То, что происходит нечто странное, стало понятно уже 20 августа: заговорщики откровенно теряли время в томительном бездействии. В любой момент в течение двух дней они могли захватить Белый дом, арестовать Ельцина и отпраздновать победу. Но они этого не сделали.
В таком государственном образовании, как Союз ССР образца начала 90-х, важным фактором политики было то, что Робеспьер именовал «гидрой федерализма»: децентрализованность государства приводит к тому, что вместо срубленной головы отрастает новая. И вместо снесенной головы Михаила Сергеевича очам путчистов представилась еще более для них неприятная голова Бориса Николаевича: «раскольник» Ельцин получил возможность беспрепятственно добраться до Белого дома, погасить панику в рядах сторонников и приступить к организации сопротивления.
Еще один парадокс августовского путча в том, что под различные статьи УК дружно подвело себя практически все союзное руководство: силовые структуры (верхушка армии, МВД и КГБ), власть исполнительная (Кабинет министров), власть законодательная (Лукьянов и «союзники») и власть партийная (верхушка КПСС). А когда вся верхушка государства, состоящая либо из преступников, либо из их пособников, терпит от народа сокрушительное поражение, такое государство не может устоять. Все руководство государства проваливается в политическое небытие, и из политического вакуума возникает некоторое другое государство. Оно и возникло, причем не одно.
Над Кремлем – триколор, Россия – международно признанная политическая реальность. По конфиденциальным сведениям, на исходе путча глава одной из ведущих европейских держав говорил в ходе консультаций по кризису: «Советского Союза больше не существует, мы не говорим об этом, только чтобы не обидеть Горбачева».
Так что у Горбачева были основания обзывать «спасителей державы» самыми экспрессивными словами.
Еще больше оснований для этого у него появилось после возвращения в Москву. Президент СССР переменил свой статус, но не очень сильно: из рук большевистских революционеров он перешел в руки революционеров антибольшевистских. Опереться ему было не на кого: союзной власти больше нет, президентской команды, по сути дела, тоже. Еще 22 августа Горбачев пытался как-то остановить лавину, но уже 23-го на встрече с российскими депутатами, понимая, что против рожна не попрешь, он фактически согласился с идущим на его глазах новым, теперь уже настоящим переворотом, призывая лишь, «чтобы все шло законным путем». Уступки следовали за уступками: вечером 24-го Горбачев распустил союзный Кабинет министров, отказался от поста генсека КПСС, а ЦК КПСС объявил о самороспуске.
Здание ЦК на Старой площади было опечатано, партийное имущество национализировано, здание КГБ оскоплено: с Лубянки убрали памятник Железному Феликсу. «Ум, честь и совесть нашей эпохи» решил сыграть ва-банк – и проиграл. Ничего не поделаешь: перестройка кончилась, началась политика без дураков.
Союз развалился республик свободных
Программные документы путчистов не оставили никаких сомнений в их намерениях: прежде всего они стремились восстановить связь союзной бюрократии и партийных структур, покончить с демократическим руководством России и резко ограничить суверенитет республик.
Республиканское руководство повело себя по-разному. Часть республик осудила действия путчистов и отказалась подчиняться их приказам уже в первые часы, другие предпочли политику пассивного выжидания. Наконец, руководство некоторых республик явно склонялось к поддержке ГКЧП.
В любом случае ГКЧП (точнее, неудача путча) в массовом сознании самым тесным образом связан с развалом СССР. На самом деле это не совсем так. Во всяком случае, Литва и Грузия объявили о своей независимости еще до путча – 11 марта 1990 года и 9 апреля 1991 года соответственно. Процесс распада СССР начался, конечно, не в августе, а гораздо раньше.
ГКЧП лишь ускорил его, дав республикам легитимный повод окончательно выйти из-под контроля союзного Центра.
Прибалтийские республики и Молдавия мгновенно определили действия путчистов как попытку государственного переворота и отказались исполнять требования ГКЧП. Противники правительств прибалтийских республик – местные филиалы КПСС, КГБ, ОМОН, Интердвижение, директора крупных союзных предприятий – перешли на сторону ГКЧП. В Молдавии было запрещено распространение девяти «гэкачэпистских» центральных газет. В Приднестровье и Гагаузии деятельность ГКЧП одобрили – возникла база для долговременного вооруженного конфликта.
Мгновенно отреагировал на наступление компартии и армии президент Кыргызстана Аскер Акаев, опирающийся в значительной мере на демократов. Он усилил охрану своей резиденции, блокировал входы и выходы в корпус ЦК КПСС, телеграфа, гостелерадиокомпании. Акаев осудил военно-партийный путч, заявил о своей полной поддержке Ельцина и обратился к мировому сообществу.
Армения и Грузия заняли явно выжидательную позицию. Лишь когда исход сражения стал очевидным, эти республики приняли сторону победителя. Тер-Петросян даже обвинил Горбачева в том, что тот довел страну до военного переворота, и заявил, что Ельцин – это единственный человек, способный править страной.
Украина и Казахстан, возглавляемые «суверен-коммунистами» Леонидом Кравчуком и Нурсултаном Назарбаевым, также заняли выжидательную позицию. В 16 часов 19 августа Кравчук заявил по украинскому ТВ и радио, что ВС республики «нужно время, чтобы разобраться во всем». Двое суток заседал Президиум ВС Украины, определяя свое отношение к образованию и действиям ГКЧП, но так и не осудил военный переворот. В свою очередь, отстранение Горбачева и введение чрезвычайного положения Назарбаев 19 августа мягко назвал «не предусмотренными Конституцией актами». Лишь к моменту подавления путч был недвусмысленно осужден Казахстаном.
В тех республиках, где компартии относительно прочно контролировали власть (Белоруссия, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан, Азербайджан), никакого переворота и не происходило. Как обычно, работали все предприятия, организации и учреждения, а руководители республик ограничились призывами к дисциплине и порядку. Они выполнили все распоряжения ГКЧП, хотя не все официально его признали.
Естественно, все это было декорировано соответствующим набором высказываний.
Председатель ВС Белоруссии Дементей в первый день путча заявил, что Горбачев психологически исчерпал себя. «Перестройка, породившая надежды на демократическое возрождение советского общества, зашла в тупик», – такими словами начал Ислам Каримов свое выступление на встрече с партийно-хозяйственным активом Ташкента поздно вечером 19 августа. Находясь в Иране, президент Азербайджана Аяз Муталибов сделал заявление: «Мы приветствуем развитие событий в СССР». Особенно обрадовал азербайджанское руководство тот факт, что чрезвычайное положение введено и для Армении, – его шансы решить карабахскую проблему в свою пользу резко подскочили.
В целом же путч сорвал подписание нового Союзного договора, и республики начали одна за другой заявлять о выходе из Союза. 20 августа – Эстония, 21 – Латвия, 24 – Украина, 27 – Молдавия, потом – Азербайджан, Узбекистан и Киргизия, а осенью – остальные республики. Ни одна из республик не выполнила при этом всех процедур, предписываемых законом СССР от 3 апреля 1990 года «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из состава СССР».
8 декабря 1991 года главы Белоруссии, России и Украины в Беловежской пуще констатировали, что СССР прекращает свое существование, объявили о невозможности образования Союза Суверенных Государств (ССГ) и подписали Соглашение о создании Содружества Независимых Государств (СНГ). По версии Б. Н. Ельцина, Беловежские соглашения не распускали СССР, а лишь констатировали его фактический к тому моменту распад.
Камикадзе XXI века // 11 сентября
Вторник, 11 сентября 2001 года. Четыре взрыва, прозвучавшие в этот день в Нью-Йорке, Вашингтоне и окрестностях Питтсбурга, без преувеличения, потрясли мир. Как получилось, что террористам удалось захватить сразу несколько гражданских самолетов? Почему власти единственной мировой сверхдержавы оказались к этому не готовы? Могли ли они вообще что-то сделать? И вообще, если можно протаранить самолетом с пассажирами Всемирный торговый центр и Пентагон – в каком мире мы живем?
Пролог
Утром 11 сентября практически одновременно четыре группы террористов готовились к посадке в самолеты в трех крупных аэропортах Восточного побережья США. Первая группа стояла в очереди на посадку на борт самолета «Боинг-767» авиакомпании American Airlines, который в 7.45 утра должен был вылететь из бостонского аэропорта имени Логана в Лос-Анджелес.
У соседней стойки авиакомпании United Airlines вторая группа террористов ожидала посадки на борт точно такого же «Боинга», который должен был вылететь в Лос-Анджелес в 7.58.
