«Подчеркнуто будничной жизнь героев получается в тех произведениях, авторы которых заимствуют у Запада метод показа жизни „как она есть“. Это метод нехитрый. Идет, скажем, рассказ о зимовщиках на льдине в районе Северного полюса. Кто-то из научных сотрудников в бешеную пургу отправляется снять показания с приборов. Автор рассказывает не о том, как человек преодолевает стихию, а о том, как он думает о курином сациви в московском ресторане „Арагви“ или о розовых коленках Шурочки, с которой втайне от жены Ниночки весело проводил время в гостинице „Большой Урал“ во время служебной командировки из Москвы в Свердловск. И сразу же все становится заурядным – и этот человек, на много месяцев добровольно отправившийся в ледяную Арктику, и льдина, которая время от времени раскалывается, и весь смысл станции „Северный полюс“ номер такой-то; тускнеют не только люди, но даже и северные сияния, поскольку „для образности“ их сравнивают с цветными трикотажными исподниками, полощущимися в мыльной воде механизированной прачечной.
А северные сияния – одно из чудес природы. А жизнь на льдине во имя советской науки – истинный подвиг человека, и борьба со стихиями требует там мужества, воли, умения. И по западным упадническим нотам песню об этом не споешь...».
Но вернемся к фильмам «Чистое небо» и «Мир входящему». Оба они вышли на широкий экран в 1961 году («Мир входящему» появился на экранах в конце 60-го года, но относился к прокату следующего года). Публика встретила их по-разному. Например, на «Мир входящему» зритель шел не так активно: то ли по случаю отсутствия всяческой рекламы и малочисленности копий, то ли по каким-то иным причинам. Отсюда и результат: его посмотрели 11 миллионов 100 тысяч зрителей. А вот «Чистое небо» стало фаворитом кинопроката-61: 2-е место, 41 миллион 300 тысяч зрителей (на первом месте, как мы помним, значилась комедия Владимира Фетина «Полосатый рейс», собравшая 42 миллиона 340 тысяч зрителей). Кроме этого, фильм был назван лучшей картиной года среди читателей журнала «Советский экран», а также был удостоен призов на нескольких зарубежных кинофестивалях (Мехико, Сан-Франциско).
Хотя столь пристальное внимание к фильму за рубежом тоже во многом можно было списать на актуальность темы, присутствовавшей в сюжете: мытарства советского человека, причем не рядового, а Героя Советского Союза, в сталинские и постсталинские годы. Ведь другие фавориты советского кинопроката-61 почему-то ни один из западных кинофестивалей не заинтересовали. Ни фильм Леонида Лукова «Две жизни» (3-е место в прокате, 41 миллион 300 тысяч зрителей), повествующий о судьбах красноармейца и белоэмигранта, которые познакомились в 1917 году и встретились в Марселе спустя полстолетия; ни «Евдокия» Татьяны Лиозновой (34 миллиона 400 тысяч), где речь шла о трудной, но счастливой судьбе простой советской женщины, которая воспитывала приемных детей; ни «Алешкина любовь» Семена Туманова и Георгия Щукина (23 миллиона 700 тысяч), где речь шла о непростой любви скромного буровика к девушке-стрелочнице.
Фильм «Чистое небо» вышел на экраны страны как нельзя кстати: спустя пять месяцев после его премьеры, в октябре 1961 года, состоялся ХХII съезд КПСС, где Хрущев повел еще более массированную атаку на культ личности Сталина. Более того, в те самые дни (31 октября) было перезахоронено и тело вождя народов: под покровом ночи, тайно, его вынесли из Мавзолея и похоронили на аллее неподалеку. Этот радикализм Хрущева привел к печальным последствиям как во внешней политике (разрыв с Китаем, «карибский кризис», который едва не поставил мир на грань ядерной войны), так и во внутренней (трудности в экономике, еще большее идеологическое размежевание интеллигенции). Таким образом, Хрущев вольно или невольно сыграл на руку своим стратегическим противникам.
Аккурат накануне XXII съезда КПСС Совет безопасности США выпустил очередную директиву, в которой перечислялись меры по дестабилизации СССР и возможной будущей победы над ним. Основная ставка в этом комплексе мер по-прежнему делалась на разрушение Советского Союза изнутри путем подрыва доверия к руководящей силе общества – КПСС, а также дискредитации с помощью агентов влияния коллективистского образа жизни в СССР.
Кинематографу в этой директиве отводилась одна из важных ролей. С его помощью западные спецслужбы собирались расшатывать идеологические подпорки советского общества, размывать основополагающие идеи, культивируемые в Советском Союзе. Практически все крупнейшие западные кинофестивали нацеливались (с помощью все тех же агентов влияния, но уже действующих на территории западных стран – союзников США) на приглашение в конкурсную и внеконкурсные программы именно тех советских фильмов, которые либо запрещались у себя, либо вызывали какие-либо скандальные разборки по идеологическим мотивам. Этим фильмам на Западе давалась «зеленая улица»: их награждали призами, рекламировали в прессе и по телевидению. Таким образом западная элита самым форменным образом покупала элиту советскую. И та с радостью ей продавалась.
Самое интересное, но Хрущев был осведомлен через руководство КГБ об этой подрывной доктрине, однако продолжал «демократизацию по-хрущевски» или по-троцкистски, искренне считая, что эта политика ведет страну к победе коммунизма. Тем самым Хрущев только сильнее расшатывал общество, сея в головах у людей разброд и сомнения. Вместо того чтобы, возрождая в стране державный дух, помочь ей твердо стоять на ногах, глава государства буквально раздирал ее на части.
Например, двигая вперед космонавтику и создавая Ракетные войска стратегического назначения, он в то же время значительно сокращал другие рода войск (на один миллион военнослужащих), что только расшатывало один из важнейших оплотов режима – Вооруженные силы. Одновременно с этим Хрущев устроил беспрецедентные гонения на Русскую православную церковь: при нем на территории СССР было разрушено церквей больше, чем при Ленине и Сталине вместе взятых. Наконец, Хрущев продолжил разоблачения Сталина, тем самым не только дискредитируя КПСС, но и выбивая из сознания советских людей веру в то, что они строят самое справедливое общество на Земле.
Конечно, не все мероприятия Хрущева можно было назвать неправильными: например, он совершенно справедливо хотел ввести норму пребывания на руководящих постах в пределах двух сроков по четыре года (этот опыт он подсмотрел в США, куда ездил дважды). Или взять его намерение ликвидировать «закрытые распределители» и сократить число персональных машин для руководящего состава парт– и госаппарата. Однако эти, а также некоторые другие подобные нововведения не могли заслонить тех решений Хрущева, которые существенно подрывали нравственный климат в обществе.
На почве грандиозных побед, выпавших на период его правления (одно покорение космоса чего стоило!), у Хрущева, видимо, случилось такое головокружение от успехов, что он посчитал себя человеком, могущим одним рывком перебросить страну, только-только начинавшую оправляться от последствий страшной войны и ведущую другую войну – «холодную», в светлое будущее. И вот уже на том же XXII съезде КПСС Хрущев провозглашает скорое построение коммунизма в СССР: он должен был наступить меньше чем через 20 лет – в 1980 году.
Вообще, доклад Хрущева на том съезде был полон оптимизма и форменного благодушия. Например, касаясь вопросов литературы и искусства, он заявил следующее:
«Народ ждет и уверен, что писатели и деятели искусства создадут новые произведения, в которых достойно воплотят нашу героическую эпоху революционного преобразования общества. Партия исходит из того, что искусство призвано воспитывать людей прежде всего на положительных примерах жизни, воспитывать людей в духе коммунизма. Сила советской литературы и искусства, метода социалистического реализма – в правдивом отображении главного и решающего в действительности».
Слова-то правильные, да только сам Хрущев чаще всего вел себя совсем не в духе этих заявлений, в результате чего общество бросало из огня да в полымя, что абсолютно не способствовало росту в нем авторитета власти, а даже наоборот – подрывало его. Взять те же отношения с творческой интеллигенцией, Хрущев практически все время своего правления не знал, к какому берегу ему пристать: то ли к либеральному, то ли к державному. То он прилюдно лобызался с «инженерами человеческих душ», то называл их «педерасами» и разгонял творческие союзы. В итоге вся эта взрывоопасная смесь не только не служила сплочению общества, а, наоборот, расшатывала его.
Между тем на ХХII съезде речь о советской кинематографии почти не шла, а если и шла, то это носило оттенок скандала. В частности, в таком ключе был упомянут свежий фильм Эльдара Рязанова «Человек ниоткуда». Вспомнил о нем идеолог партии Михаил Суслов, что многих удивило. На самом деле в этом не было ничего странного: таким образом Суслов намеревался вернуть себе в глазах общественности звание главного идеолога страны, которое у него пытался отнять конкурент – Леонид Ильичев, возглавлявший Отдел пропаганды ЦК КПСС и завоевывавший все больший авторитет у Хрущева.
