Трансатлантический кабель
Теперь я позволю себе продолжить описание развития нашего лондонского предприятия, чуть было не рухнувшего после неудачных попыток прокладки кабеля между Испанией и Алжиром в 1864 году. Отделившаяся тогда от основной компании фирма «Братья Сименс» быстро и уверенно развивалась под руководством моего брата Вильгельма как фабричное предприятие. В конце 1860-х годов он в частном порядке вел еще несколько инженерно-технических проектов, в которых добился большого успеха, и ему для нормального управления хронически не хватало времени. Поэтому он настоятельно пожелал, чтобы наш брат Карл, не особенно загруженный работами по ремонту и обслуживанию российского телеграфа, принял на себя руководство лондонским телеграфным производством. Карл от предложения отказываться не стал, поскольку в России ему тогда и правда делать было особенно нечего.
Примерно в ту же пору мой компаньон Гальске заявил о своем выходе из берлинского бизнеса, и мы, три брата, приняли решение о полном преобразовании деловых взаимоотношений наших фирм. Была создана особая коалиция компаний, в которой каждый участник сохранял независимое управление и делопроизводство, а прибыль или убытки делились на всех. Кроме нас, трех братьев со своими фирмами, других участников в коалиции не было. Поэтому, пока Карл помогал Вильгельму в Лондоне, управление делами санкт-петербургской фирмы было поручено толковому наемному администратору.
Насколько выросла после этого лондонская фирма «Братья Сименс», хорошо описано в уже упоминавшейся книге господина Уильяма Пола, посвященной жизни моего брата Вильгельма. Поэтому здесь я остановлюсь лишь на нескольких моментах, связанных с деятельностью моей и Карла.
Когда в 1869 году Карл приехал в Лондон, завод в Чарльтоне, на котором изготавливалась самая различная электромеханическая аппаратура, работал на полную мощность. Самым тесным образом с ним была связана кабельная фабрика, на которой уже было произведено значительное количество промышленного кабеля. Проверяя английский правительственный кабель, я сразу сказал, что могу поручиться лишь за тот, который пройдет полные испытания на всех стадиях производства с научной тщательностью и точностью. Разработанная тогда мной система проверки показала себя с самой лучшей стороны и дала прекрасные результаты.
Выдающийся успех линии Мальта-Александрия, которую мы тестировали для правительства Великобритании с помощью этой системы, значительно поднял престиж нашей фирмы в глазах англичан. Возможно, именно по этой причине единственный в Англии завод, производивший по моей технологии изолированный бесшовной гуттаперчей провод, всячески задерживал поставки очищенной гуттаперчи, которую мы у него покупали. Поэтому мы решили создать собственное предприятие по ее производству, и это нам вполне удалось. Таким образом мы обеспечили себе возможность проведения больших прокладочных работ и тем самым разрушили монополию сложившегося к тому времени небольшого круга компаний, стремившихся прибрать к рукам все, что касалось подводных телеграфных линий. Уже вскоре моим братьям удалось учредить компанию, которая поручила нам прокладку независимого прямого кабеля между Ирландией и Соединенными Штатами. Необходимые для этого немалые средства нам пришлось собирать на континенте, так как английский рынок из-за высокой конкуренции был для нас закрыт.
Вильгельм проявил свой огромный конструкторский талант, спроектировав для этой прокладки специально предназначенный для укладки кабеля пароход, которому мы дали имя «Фарадей»[243]. Карл взял на себя командование пароходом на время работ. Я был уверен, что он справится с этой задачей. Все задатки для этого у него присутствовали: Карл был весьма наблюдателен и всегда строго придерживался принятых решений. Сам я не принимал участия в подводной прокладке, а дойдя на груженном кабелем «Фарадее» до начальной точки, деревеньки Баллинскеллигс[244] на западном побережье Ирландии, взял на себя управление сухопутными работами по соединению морской линии с наземной станцией.
Стояла прекрасная погода, и поначалу все шло замечательно. Успешно был пройден крутой прибрежный участок, на котором дно океана резко уходило на большую глубину, а электрические испытания говорили о безупречном состоянии кабеля. И вдруг мы обнаружили небольшой дефект изоляции, настолько небольшой, что найти его смогли только благодаря высокочувствительным приборам. Раньше на такое повреждение никто даже не обратил бы внимания, поскольку оно не сильно мешало передаче знаков телеграфной азбуки. Но нам хотелось проложить совершенно безупречную линию, и мы решили вновь поднять на борт для ремонта дефектный участок, благо он был еще недалеко за кораблем. Вначале, как мне сообщали по телеграфу, работы по поднятию, несмотря на большую глубину (18 000 футов), шли хорошо. И вдруг луч гальванометра резко рванула к нулю и вообще исчезла из поля моего зрения, что могло означать одно – кабель разорвался! Найти и поднять с такой огромной глубины его оборванный конец представлялось совершенно нереальным.
Это был тяжелейший удар, угрожавший не только нашей личной репутации, но и деловой репутации наших компаний. Новость об аварии в течение часа облетела всю Англию и была встречена везде с самыми противоречивыми чувствами. Никто не верил в то, что потерянный в океанской бездне кабель можно спасти. Вильгельм по телеграфу предлагал бросить его и начать прокладку заново. Но я был уверен, что Карл не вернется, не попытавшись спасти положение. Поэтому я спокойно сидел и следил за слабыми колебаниями луча гальванометра. Я знал, что колебания эти наверняка означают, что поисковый якорь натыкается на конец кабеля. Луч то колебалась, то вновь замирала, никаких сообщений с судна не поступало. Так, в напряженном ожидании, прошло двое суток. Вдруг зеркало резко качнулось! Это могло означать только одно: оборванный медный конец коснулся чего-то металлического. И опять несколько часов слабых колебаний, в которых я видел прерывистое движение поднимающей якорь с зацепленным кабелем судовой лебедки. Вслед за этим колебания на несколько часов пропали. Мои светлые надежды уже почти рассеялись, вновь уступив место тоскливому ожиданию, но тут луч рванул, явно гонимый силой тока, подававшегося непосредственно с батарей парохода. Мою радость, как и ликование всего персонала станции, сложно себе представить. Случилось невероятное! Кабель был найден и поднят без повреждения с океанской глубины, превосходившей высоту Монблана. Для того чтобы такое стало возможным, в нашу пользу должна была сложиться масса обстоятельств. Хорошее песчаное дно, хорошая погода, хорошее поисковое и подъемное оборудование, хорошо управляемое судно с хорошим капитаном – все это, помноженное на безоговорочную веру в удачу и в возможность исправления дела собственными силами, привело казавшиеся всем напрасными старания Карла к счастливому исходу. Потом он рассказал мне, что только спуск якоря занял более 7 часов, и только когда последний коснулся дна, брат понял, как глубок был океан в этом месте. После этого он почти потерял всякую надежду на то, что кабель будет найден, и то, что все закончилось так удачно, его сильно удивило.
После успешного устранения неисправности и восстановления связи прокладка несколько дней шла без приключений. Затем с корабля сообщили о плохих погодных условиях, а вскоре в кабеле было обнаружено еще одно незначительное повреждение. Ремонт, в надежде на улучшение погоды, решено было отложить до тех пор, пока корабль не достигнет мелководья у Ньюфаундленда[245]. Однако поднять кабель из-за скалистого дна было не так просто, а погода никак не хотела улучшаться. Большое количество кабеля было потеряно, и «Фарадей» вынужден был вернуться в Англию, чтобы взять новую партию и пополнить истощившиеся запасы угля. Но и со второго захода повреждение не удалось исправить полностью. Для того чтобы линия получилась поистине безупречной, «Фарадею» пришлось вернуться в Англию еще раз.
Эта наша первая трансатлантическая прокладка была не только чрезвычайно поучительна, но и привела к полному пониманию того, как должна быть организована подобная работа в глубоких водах. Мы наглядно показали, что прокладывать или ремонтировать кабель на значительной глубине можно и при плохой погоде, в любой сезон при условии, что работы будут вестись со специально устроенного для этого большого парохода. Потери из-за ремонта кабеля, выбранного нами для трансатлантической прокладки, натолкнули Карла на мысль о его неразумном устройстве. Для уменьшения удельного веса кабеля его защищали обмоткой из стальной, обвитой пенькой или джутом проволоки. При быстром движении она скручивала кабель, и он ложился кольцами и петлями, что потом мешало или даже делало вообще невозможными попытки его поднять. Впоследствии по предложению Карла мы просто стали заключать проволоку в стальную оболочку, и это сразу решило все проблемы, с которыми нам пришлось столкнуться при первой глубоководной прокладке.
