Марков, Дубровин оставались лояльными трону, но они все больше оказывались в положении разочарованных генералов без армий. «С нами не считаются, а когда нужны, пальчиком поманят и мы тут как тут, – жаловался Дубровин… Развал идет гигантскими шагами. И вряд ли удастся что-либо предупредить или устранить, – нельзя быть роялистом больше короля»[585].
Россия, как известно, страна крайностей, где все среднее и умеренное чувствует себя неуютно. То же и с идеологией. «Черносотенный деспотизм высших классов и черносотенный анархизм низших классов есть одна и та же сила зла, последовательно выявившаяся в двух разных, но глубоко родственных формах и обессилившая в России и истинный духовный консерватизм, и неразрывно с ним связанный истинный либерализм»[586], – напишет в 1918 году Сергей Франк. При этом и консерватизм, и либерализм несли в себе не характерный для остального мира сильный налет радикализма.
Консерватизм как политическое течение начал организационно оформляться на основе правого меньшинства земско-городских съездов 1905 года, представлявшего в основном предпринимательские круги. «Ядро октябристов, положивших в ноябре 1905 года начало Союзу 17-го октября, образовались из того меньшинства общеземских съездов, которое примыкало к общим требованиям широких либеральных реформ… И перехода от переживших себя форм неограниченного самодержавия к конституционному строю, но в то же время боролось после увлечений безудержного радикализма и против социалистических экспериментов, которые грозили стране тяжелыми политическими и социальными потрясениями»[587], – авторитетно свидетельствовал Александр Гучков. Сразу после обнародования Манифеста 17 октября возникло сразу несколько партий, наиболее удачливой из которых стали октябристы, проведшие свой I Всероссийский съезд в феврале 1906 года в Охотничьем клубе на Воздвиженке, в московском доме графа Шереметьева. Весной консервативные партии оформили блок, который баллотировался на выборах в Думу и потерпел оглушительное поражение, проведя только 16 своих депутатов, из которых 13 были членами Союза 17 октября (для сравнения, – победившие кадеты получили 179 мест). После этого большинство из этих партий влилось в ряды октябристов.
Их программными принципами была наследственная конституционная монархия, в которой император, как носитель верховной власти, ограничен «постановлениями Основных законов» и делит свою власть с двухпалатным «народным представительством», формируемым на основе цензовых выборов, прямых в городах и двухстепенных «в остальных местностях». По словам первого лидера партии, ветерана земского движения Дмитрия Шипова, октябристы полагали, что «взаимодействие власти и народного представительства должно быть организовано на основе нравственной между ними связи, и признавали желательным возвращение самодержавию его прежнего характера, как это было во времена Земских соборов»[588]. Программа партии содержала весь джентльменский набор прав граждан, включая свободу вероисповедания, слова, собраний, союзов, выбора места жительства и т. д. В то же время октябристы исходили из необходимости сохранения «единой и неделимой» России и противодействовали «всяким предположениям, направленным прямо или косвенно к расчленению империи и к идее федерализма»[589]. Октябристы в целом поддерживали внешнеполитический курс правительства. Их устраивали союзнические отношения с Великобританией и Францией, планы захвата черноморских проливов, расширения российского влияния на Балканах и Ближнем Востоке.
В партии оказался собран едва ли не весь цвет российской торговопромышленной и финансовой буржуазии, уже частично «одворяненной», а также служилого дворянства. Социальный портрет среднего октябриста так нарисован современным историком: «мужчина 47–48 лет, потомственный дворянин (или, несколько реже, купец, потомственный почетный гражданин) с высшим образованием (чаще – юридическим или вообще гуманитарным) чиновник V–VIII класса, житель города одной из земских губерний, член Совета банка или акционерного предприятия, земле– и домовладелец, нередко земский или городской гласный»[590]. В партии состояли такие крупнейшие российские бизнесмены. Дворянско-бюрократическую струю в руководстве партии олицетворяли действительный статский советник барон Корф и тайный советник Красовский, дворянско-землевладельческую – Шипов, граф Гейден, князь Волконский, Родзянко. А были еще многие видные столичные профессора, адвокаты, деятели искусств, издатели, журналисты. Численность партии доходила до 75 тысяч человек.
В октябре 1906 года Шипов ушел с поста главы партии в знак протеста против того, что «значительное число представителей «Союза», осуждая революционные насилия, были в то же время склонны примиряться с произволом правительственной власти и охранять ее чрезвычайные полномочия»[591]. Лидером партии, ее душой и неизменным руководителем с тех пор стал Александр Гучков, одна из самых примечательных и противоречивых фигур не только революционной эпохи, но, пожалуй, всей отечественной истории. Для многих социалистов, либералов и консерваторов Гучков, как писал Керенский, – «один из самых ярких и интересных деятелей дореволюционной России»[592]. Для большевиков его фамилия была синонимом понятия «буржуазная реакция». А люди, сохранившие верность Николаю II, не жалели эпитетов, чтобы выразить свою ненависть к Гучкову. Генерал Павел Курлов уверял, что «Россия обязана Гучкову не только падением Императорской власти… но и последующим разрушением ее как великой мировой державы»[593]. Генерал Спиридович назвал его «величайшим из политических интриганов»[594]. Что же, Гучков был действительно неординарной личностью и сыграл одну из ключевых ролей в Крушении России.
Потомственный почетный гражданин и бизнесмен, «он получил очень хорошее образование, прекрасно говорил по-французски и имел изящные манеры, приобретенные им от матери, по происхождению француженки»[595]. Он учился во 2-й московской гимназии на Разгуляе, часто посещал военный госпиталь (попечителем которого был его отец), где лежали раненые ветераны боев на Шипке. Интерес и уважение к армии были привиты еще тогда. В гимназии Гучков был бит одноклассниками за осуждение террористки Веры Засулич. Окончил с золотой медалью, поступил на историко-филологический факультет Московского университета, где посещал семинар знаменитого профессора Виноградова вместе с будущим оппонентом и коллегой по Временному правительству Павлом Милюковым. После окончания университета Гучков оставался в нем вольнослушателем, занимаясь у не менее знаменитых Герье и Ключевского. Военная служба будущего военного министра ограничилась одним годом в 1-м Лейб-гвардии Екатеринославском полку, где вольноопределяющийся Гучков был по увольнении произведен в прапорщики запаса. Затем уехал за границу, где три года изучал историю, право, политэкономию в Берлинском, Тюбенгенском и Венском университетах. В 1893 году он стал членом Московской городской управы, где специализировался на вопросах организации водоснабжения и канализации.
Василий Шульгин, прекрасно знавший Гучкова, написал, что «Александр Иванович был свободолюбив по природе и несколько авантюристичен по характеру»[596]. Что верно, то верно. В 1890-е он с братом отправился в армянские вилайеты Малой Азии, документируя факты резни армян турками. Затем записался в оренбургскую казачью сотню, охранявшую КВЖД. Из-за дуэли подал в отставку и совершил вояж верхом через Китай, Монголию и Среднюю Азию длиной 12 тысяч километров. Через год он отправился в Южную Африку, чтобы воевать против англичан на стороне буров, которым горячо сочувствовала вся российская общественность. Был тяжело ранен в бедро в бою близ Линдлея в Оранжевой республике и навсегда остался хромым. Немецкий госпиталь, в котором Гучков лечился, захватили англичане, он оказался в плену. Британцы отпустили его под честное слово, как только он смог передвигаться. В 1901 году он стал директором крупного Московского учетного банка и председателем наблюдательного комитета страхового общества «Россия». Но уже через два года, отложив собственную свадьбу, поехал воевать с турками на стороне восставших македонцев.
Еще большую известность Гучков приобрел в годы русско-японской войны, когда отправился в Маньчжурию в качестве помощника главного уполномоченного Красного Креста. По возвращении он выдвинулся на политической арене, призвав императора положить конец войне, созвать Земский собор, а также вступившись за честь всеми критиковавшейся армии. С тех пор за Гучковым закрепилась слава крупного политика и ведущего специалиста в военных вопросах. В 1905 году с ним впервые встречался Николай II, тогда же Витте пригасил его на пост министра торговли и промышленности. Гучков даже согласился, но затем подал на попятную, узнав, что министром внутренних дел намечался нелюбимый прогрессивной общественностью Дурново[597]. Он предпочел карьеру партийного лидера.
