посколько это единственное, что остается, даже если этого не признавать и не давать этому имени. Что останется от нас как единственное – и наиболее чужое из всего.
20.02.<1965. Порто-Ронко>
Все еще легкое давление в груди, иногда. Небольшие трудности с П. Ей здесь тяжело – что ей еще здесь делать? Одна, я разговариваю мало, знакомых у нее почти нет, все тихо, кто еще говорит здесь по-английски, читать все время она не может. 25-го она собирается поехать в Париж. Возможно, там будет заниматься синхронизацией фильма*. Что я должен делать? Путешествовать я еще не могу. Медицина делает меня глупым. Бедная П. В ней столько веселости и столько естественной легкости! Но все это здесь как свинец для нее. И я не могу бросить все и уехать вместе с ней. Куда? Зима была слишком длинной для нее. Мы собирались в Каир, но так и не поехали. И правильно сделали. В Милане уже со мной случился приступ.
07.03.<1965. Порто-Ронко> воскресенье
Рецензия на «Грека Зорбу» в «М.Д.» – это киноверсия одного из фальшивых мифов, которые утверждают, что только безответственные авантюристы знают, как надо жить. Верно: надо рассмотреть все подобные истины! (Как делал Б. Шоу.) Этого хватит на две жизни от и до!
Вчера с Липманами за вином. С нами молодой немец, уклоняющийся от воинской службы.
Читаю дальше дневник Беренсона. Нахожу все больше и больше сходства – как в поверхностном, так и в привычках. Рак! Со всеми своими shortcomings*!
Звонил П. Жизнь и все ответы. Вчера с Петер, так как я ей обещал. Жалобы, как всегда.
В саду. Камелии начинают цвести. Первые лимонницы. Цветущая молодая дафния. Большая старая отмерла год назад. Теперь цветет молодая. Как просто!
Состояние сейчас: похоже на войну, когда находишься в таком положении, которое опаснее, чем в мирное время, но не так опасно, как на самом фронте. Может ударить – чаще, чем в мирное время, но не так, как под ураганным огнем. Можно жить с этим и быть почти довольным. Как у Рюккерта: «Он шел в сирийскую страну…»*
Вот так происходит с сердечниками.
Две книги: книга о больном от первого лица*; книга Роберта и Целестины Уоллис «Компания за столом».
И весь мир со всей его справедливостью и несправедливостью, с его массовыми убийствами, его неискупленными (что это вообще значит) и искупленными преступлениями, с его непостижимой красотой и его непостижимой чуждостью сужается вдруг в одну-единственную смерть.
И все, что остается в конце, это чья-то рука, которая удеживает от смерти. Если у него есть такая, если найдется, если он знает такую – или и это уже больше ничего не значит, и он чувствует, что он один (и даже это: один в тысячу раз больше, чем все «одиночества», известные ему) запущен в безвоздушную рушащуюся бесконечность, подобно людям на воздушном шаре в пьесе Гран-Гиньоля с незабываемым началом: «Бум! Что это было? Это как раз взорвалась земля».
Без слов! Без хрупких тонких поручней слов.
Книгу возможно начать* иначе: предвесеннее предвечерье на террасе, первый тонкий месяц, первые камелии, горы напротив еще в снежной пыли – тишина, осторожность в груди, чувство, что лучше тише дышать, чтобы ничего не разбить, – и другое: переживешь ли эту ночь. Только одно предчувствие, но ночь становится великой, неконтролируемой, платком, которым можно задушить и исцелить. Каждое утро выныривает, должно выныривать, как Афродита из пенного, окрашенного вином моря, ветер в волосах, горизонт позади, средиземноморское, антибское утро. И каждый вечер последний, с серпом луны, широким, высоким небом, прозрачной зеленью, белым туманом, которого нет.
Находящиеся в наследии автора дневники Эриха Марии Ремарка охватывают период времени от 15 августа до 25 октября 1918 года, от 4 апреля 1935 года до 11 января 1955 года и от 4 октября 1964 года до 7 марта 1965 года. Вместе это двадцать пять сброшюрованных тетрадей в восьмую долю листа объемом от пятидесяти до ста тридцати страниц. Поскольку эти тетради подписаны, маловероятно, что существуют другие дневники – в том числе за двадцатые годы. Только дневник 1918 года заканчивается указанием на все еще заполняемый второй том, который, однако, утерян.
Представленные в этой книге записи охватывают около десяти процентов известных текстов, что могло бы составить полностью около трех тысяч печатных листов. Все избранные записи публикуются без сокращений, дабы показать отчасти значительные тематические вариации внутри одной записи. Главный критерий выбора заключался в том, чтобы опубликовать различные записи как с точки зрения тематики, так и слога и стиля. Ремарк прибегал к дневнику, прежде всего в периоды личных кризисных ситуаций, обычно касающихся его любовных связей, как к своему собеседнику, как помощнику в рефлексии. Это особенно бросается в глаза в его почти ежедневных записях в конце тридцатых – начале сороковых годов, которые составляют почти треть всех его дневников и посвящены в значительной части отношениям с Марлен Дитрих. Далее в центре ежедневных и подробных записей в конце сороковых годов и особенно в пятидесятых кризис его отношений с Наташей Палей и последующая за этим терапия у Карен Хорни. При составлении выборки эти центральные и наиболее объемные темы дневников были приняты во внимание в первую очередь. Напротив, записи с 1952 по 1955 год были представлены только выборочно и суммарно часто включают в себя временные промежутки до нескольких недель.
Следующим тематическим критерием для выбора записей была их значимость для биографии и трудов, исторические комментарии, важные вехи биографии, такие, как вторая женитьба на Ильзе Ютте Замбона, начало отношений с Полетт Годдар, получение гражданства в США и т. д., а также даты возникновения отдельных работ и реакция автора на публикации и рецензии.
На персоны, которые не были идентифицированы или не названы (например, этот зубной врач и т. п.), комментарии не указывают. Таким же образом, например, в комментариях не уточняются отсутствующие имена, они определяются в регистре персон, в котором угадываются даже прозвища, как Петер для Ильзы Ютты Замбона или сокращенные имена, как Н. для Наташи Палей. От общих биографических дополнений для этих персон пришлось отказаться. Известные исторические события, как Вторая мировая война или покушение Штауффенберга на Гитлера, также не комментируются.
Текст представлен по дневникам Ремарка в наследии автора (собрание Ремарка, R-C 4A.I – 4A.25). Графическое исполнение текста (абзацы, пробелы) сохранены.
Курсив в тексте соответствует выделительному подчеркиванию в оригинале. Только необходимые для понимания текста
