Это и послужило основанием к созданию принципов, лежащих в основе устройства всех динамо-машин. Первой задачей, которую они позволяли решить практически, было устройство электрических минных взрывателей без стальных магнитов, каковые используются иногда и по сию пору. Берлинские физики, в числе которых были Магнус, Дове, Рис, Дюбуа-Реймон, были просто поражены, когда в декабре 1866 года я представил им маленькую машинку для электрического подрыва без батарей и постоянных магнитов, которую я мог вообще без усилий вращать в одном направлении с любой скоростью и которая при вращении в обратном направлении, преодолевая небольшое сопротивление, давала такой мощный ток, что обмотки ее раскалялись. Профессор Магнус предложил немедленно представить описание изобретенной машинки Берлинской академии наук, но из-за рождественских праздников он смог это сделать лишь 17 января 1867 года.
Когда выяснилось, насколько важной оказалась разработка принципов работы динамо-машины, на приоритет в этой области начала претендовать масса людей. Первым на мое первенство покусился профессор Уитстон, которого в Англии также признали автором изобретения, поскольку сразу после того, как мой брат Вильгельм продемонстрировал в действии мою машинку на заседании Королевского общества[226] 15 февраля 1867 года, он предъявил аналогичное устройство, отличавшееся от моего только другим соотношением обмотки электромагнита статора и вращающегося цилиндрического магнита. Вскоре к нам подключился господин Варли[227], утверждавший, что он заказал подобный нашим аппарат механику еще в начале осени 1866 года и в доказательство своих слов даже показывавший «предварительную спецификацию»[228]. Однако то, что впервые принципы устройства машинки были опубликованы в вестнике Берлинской академии, безусловно подтверждает мой приоритет, что для меня чрезвычайно важно. Кроме того, данное мною ей название «динамоэлектрическая машина»[229] прижилось практически повсеместно, сократившись в некоторых случаях до короткого «динамо».
Уже в моем сообщении для Берлинской академии я подчеркнул, что данная технология превращения рабочей силы в электрический ток любого напряжения и мощности найдет применение во многих областях техники и будет иметь большое значение. Наша компания быстро построила несколько больших машин, одна из которых была представлена на Всемирной Парижской выставке 1867 года, а вторая испытана летом того же года недалеко от Берлина военными, заинтересованными в устройстве электрического освещения. Эксперимент прошел вполне успешно, хотя в результате был выявлен один серьезный недостаток, а именно: обмотки генератора так быстро перегрелись, что машину пришлось выключить, так что электрический свет, вспыхнув, светил недолго. У машины, выставленной в Париже, такой недостаток не проявлялся потому, что она там и не испытывалась. На территории, выделенной нашей фирме, просто не было никаких электрических линий, через которые она могла бы передавать вырабатываемое электричество. Да и жюри, в которое я входил как действительный член, вовсе не требовало испытания выставленных «вне конкурса» образцов. Поэтому основное внимание публики было приковано к пародии на мою машину, сделанной одним английским механиком, которая время от времени производила немного электрического света. На церемонии закрытия выставки меня наградили орденом Почетного легиона, что было отрадно и приятно.
Позднее, когда динамо-машины были существенно доработаны и улучшены, в основном за счет включения в конструкцию кольца Пачинотти и обмотки способом Хефнера[230], и нашли широчайшее применение в технике, а математики и техники отточили теоретическую сторону вопроса, многим стало казаться, что вся эта история с выработкой электричества путем изменения направления вращения электромагнитной машинки настолько проста и понятна, что вряд ли имеет право называться изобретением. На это можно возразить, что изобретения, имеющие первостепенное значение, обычно делаются на основе уже созданных устройств и чаще всего окольными путями. Кроме того, изобретение динамо-машины не было случайностью, поскольку электромагнитные машины требуют очень точного расчета соотношения параметров обмотки – только в этом случае их электромагнетизм при обратном вращении возрастает непрерывно и автоматически.
К этому же времени относится и изобретение мной спиртометра, призванного решить довольно сложную проблему, возбуждавшую пристальное общественное внимание. Надо было создать аппарат, который постоянно и непрерывно регистрировал бы уровень концентрации спирта в протекавшей через него жидкости. Мой прибор справлялся с этой задачей так точно, как это можно было сделать при самых тщательных лабораторных замерах. Правительство России и многих других стран вот уже четверть века использует спиртомеры для расчета взимаемого с производителей алкоголя высокого налога, расчет которого опирается на количество чистого спирта в продукте. Если не считать нескольких важных технических усовершенствований, которые внес в него мой двоюродный брат Людовик Сименс, аппарат до сих пор выпускается в том виде, в каком я его некогда создал для основного производства в Шарлоттенбурге, где специально для него был построен завод. И хотя на него не был оформлен патент, нашим конкурентам до сих пор не удалось создать его успешную копию.
Производство, семья и общество
Крупные размеры, до которых разрослась компания «Сименс и Гальске», требовали, конечно, соответствующих изменений в системе управления и создания эффективных технических и административных подразделений. Мой друг детства Вильгельм Мейер, который с 1855 года занимал пост главного инженера и генерального директора, своими выдающимися организаторскими способностями оказал неоценимую помощь не только берлинскому, но и лондонскому, санкт-петербургскому и венскому отделениям фирмы. К сожалению, проработав у нас 11 лет, он оставил этот бренный мир после тяжелой и продолжительной болезни. Я глубоко скорбел по нему как по верному другу и очень хорошему, близкому человеку.
Вскоре после этого, в 1868 году, компанию покинул мой старинный друг и бессменный компаньон Гальске. Ключевой причиной этого было, как ни странно, стремительное развитие нашего бизнеса, который теперь представлялся ему слишком большим для того, чтобы быть стабильным и надежным. В этом проявлялось своеобразие характера Гальске. Он безоговорочно доверял только тому, что делал сам, своими золотыми руками, или тому, что делалось под его контролем. Наша совместная деятельность вполне устраивала нас обоих и приносила обильные плоды. Гальске всегда воспринимал мои конструктивные планы и замыслы с поистине волшебной точностью и ясностью и часто благодаря своему таланту доводил их в производстве поистине до совершенства. При этом надо честно сказать, что, если бы не его осторожность и предусмотрительность, мы не смогли бы уже в первый год нашего бизнеса добиться таких успехов. Но постепенно бизнес рос, и вскоре им уже невозможно было управлять в одиночку. Гальске же воспринимал приход сторонних управляющих чуть ли не как личное оскорбление, наносимое не только ему, но и всему делу. Даже назначение бухгалтера доставило ему душевную боль. Он так и не смог свыкнуться с мыслью, что бизнес, если он хорошо налажен, вполне может развиваться сам, без его постоянного контроля и непосредственного руководства. Наконец, когда активы и размеры фирмы выросли настолько, что уследить за всем ему стало уже совершенно невозможно, он потерял к делу интерес и вышел из бизнеса. Теперь он все свое время посвящал работе в Берлинской администрации, каковая деятельность доставляла ему глубокое личное удовлетворение. Его уход никак не сказался на наших отношениях, мы так и оставались лучшими друзьями и были ими до самой его смерти в прошлом году. До самой последней минуты он живо интересовался, как идут дела на нашей фирме, и искренне переживал за все наши успехи и неудачи. Его единственный сын и сейчас работает у нас уполномоченным представителем и принимает самое деятельное участие в делах компании.
Преемником Мейера стал бывший директор ганноверского телеграфа господин Карл Фришен, перешедший после присоединения Ганновера на службу в Северогерманский союз и занявший оставленную Мейером должность главного инженера государственного телеграфного управления. С его приходом фирма приобрела новые технические силы, поскольку господин Фришен к тому времени уже зарекомендовал себя как выдающийся инженер, имевший многочисленные изобретения в телеграфной области. Кроме того, хорошую службу нам сослужили набранные когда-то в компанию молодые люди, которые за время работы выросли в прекрасных инженеров и администраторов. Из них я упомяну лишь господина фон Хефнер-Альтенека, который приобрел всемирную известность, уже работая у нас директором машиностроительного отдела.
