Фемистокл, великий афинянин, которого справедливо называли любимцем всей страны, когда на общественном совете едва не получил удар от Эврибиада, предпочел интересы общества своему желанию ответить на оскорбление; Аристид, хотя и был изгнан афинянами, узнав, что греки у острова Саламин испытывают давление персидского флота, великодушно обратился к Фемистоклу и, дав понять, что не считает его врагом, предложил свои ценные советы ради общественного блага и сказал, что спорить они должны лишь о том, кто лучше послужит своей стране.
Цезарь приводит другой интересный случай. Тит Пулфио и Люций Варенус, два центуриона его армии, серьезно поссорились; но вместо того чтобы стремиться к мести на дуэли, они стали прилагать усилия, чтобы превзойти друг друга в отваге в ходе войны против галлов, и, когда им обоим угрожала серьезная опасность, каждый спешил спасти жизнь другого.
Благородный патриот не ставит предела своим достоинствам; он думает не о том, что равняет его с другими, а о том, что делает его выше и благороднее.
Поведение отдельной личности оказывает влияние на мораль всей нации, и если я уважаю ее, то не позволю, чтобы мой пример нанес ей урон.
Но если дуэль представляет собой оскорбление здравого смысла, интересов меня, моей семьи, моей страны и ее морали – какое еще оскорбление можно нанести моему святому Создателю, чье божественное присутствие я так грубо нарушу.
Тот, кто убивает другого, являет собой умаление образа Всемогущего, лишает его облика, уничтожает его труд и умаляет воздаваемые ему почести. Убийство было первым запрещенным насилием, когда Ною были даны семь заповедей вместе со строгим требованием дословно передать их потомкам патриарха; запреты часто повторялись, и все действия, которые вели к нарушению их, объявлялись преступлениями, подлежащими наказанию по Моисееву закону. Убийство – это предел святотатства, ибо человек представляет собой храм Божий. Оно называется вопиющим грехом, потому что вопиет к Небу о воздаянии. Случались странные и чудесные явления крови, что свидетельствовало: «Убийство, хотя и не имеет языка, заговорит самым сверхъестественным органом».
Убийца не сможет возместить свой грех никакими жертвами; не будет ни укрытия, ни места, куда бы мог скрыться убийца. Даже у Моисея или Иеговы нет власти простить его, или избавить от части предписанного наказания, или какой-то жертвой возместить жизнь убийцы. «И не берите выкупа за душу убийцы, который повинен смерти, но его должно предать смерти» (Числа, 35: 31). Если даже городские власти откажутся выносить наказание, говорится, что «земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее». Когда кого-то убивают, город должен провести торжественное очищение. Никакое убийство не имеет оправдания, кроме, во-первых, по приговору суда после беспристрастного процесса, во-вторых, на войне и, в-третьих, во время неизбежной самозащиты. Во времена Давида три голодных года стали наказанием за кровь Гедеона, которую его предшественник Саул неправедно пролил, и кара не была отменена, пока семь отпрысков Саула не были казнены (повешены).
Давиду было запрещено строить Иерусалимский храм, потому что на нем была кровь, и Иаков проклял жестокость и гнев своих сыновей, Леви и Симеона, потому что, разгневавшись, они убили человека.
Философ говорит: «Если кто-то выходит против другого с мечом в руках, намереваясь убить его, то он повинен в убийстве, пусть даже не преуспел в своем намерении; он не достоин прощения, пусть даже его попытка была пресечена, и должен понести такое же наказание. Если же кто-то осмеливается на открытое нападение и ждет в засаде, чтобы коварно причинить смерть другому человеку, он гнусный бандит с грязными мозгами. Если мы считаем врагами не только тех, чьи армии воюют против нас на суше, а флоты на море, но и тех, кто лишь готовится к нападению, и тех, кто подводит свои осадные машины к нашим стенам и воротам, пусть даже нападения пока не происходит, то не только они должны считаться доподлинными убийцами, но и те, кто втайне или открыто делает все, чтобы лишить жизни другого человека, даже если их попытка не увенчалась успехом».
Если я дерусь на дуэли, то тем самым нарушаю завет, который был дан мне при крещении, – что я должен отвергать дьявола и его искушения, а также пышность и тщеславие порочного мира; тем самым я оскорбляю Священное Писание, которое запрещает месть и строго предписывает прощать оскорбления и снисходительно относиться к порочным действиям; оно говорит, что такие действия имеют истоком наши недостойные страсти и что дьявол с самого начала был убийцей, я же не должен давать место гневу и обязан жить в мире со всеми.
Каждый аргумент против войны или самоубийства может быть применим к преступлению дуэли; а что, если я, не в силах противостоять этому порочному обычаю, неумышленно причиню вред моему противнику, моим друзьям, своему телу и своей душе, а также своей стране, ее морали, ее религии и ее Господу? Прости, милость Господня! Прости, любовь к стране! Прости, человечность! Подлинная честь заключается скорее в противостоянии этой порочной практике, а не в убийстве сотни противников во многих боях, и пока я придерживаюсь этого мудрого и благочестивого мнения, то бесстрашно следую примеру отважных Тюренна и Гардинера. Я буду сознательно избегать общества тех, кому свойственны оскорбительный язык и поведение, и приложу все способности, чтобы добиться создания суда чести и антидуэльного общества, подобного тому, которое уже существует в Нью-Йорке.
Джозеф Гамильтон
Аннадейл-коттедж,
близ Дублина
СОПРОВОДИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА СУДА ЧЕСТИ
Но они идут против закона.
Если вы согласитесь с прилагаемым извлечением из дублинского «Фрименз джорнал», я буду считать себя обязанным вашему добровольному сотрудничеству в деле изучения этой темы вместе с благородными людьми, офицерами и другими, которые испытывают неприязнь не столько к принципу, сколько к порочному обычаю дуэли.
Есть много уважаемых людей, которые вместе с Лаэртом могут сказать, что не хотят, дабы их имя было обагрено кровью.
Пусть и рядовые, и влиятельные люди без проволочек приступят к великой моральной революции. Рыцарский дух смягчал строгие правила турниров, а мальтийские рыцари дрались на дуэлях, руководствуясь спасительными правилами[21]. И кто теперь возьмет на себя смелость быть адвокатом бессмысленной резни и откровенно защищать эту позицию в цивилизованном обществе? Чуждый королевскому понятию чести, он может, скрывая лицо, водить компанию с пьяницами в тавернах или шумными хулиганами в борделях, но он больше не может безнаказанно участвовать в таких сценах, которые мы привели в наших соображениях о дуэлях и по поводу которых мы можем процитировать эти печальные строки:
«И вот мы видим горе любящей матери и рухнувшие ожидания отца. Юноша рос, как прекрасное дерево, которое обильно поливали водой; у него были глубокие корни и высокая крона, но как только кедр начал воистину возвышаться, обещая стать гордостью всего леса и прекрасным принцем среди окружающих деревьев – увы! Топор примерился к корням; нанесен гибельный удар, и гордая крона рухнула во прах. Один ли он пал? Нет – ушли в небытие надежды родившего его отца и вскормившей его матери; они погибли вместе с ним».
Когда стороны, желающие выслушать мнение суда чести, просят с деликатностью отнестись к вопросу публикации их имен, их случаи могут рассматриваться анонимно или на условиях конфиденциальности сообщены регистратору, который через несколько дней может собрать суд в Лондоне или Дублине.
Я буду весьма признателен тем аристократам или джентльменам, которые изъявят желание помочь мне или сообщить подробности отдельных случаев, представляющих особый интерес; их любезность будет оценена самым высоким образом.
Все сообщения могут быть направлены наложенным платежом в мою резиденцию или в «Кофе-Хаус» в Лондоне на Ладгейт-хилл для
Вашего покорного
и почтительного слуги
Джозефа Гамильтона,
Аннадейл-коттедж,
Дублин
Извлечение из «Фрименз джорнал» от 18 июля 1828 года
«В нескольких континентальных странах суд чести для урегулирования споров, которые могут привести к дуэли, появился позднее. Среди их покровителей были короли Пруссии и Баварии[22], а к появлению их в Великобритании благожелательно отнесся покойный герцог Йоркский. Прошло время, когда дуэли считались развлечением или любовью к боевым искусствам, и ныне мужчины встречаются лишь по вопросам чести, ибо никаких иных под небом не существует – потому что, как они считают, мир требует от них, дабы они дрались на дуэли. Пусть они думают, что полностью удовлетворили пожелания человечества, когда избежали возможности почетного примирения. В армии же, где, естественно, ценятся высшие доказательства отваги, для джентльменов привычно учитывать мнение своих собратьев-офицеров.
