Облицовка стен здания, внутренняя отделка требовала еще не менее двух лет. Отсюда ясно, что даже при удачном стечении обстоятельств огромное здание могло быть сдано в эксплуатацию не ранее чем в 1947 году.
Поэтому возникло желание получить от колоссального долгостроя хоть какую-то отдачу в ближайшее время. Об этом говорит явное форсирование работ по стилобату со стороны Волхонки. Видимо, это уже само по себе гигантское сооружение (высота – 70 метров, длина – около 150 метров) намечалось к первоочередной сдаче в эксплуатацию, что позволило бы перевести в новые просторные, удобные, оснащенные по последнему слову техники помещения аппарат Верховного Совета, Совета народных комиссаров, получить залы для собраний и церемоний, пусть и не столь объемные, как Большой и Малый залы Дворца.
Возможным, хотя и маловероятным дальнейшим развитием событий могло стать прекращение (или длительная приостановка) работ по высотной части. В этом случае Москва вместо величественного Дворца получила бы его фрагмент, пусть сам по себе и неплохой, но выглядевший довольно нелепо, поскольку не рассчитывался на роль самостоятельного здания.
Прецедентов имелось достаточно. В условиях резкого сокращения финансирования гражданского строительства ведомства и предприятия, ранее заказывавшие зодчим проекты огромных и прекрасных жилых комплексов, теперь быстро возводили в качестве первой очереди какой-нибудь простенький боковой корпус, а центральные (самые высокие, самые нарядные, самые сложные) части ансамблей оставляли до лучших времен, надежды на наступление которых оборвала война.
Дела могли пойти и иначе. Начнись война не в 1941-м, а, скажем, в 1943 году, каркас основной башни был бы, скорее всего, смонтирован почти наполовину. В отличие от стилобатных конструкций разбирать его вряд ли бы стали (слишком сложно и дорого), а потому далеко продвинувшееся строительство могло возобновиться уже в первые послевоенные годы.
Помимо высотной части, серьезную проблему представляло собой и строительство Малого зала. Здесь основные трудности имели не инженерный, а экономический характер. Малый зал замышлялся на месте квартала, ограниченного Метростроевской улицей, Соймоновским проездом, Курсовым и Обыденским переулками. Застройку квартала составляли более сорока домов, среди которых имелись настоящие гиганты для Москвы начала XX века – семиэтажные доходные дома, а также совсем свежие жилые корпуса, выстроенные в конце 1920-х годов. Сносить их было жалко, а потому рассматривался вопрос их передвижки. Однако расчистка новых мест для передвигаемых зданий требовала новых сносов – фактически запускалась цепная реакция. Тщательный расчет экономической эффективности показал, что снос и строительство новых домов для выселяемых будет стоить 44,1 миллиона рублей, а передвижка – 44,8 миллиона. Решение проблемы освобождения территории для Малого зала явно зашло в тупик.
Еще одна трудность была связана с древним ручьем Черторыем, протекавшим по линии современных Гоголевского бульвара и Соймоновского проезда. Его давным-давно упрятали под землю, забрали в трубу, однако ставить над старым и ветхим коллектором солидный объем Малого зала было невозможно. Требовались работы по отводу подземного ручья – фактически сооружение нового коллектора между 2-м Обыденским и Савельевским переулками. Работы начались в 1940 году и шли медленно из-за плотной застройки территории. Под домами трассу приходилось прокладывать с помощью проходческих щитов[171].
Строительство тормозилось и множеством технических проблем, которые не интересовали увлеченных своим грандиозным замыслом зодчих, но встали во весь рост перед строителями. Первый из вопросов приходил в голову каждому, кто смотрел на многочисленные макеты Дворца: а из чего же он будет построен? Имелся в виду, конечно, не каркас, не всевозможные дырчатые плиты, утеплители, укладываемые в толщу стен, а материал, образующий внешнее покрытие огромного здания. От решения этого вопроса во многом зависел конечный облик Дворца.
Требования к облицовочному материалу были многочисленны и несколько противоречивы – легкость и прочность, нарядный вид и устойчивость к атмосферному воздействию, приятный цвет. При этом он должен был производиться в количествах, необходимых для покрытия стен гигантского здания и по приемлемой цене.
Сначала обратились к мраморам. Выяснилось, что многочисленные месторождения на всей территории страны исследованы еще недостаточно, твердых знаний о свойствах добываемых там мраморов нет, сведения о разведанных запасах также отсутствуют. Вдобавок мрамор малоустойчив к воздействию условий внешней среды, особенно сернистых газов, которые в изобилии выделялись предприятиями городского хозяйства и транспортом Москвы, а также подвержен органическому выветриванию под воздействием мхов, бактерий, птичьего помета[172].
Поэтому от мрамора быстро отказались и перешли к граниту. Остановились на светло-серых гранитах, обладающих приятной расцветкой и достаточно прочных. Нижние этажи предполагалось облицовывать плитами толщиной 10–15 сантиметров, а выше, для сокращения веса здания, более тонкими – по 5 сантиметров, и крепить их на железобетонной подготовке[173].
Поиски подходящих гранитов велись конторой художественной облицовки при Управлении строительства. Залежи прекрасного светло-серого камня нашли в Карачаевской области на Северном Кавказе, однако обнаруженные месторождения лежали на высоте 1800 метров над уровнем моря, на расстоянии 14 километров от ближайшей грунтовой дороги и 125 километров – от железнодорожной станции. Чтобы начать добычу гранита, требовалось с нуля создать необходимые производственные мощности[174].
Важным недостатком каменной облицовки являлась ее огромная тяжесть, ложившаяся на каркас и требовавшая его значительного усиления. В силу этого рассматривались другие варианты облицовки, в частности металлическими плитами. С помощью соответствующих технологий поверхность плит отделывалась под гранит так, что на небольшом расстоянии отличить камень от металла было невозможно.
Подобным образом почти за сто лет до того русские мастера покрыли барабан главного купола Исаакиевского собора в Петербурге. Опыт оказался удачным – металлическая отделка не претерпела существенных разрушений, тогда как стоящие рядом гранитные колонны покрылись сеткой трещин.
С учетом этого опыта предлагалось довести гранитную облицовку до уровня 35 метров от земли, а выше покрыть стены металлическими плитами. Главным преимуществом такого решения становилось резкое снижение массы покрытия – квадратный метр каменной плиты весил 350 килограммов, а металлической – всего 80! При огромной поверхности стен башенной части выигрыш исчислялся тысячами тонн[175].
Мрамор, отвергнутый в качестве наружной облицовки, находил себе обширное применение во внутренней отделке – для облицовки стен, покрытия полов, даже для изготовления мебели. Еще одним видом покрытия полов предполагался паркет. Производство оконных и дверных переплетов – из железа, покрытого бронзой, – осваивалось на специальном заводе по американским образцам.
В огромных залах Дворца могло одновременно собираться до 30 тысяч человек – из такой единовременной нагрузки исходили инженеры, разрабатывавшие системы эвакуации и обслуживания посетителей. Пропуск людского потока обеспечивали два основных входа – с набережной и со стороны Волхонки, при этом последний имел два уровня – посетители могли входить во Дворец как с улицы, так и непосредственно со станции метро. К гардеробам и на все уровни Большого зала их доставляли 62 эскалатора стилобатной части. Малый зал, имевший собственный вход, обслуживали десять лифтов.
Принимать и выдавать верхнюю одежду планировалось с помощью механизированных гардеробов, освобождавших гардеробщиков от необходимости бегать вдоль бесконечных рядов вешалок. Размещенные на кольцевых цепях крючки с пальто, плащами и шубами посетителей сами должны были подъезжать к барьеру гардероба.
Доступ в высотную часть осуществлялся вне зависимости от проводимых в залах совещаний и спектаклей. Сорок пять скоростных лифтов и восемь эскалаторов поднимали людей на все этажи башни. Всего же в здании предусматривалась установка 145 лифтов и 70 эскалаторов[176].
Еще одной проблемой, которую предстояло решить, стала акустика помещений Дворца и особенно – его Большого зала. Звук, отраженный от его стен и купола, доходил до зрителя спустя четверть секунды после прямого звука, что создавало бы впечатление сильного эха. Отраженный звук требовалось глушить. Специальные исследования на этот предмет проводились акустическими лабораториями Дворца Советов и Академии наук совместно с НИИ связи Наркомата связи. После долгих экспериментов удалось найти подход к разрешению проблемы – отделить звукопоглощающий слой от внутренней оболочки купола, которая должна быть выполнена из металла, отражающего свет, но хорошо пропускающего звук. А за этим декоративным экраном размещается другой, «акустический» купол, форма которого может не повторять форму экрана и подбираться из условий оптимального поглощения звука.
