Паника в Москве достигла наивысшего предела. Москвичи, не имевшие никакой официальной информации, но видевшие, как в последние дни друзья, знакомые, соседи лихорадочно упаковывают чемоданы и мчатся на вокзал (к середине октября из 4,5 миллиона жителей столицы было эвакуировано 2 миллиона), с утра с замиранием сердца прочли в газетах сводку Совинформбюро: «В течение ночи 14–15 октября положение на Западном направлении фронта ухудшилось. Немецко-фашистские войска бросили против наших частей большое количество танков, мотопехоты и на одном участке прорвали оборону» (имелся в виду Волоколамский участок). По радио объявили, что выступит председатель Моссовета Василий Пронин. Все с нетерпением ждали, что он скажет. Однако речь его была вялой и не соответствовала тревожной обстановке: службы города, дескать, работают нормально, музеи, магазины, банки функционируют. А когда люди вышли на улицы и увидели, что метро закрыто, трамваи не ходят, над городом повис дым, – во всех учреждениях жгли документы и архивы, жгли даже домовые книги и телефонные справочники; когда разнеслись слухи о 2 немецких танках, ворвавшихся в Химки (танки Гудериана действительно 17 октября прорвутся в Химки, в 19 километрах от центра Москвы), а также о том, что на Ленинградском шоссе, в 15 километрах от Кремля идет бой с колонной немецкой мотопехоты, у многих москвичей сдали нервы. На железнодорожные станции, которые были забиты людьми, эвакуировавшимися со своими предприятиями, вход был только по пропускам. «Неорганизованные», простые люди забили все дороги в восточном направлении: ехали на машинах, подводах, велосипедах, шли пешком с рюкзаками за плечами. Появились мародеры, которые грабили магазины, киоски, опустевшие квартиры, – московские власти сами пребывали в панике и оказались полностью парализованными. Некоторые военнослужащие спешили переодеться в гражданское. По неполным данным военной комендатуры Москвы, из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководящих работников. Ими было похищено 1 миллион 484 тысячи рублей, разбазарено ценностей и имущества на сумму свыше 1 миллиона рублей, угнано 100 легковых и грузовых автомобилей. За трусость, мародерство, уничтожение партийных билетов партийная коллегия при МК ВКП(б) за период с 25 октября по 9 декабря 1941 года исключила из рядов коммунистов около 950 человек, из них – значительное число партийных работников и руководителей предприятий. Многие годы после войны рядовых москвичей, уехавших в те «черные дни» из города, обвиняли в трусости, хотя, как напишет Константин Симонов в романе «Живые и мертвые», «по справедливости, не так уж многих людей из этих десятков и сотен тысяч была вправе потом осудить за их бегство история», а про тех, кто остался, говорили: «Фашистов дожидались, гады».
Английский журналист Александр Верт в своей книге «Россия в войне 1941–1945» приведет рассказ 25-летней ткачихи, комсомольской активистки Ольги Сапожниковой: «Это были страшные дни. Все началось числа 12-го. Меня, как и большинство девушек с нашей фабрики, мобилизовали на трудовой фронт. Нас повезли за несколько километров от Москвы… и приказали рыть окопы. В первый же день нас обстрелял на бреющем полете один фриц. 11 девушек были убиты и 4 ранены. Мы продолжали работать весь тот и следующий день…» Ольга беспокоилась о своих старых родителях, которые остались одни, и отпросилась у комиссара в Москву. «Эти ночи в Москве были очень странными: отчетливо была слышна артиллерийская стрельба… 16-го я пошла на фабрику. Сердце у меня похолодело, когда я увидела, что она закрыта… На следующее утро вся фабрика была минирована. Достаточно было нажать кнопку, и весь комбинат взлетел бы на воздух… В тот же день было объявлено, что Сталин в Москве, и настроение сразу изменилось. Теперь мы были уверены, что Москва не будет сдана. Но все же население северных окраин переселяли в центр. Непрерывно раздавались сигналы воздушной тревоги, падали бомбы. Но 20-го фабрика снова заработала. Мы все почувствовали себя гораздо лучше, веселее».
Танковый полк при Военной Академии механизации и моторизации им. Сталина. Колонна танков на марше. 1941 г.
* * *
Из отчета московской городской подпольной организации ВЛКСМ (напоминаем, что ни одна фамилия в отчете не названа, не поименовано ни одно учреждение): «Ночь с 15 на 16 прошла необычайно бурно… Удивительное творится в райкоме партии, в райсовете: все с узлами, чемоданами, считают деньги, упаковывают продукты, прощаются, уезжают на вокзал. Противно. Тревожно. Комсомольские активисты пошли в тир проверять оружие, стреляют из пистолетов, автоматической винтовки, разбирают гранату. Ребята устали. Почти сутками на ногах… Комсомольской организации театрального училища предложили остаться в Москве в распоряжении райкома. Но днем доносят, что студенты этого училища оставили город. Райком своим решением распускает организацию училища, исключает из комсомола руководителей как струсивших и не выполнивших указаний райкома… У хлебного киоска на Трубной площади давка, хулиганство – ломают киоск. Рабочие молокозавода задержали директора с молочными продуктами. Продукты и машину отняли, директора окунули головой в бочку со сметаной… В райкоме партии. Секретаря нет. Кто-то выбросил шутку: собирает чемоданы… Работники райисполкома выдают деньги рабочим предприятий района, руководители которых сегодня ночью сбежали и увезли с собой ценности и кассу… Вот Крестьянская застава. Десятки тысяч народу… Давка. Сотни милиционеров не в состоянии навести порядок, с ними расправляются, как с мальчишками… Вот мчится машина, сигналит. Публика преграждает путь, останавливает машину, вытаскивает шофера и выбрасывает вещи. Это не первая и не последняя… Опять в райкоме комсомола. Комитет ВЛКСМ милиции пришел почти в полном составе и принес решение на исключение из комсомола двух милиционеров за паникерство (сорвали петлицы, выпороли канты)… Поздний вечер. В райкоме партии. Секретарь снят с работы, исключен из партии за проявление паники и трусости. Никто не сожалеет, как будто бы так и ждали. В 12 часов ночи секретаря арестовали».
Телефонистка Ульяна Потапенко под огнем противника устраняет повреждение линии.
* * *
Академик Владимир Вернадский записал в дневнике: «Резкое изменение настроений о войне. Ясно для всех проявляется слабость вождей нашей армии, и реально считаются с возможностью взятия Москвы».
* * *
По сообщениям управлений НКВД, после начала войны, а особенно в октябре участились случаи проявления антисоветизма и антисемитизма, полная несостоятельность руководства и растерянность обывателей, панические настроения на всех уровнях. Многие говорили: «Гитлер русским ничего не сделает, будет бить только евреев»; «скоро всех коммунистов перевешают, Советской власти будет конец»; в Москве надо поступить, как в Париже, – открыть ворота и впустить немцев; «правительству будет плохо, пусть оно и спасается», «немцы не так жестоки, как говорят об этом». Говорили также об измене военачальников – Дмитрия Павлова, Семена Тимошенко и даже самого Сталина.
Оборона Москвы. Всеобщее военное обучение (Всевобуч) ополченцев Москвы. Октябрь – декабрь 1941 года.
Для защиты Москвы с северо-запада Ставка образовала Калининский фронт. Командующим назначен генерал-полковник Иван Конев.
* * *
Только 17 октября по радио выступил первый секретарь Московского горкома ВКП(б) Александр Щербаков, более или менее убедительно разъяснил необходимость эвакуации некоторых учреждений и промышленных предприятий, решительно опроверг слухи о готовящейся сдаче столицы, призвал москвичей защищать столицу до «последней капли крови» и сказал самое главное, что Сталин – в Москве. Никакого геройства в том, что Сталин остался в столице, усматривать не стоит: на Центральном аэродроме Иосифа Виссарионовича постоянно ждали 4 самолета, на железнодорожной платформе вблизи завода «Серп и молот» стоял бронепоезд. В Куйбышеве для Сталина было подготовлено жилье в здании обкома партии. На берегу Волги отремонтировали несколько дач, под землей соорудили колоссальное бомбоубежище. Многие историки утверждают, что Сталин в один из этих дней даже прибыл на платформу, дошел до бронепоезда, но развернулся и вернулся в Кремль.
Москва в те дни производила впечатление вымершего города. Постепенно заработали заводы и фабрики, рабочие встали к станкам, все остальные трудоспособные были мобилизованы на строительство укреплений на подступах к Москве. Витрины магазинов были забиты досками и фанерой, загорожены мешками с песком.
Решением бюро МГК ВКП(б) «за неустойчивость в условиях, когда советский народ ведет борьбу с гитлеровцами, и которая представляет опасность для партии» сняты со своих постов и исключены из партии первый секретарь Коминтерновского райкома и секретарь Ленинградского райкома ВКП(б) Москвы.