену иезуитов. Они посмеивались над капитанами и солдатами: крест оказался сильнее шпаги и пули.
Королю парава пожаловали исключительное право носить золотую цепь с крестом — символ знатного происхождения. К его новому португальскому имени добавили дворянскую приставку «дон».
Парава снова вышли на лов жемчуга. Теперь чужеземные пушки возвещали его начало. Корабли португальского короля защищали парава от муров. А за это приходилось платить жемчугом. Четверть улова — королю Португалии, четверть — капитанам и солдатам со сторожевых каравелл, четверть — отцам-иезуитам. Оставшаяся четверть делилась между королем парава и старейшинами.
Ныряльщикам опять ничего не доставалось. Мадонна не помогала. Надежды парава не оправдались. Назревало недовольство. Вечерами иезуиты в белых рясах дрались в тавернах с солдатами за жемчужины. Парава презрительно отворачивались от святых отцов и срывали с себя кресты и медальоны. Вновь обращенная паства выходила из повиновения. Солдаты не могли справиться с недовольными. Жемчужный промысел снова оказался под угрозой. Тревожные донесения начали поступать во дворец вице-короля в Гоа. «Стройте крепость, — последовал ответ. — Превратите Тутикорин в военный центр ловли жемчуга».
Тогда встревожились иезуиты. Крепость и военный гарнизон развяжут руки капитанам. Они захватят весь жемчуг. Тайный гонец был послан в ставку епископа, в Гоа. Инструкции епископа гласили: постройку крепости допустить нельзя. Святые отцы стали плести сложную цепь интриг. В нее были вовлечены король парава, старейшины, простые ныряльщики. Постройка крепости пугала и их. В любом случае этому надо было сопротивляться.
Крепость не была построена. Иезуиты спасли свой жемчуг, но парава отказывались спасать свои души. Церковь, построенная в Тутикорине, пустовала. Парава стали вспоминать старых богов. Влияние католических священников катастрофически падало. Отцы-иезуиты, прославившиеся стяжательством, не могли восстановить это влияние. Нужен был человек, не причастный к ограблению и обману парава. Но он должен был быть иезуитом. Индийский жемчуг занимал в интересах ордена не последнее место.
…В один из майских дней 1542 года с корабля на землю Гоа сошел человек. Он был бос, на худых плечах болтался рваный балахон. Голубые глаза прибывшего смотрели пристально и неприязненно на толпу португальских офицеров, капитанов и церковников, пришедших его встречать. Крылья тонкого носа с горбинкой нервно вздрагивали. Изукрашенный паланкин с четырьмя темнокожими носильщиками ждал его. Он поднял два пальца в крестном знамении и теперь уже, не глядя ни на кого, быстрыми шагами прошел сквозь толпу, почтительно расступившуюся перед ним. Он обогнул паланкин, оказавшийся на его пути, и спросил, где госпиталь. Ему показали. В госпитале содержались прокаженные. Он стал на колени перед одним из них и обмыл ему ноги, покрытые страшными гноящимися язвами. Последовавшие за ним капитаны и иезуиты толпились в дверях, толкая друг друга. Иезуиты вздыхали и восторженно закатывали глаза.
Человек, склонившийся над язвами прокаженного, был папский нунций Ксавье. В прошлом блестящий придворный короля Наваррского, затем сподвижник основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы, Ксавье прибыл в Индию со специальной миссией. В одежде Ксавье было зашито письмо португальского короля к вице-королю Гоа с приказом оказывать всяческое содействие папскому представителю. Папа облачил его властью над всеми португальскими церквами и миссиями на Востоке.
Через некоторое время папский нунций появился на Тутикоринском побережье. Титукоринские священники жаловались ему на несговорчивость и строптивость парава. В первой деревне парава, которую он посетил, жителей не оказалось: они снова отсиживались на островах. В других деревнях, узнав, что он иезуит, с ним не хотели разговаривать. Все же ему удалось крестить там нескольких детей. Но чего это ему стоило…
Босой, в рубище Ксавье ходил по улицам Тутикорина. Он звонил в медный колокольчик, и дети, привлеченные необычным зрелищем, бежали за странным незнакомцем. Ксавье клал руки на их черные нечесаные головы, бормотал непонятные слова и заставлял повторять за собой. Это были молитвы. Сначала детям нравилась такая игра, потом они стали бояться этого странного европейца. Но он находил их и вновь заставлял бесконечно повторять молитвы. Он велел детям читать молитвы взрослым. Те не смели ослушаться. Голубые холодные глаза чужестранца начинали приобретать над ними власть. Нервное подрагивание крыльев тонкого носа не предвещало ничего хорошего, и дети покорно выполняли то, что говорил Ксавье.
Взрослые заинтересовались проповедником. Он не дрался за серебристые жемчужины, и его глаза оставались холодными при виде жемчужного улова. Это удивляло и притягивало. Потом стало известно, что проповедник в рубище посетил острова, где нашли ненадежное убежище непокорные парава. Он привез им еду и уговаривал вернуться и продолжать свой промысел. Он старался примирить потерявших надежду парава с их хозяевами-грабителями и Христом. Отчаяние и голод помогали папскому нунцию. Его личное бескорыстие хорошо служило интересам ордена иезуитов. Он собирал вечерами измотанных тяжким трудом ныряльщиков, систематически недоедающих и недосыпающих, и заставлял их повторять, что они верят в священное писание. Они отвечали хором, сложив руки на груди, что они верят, и повторяли за ним: «Иисус Христос, сын божий, даруй нам милость любить…» Любить португальских капитанов, забиравших у них жемчуг, любить отцов-иезуитов, обманывавших их…
