На первый взгляд сюжет фильма был вполне по-советски патриотический: в нем наши солдаты представали как освободители, люди с гуманной психологией. Например, в эпизоде, когда в их руки попадает мальчишка из гитлерюгенда с фаустпатроном в руках, один из героев фильма всего лишь... лупит его ремнем по заднице, после чего отпускает восвояси. Да и спасение беременной немки тоже вытекало из того же гуманистического посыла. Однако нельзя было учитывать и другое. С момента окончания войны прошло слишком мало времени (всего 15 лет), чтобы забыть о тех ужасах, которые принесли нашей родине фашисты. И тот гуманизм, который проповедовали в фильме Алов и Наумов (отметим, что первый являлся фронтовиком), был воспринят патриотами-сталинистами как всепрощенчество, как заискивание перед Западом, который тогда, кстати, делал все от него зависящее, чтобы всячески осложнить ситуацию на германской границе.
В последние годы Запад наращивал давление на ГДР, пытаясь задушить ее экономически, создавая вокруг нее ситуацию международной изоляции. Под разными предлогами ФРГ блокировала внутригерманскую торговлю, тратила вместе с США огромные средства на радиопропаганду, которая велась с территории Западного Берлина. Кроме этого, Запад провоцировал тысячи восточных немцев на бегство из ГДР, обещая им у себя райские кущи. Это бегство сильно било по восточногерманской экономике, поскольку уезжали квалифицированные специалисты: например, в течение одного 1958 года на Западе оказался весь юридический факультет Лейпцигского университета. Всего же за эти несколько лет ГДР покинули 2686 тыс. человек, более половины которых составляла молодежь до 25 лет.
Поскольку Советский Союз не мог остаться в стороне от этой проблемы, Хрущев в ноябре 1958 года попытался заговорить с Западом с позиции силы, ультимативно потребовав превращения Берлина в «свободный и демилитаризованный город». Западные союзники в ответ отреагировали жесткими заявлениями и принялись усиливать свое военное присутствие в Берлине. Началась настоящая «война нервов». Именно в разгар этой войны и появился на свет фильм «Мир входящему», который воспевал то ли советский гуманизм, то ли призывал к дружбе с западными немцами. Поэтому не случайно, что к этому фильму весьма негативно отнесся и тогдашний лидер ГДР Вальтер Ульбрихт. Он посмотрел картину во время своего официального визита в Москву и был крайне возмущен увиденным. «Как же вы могли такое снять? – укорял он режиссеров во время приватной встречи. – Это же для какого-то Западного Берлина, для какой-нибудь там Венеции. Как же можно для наших социалистических стран делать такую картину?».
Ульбрихт был недалек от истины. В годы хрущевской «оттепели» у отдельных советских кинорежиссеров из либерального стана появилось искушение снимать фильмы не для внутреннего показа, а исключительно «на вывоз» – для престижных фестивалей в Каннах, в Венеции и т. д. И если раньше, в сталинские годы, признания за рубежом своих произведений мастера советского кино опасались, то теперь, наоборот, стали буквально стремиться к нему, невзирая ни на какие преграды. Хотя чаще всего западный истеблишмент отмечал те советские произведения, которые можно было использовать в идеологической борьбе против Советского Союза (что было целиком в русле тайной доктрины ЦРУ, о которой речь шла выше).
После скандала с Ульбрихтом в ситуацию вынуждена была вмешаться Фурцева. Вот как об этом вспоминает В. Наумов:
«Фурцева настаивала на поправках. На совещаниях она раздражалась на нашу неуступчивость, покрывалась пятнами, иногда кричала, а потом приглашала нас к себе в кабинет и один на один за чашкой чая разговаривала „по душам“.
Вообще этот метод доверительного интимного разговора с художником за чашкой чая часто использовался начальством.
Неожиданно для себя мы узнали подоплеку одного из замечаний к фильму.
– Ведь майор у вас положительный герой, верно? – убеждала нас Фурцева. – Так, значит, и выглядеть он должен более привлекательным... Форма должна соответствовать содержанию.
– Это не форма, это внешность, – пытались отбиться мы от нападок. – Вот посмотрите, Екатерина Алексеевна, на него. – Мы нагло указали на одного из ее заместителей, человека смирного, но никак не отличающегося красотой и благородством лица. – Если бы вы судили по внешности, вы бы давно уволили его с работы...
Заместитель покрылся испариной, но терпел. Молчал. Екатерина Алексеевна злилась. Мы же никак не могли взять в толк такую непримиримость в вопросе об актере Рыжове (который играл майора)... Неожиданно открылось дополнительное обстоятельство. Екатерина Алексеевна призналась нам – дело в том, что «ваш майор похож на товарища Хрущева». Этого еще не хватало! Просто удивительно, как изобретательно начальство. Какие неожиданные фортеля может выкинуть воспаленное, подозрительное воображение...».
Между тем ряды противников фильма росли. Так, во время его обсуждения на совещании в Кинокомитете число протестующих оказалось гораздо больше, чем тех, кто фильм поддерживал. Вот лишь некоторые из претензий, прозвучавших на том совещании:
«Тут неправильно, клеветнически отражена действительность. Фильм, просмотренный нами, – явная клевета на нашу армию, на мужество, подлинный героизм нашего советского воина».
«Картину выпускать ни в коем случае нельзя. И сама идея гуманизма – настолько противоречива, что совершенно неубедительна. С какой стороны к ней подойти? Вот концовка! Почему же так сделано? в чем тут смысл? Родился молодой немец. Лежит оружие. Оружие, с которым прошли всю войну. И этот только что рожденный немец помочился на это оружие и – конец фильму! В чем слава русского народа?..».
Поскольку слух об этом скандале достаточно быстро распространился в кинематографическом мире, о нем вскоре стало известно и на Западе. И вот уже осенью 1961 года руководство Венецианского фестиваля официально обращается к советскому руководству с просьбой прислать «Мир входящему» к ним на фестиваль. И что делает Фурцева? Она... соглашается. Почему произошло именно так, сказать трудно. Но определенные мысли все-таки приходят.
Судя по всему, сторонники фильма из числа чиновников Госкино сумели-таки заручиться поддержкой своих единомышленников в ЦК КПСС и «продавили» отправку фильма на престижный кинофестиваль с тем, чтобы лишний раз доказать Западу – либеральные реформы в СССР продолжаются. Сигнал был понят. В итоге «Мир входящему» произвел в Венеции фурор. Фильм получил приз за лучшую режиссуру («Золотая медаль») и приз итальянских кинокритиков «Золотой кубок» (приз Пазинетти как лучшая иностранная картина). Итальянские газеты принялись наперебой хвалить картину. Вот лишь несколько отрывков из этих публикаций.
А. Ланочита («Коррьере делла Сера»): «Очень характерно, что русские предпочли быть представленными в Венеции фильмом, резко отличающимся от их обычных хмурых произведений. Ввести в драму элементы юмора, очевидно, было куда труднее, чем растрогать зрителя...».
Д. Луиджи Ронди («Темпо»): «Незабываемы те страницы, где война и смерть показаны с едва сдерживаемой болью, без той риторики, которой так грешила советская кинематография... Среди исполнителей В. Авдюшко, А. Демьяненко, С. Хитров – неизвестные нам актеры, но лица их выразительны и значительны, а игра исполнена естественного и конкретного реализма...».
Читая эти строки, не стоит думать, что итальянские критики хорошо знали советский кинематограф. Судя по всему, они видели всего лишь несколько картин, но уже смели делать вывод о том, что «русские снимают хмурые произведения». Впрочем, так было не только с кинематографом, но и с литературой: в Италии почти не печатали книг советских писателей и очень мало издавали классики. А самым известным современным советским писателем на Западе в те годы был Борис Пастернак, поскольку в Италии широко освещался скандал 58-го года с «Доктором Живаго». Вот и фильм «Мир входящему» привлек внимание руководства Венецианского фестиваля скорей не по причине его отменного качества (хотя фильм и в самом деле хорош), а больше из-за скандала вокруг него. Поэтому у противников фильма на родине и появились сомнения относительно справедливости наград, врученных ему: дескать, таким образом итальянцы делали реверанс в сторону своих единомышленников-либералов. Один из принципиальных противников картины – главный редактор журнала «Октябрь» Всеволод Кочетов так откликнулся на это событие:
«Если господа капиталисты принимаются вдруг безудержно хвалить какой-нибудь наш кинофильм, так и знай, узрели в нем, значит, нечто, дающее им надежду на то, что мы способны отступить от социалистического реализма, то есть, иначе говоря, вообще отступить от своих идеалов...».
Кстати, именно журнал «Октябрь» опубликовал большую разгромную статью о фильме «Мир входящему» под характерным названием «Гуманизм или сентиментальность» (№ 2, 1962). Ее автор – Ленина Иванова – писала следующее:
