В тот же день, 3 декабря, Гот передал в штаб Манштейна свои соображения по поводу операции «Зимняя буря». Его доклад начинался словами: «Цель – деблокирование 6-й армии силами 4-й танковой».[712] Между тем драгоценное время уже было упущено. 17-я танковая дивизия, которая должна была усилить ударную группировку Гота, по приказу фюрера осталась в резерве 8-й итальянской армии. В конце концов она присоединилась к войскам Гота, но с начала контрнаступления прошло уже четыре дня. Теперь Гитлер настаивал на том, что медлить нельзя. Кроме всего прочего, ему не терпелось узнать, как покажут себя в боевой обстановке «тигры», оснащенные 88-миллиметровой пушкой. Спешно был сформирован первый батальон новых танков, и его тут же отправили на Восточный фронт, чтобы усилить группировку Кирхнера.
Вечером 10 декабря из ставки Гитлера пришел приказ о наступлении с целью освобождения группировки, окруженной под Сталинградом,[713] и уже через два дня после краткой артподготовки танки Гота двинулись на север. Немецкие солдаты, окруженные в «котле», с радостью прислушивались к отголоскам далекой канонады. По всей 6-й армии стали распространяться восторженные слухи. «Идет Манштейн!» – говорили друг другу солдаты, и это чем-то напоминало пасхальные приветствия в церкви. Для верных сторонников Гитлера отдаленные раскаты этого грома были свидетельством того, что фюрер обязательно сдержит свое слово.
Между тем он и не думал о том, чтобы разрешить 6-й армии прорываться из окружения. На совещании в «Вольфшанце», состоявшемся в полдень 12 декабря, Гитлер сказал Цейтцлеру, напомнив про пролитую кровь немецких солдат и офицеров, что отступление из Сталинграда невозможно, поскольку в этом случае теряет смысл вся кампания. Как предостерегал Манштейна Клюге, фюрер по-прежнему находился под впечатлениями событий предыдущей зимы и был одержим своим приказом группе армий «Центр» стоять на Волге любой ценой. «Как только какая-то часть дрогнет и обратится в бегство, – внушал он начальнику штаба сухопутных войск, – армию уже нельзя будет остановить».[714]
Советское командование не ожидало, что Манштейн начнет действовать так быстро. Теперь Еременко тревожило положение 57-й армии, занимавшей позиции на юго-западной оконечности «котла». 12 декабря, когда Василевский с Хрущевым находились на командном пункте 51-й армии, по рации поступило сообщение о начале немецкого контрнаступления. Василевский сразу попытался позвонить в Москву, но связаться со Сталиным ему не удалось. Не желая терять ни минуты, он вызвал к аппарату генерала Рокоссовского, командующего Донским фронтом, и сказал, что хочет передать 2-ю гвардейскую армию генерала Малиновского в состав Сталинградского фронта, чтобы блокировать соединения Манштейна. Рокоссовский категорически воспротивился, и, к недовольству Василевского, когда вечером тому наконец удалось связаться по телефону с Кремлем, Сталин разгневался на него, посчитав, что ему пытаются навязать решение. Советский вождь так и не дал Василевскому четкого ответа, и генерал провел очень тревожную ночь.
Еременко тем временем приказал 4-му механизированному и 13-му танковому корпусам остановить продвижение немецких танковых колонн. К этому моменту – за первые 24 часа контрнаступления – 6-я танковая дивизия прошла уже больше 40 километров и форсировала Аксай. Наконец, после совещаний в Кремле, продолжавшихся всю ночь, и новых переговоров по телефону с Василевским Сталин согласился передать 2-ю гвардейскую армию Сталинградскому фронту.
На второй день наступления 6-я танковая вышла к хутору Верхнекумский. Накануне прошел дождь, возвестивший начало оттепели, как потом выяснилось, очень короткой. На возвышенности рядом с хутором и началось то, что генерал Раус впоследствии назвал «гигантской борцовской схваткой».[715] Ожесточенное трехдневное сражение стоило обеим сторонам больших жертв. В конце концов немцам удалось добиться локального успеха – с подходом 17-й танковой дивизии, после того как Рихтгофен оказал максимальную поддержку с воздуха, дивизии Гота и «тигры» смогли выйти к реке Мышкова, однако все это никак не сказалось на судьбе 6-й армии. Она в этот момент решалась более чем в 150 километрах к северо-западу.
Сталин быстро понял, что Жуков и Василевский были правы. Самым эффективным способом пресечь попытку спасти дивизии Паулюса было блокирование ударной группы Гота. Советский вождь согласился с предложением внести изменения в план операции «Сатурн». В первый день боев за Верхнекумский были подготовлены приказы командующим Воронежским и Юго-Западным фронтами разработать новую версию операции, известной под кодовым названием «Малый Сатурн». Ее целями были прорыв обороны в полосе итальянской 8-й армии и выход в тыл группы армий «Дон», а не наступление на Ростов. Армии двух фронтов должны были быть готовы перейти в наступление через три дня.
Еременко очень нервничал. Когда танковый корпус Гота вышел к Мышкове, 6-я танковая дивизия оказалась меньше чем в 60 километрах от края «котла», а 2-я гвардейская армия, задержанная разразившимся снежным бураном, могла занять исходные позиции для наступления не раньше 19 декабря. Еременко опасался, что танки 6-й армии в любой момент ударят из «котла», но он не знал, что Гитлер по-прежнему не разрешает Паулюсу прорываться навстречу Манштейну, да и горючего у его 70 уцелевших машин хватило бы только на то, чтобы пройти пару десятков километров.
19 декабря фельдмаршал фон Манштейн направил в «котел» по воздуху майора Айсманна, своего офицера разведки. Задачей Айсманна, как впоследствии утверждал Манштейн, было проинструктировать Паулюса и Шмидта относительно начала подготовки к операции «Раскат грома». Существует множество разных мнений относительно того, кто и что говорил на том совещании, и оно по сей день является предметом ожесточенных споров. Очевидно одно: Манштейн не желал брать на себя ответственность и идти против воли Гитлера. Он не дал Паулюсу никаких четких ответов и отказался – вне всяких сомнений, сославшись на требования безопасности – лично вылететь в «котел» и обсудить все вопросы лично. Очевидно и то, что Манштейн с самого начала понимал – Паулюс, неукоснительно следовавший требованиям субординации, никогда не решится на прорыв без официального приказа верховного командования. В своих мемуарах Манштейн пытается полностью снять с себя вину за судьбу 6-й армии, попутно несправедливо обвиняя Паулюса. Складывается впечатление, что в конце жизни фельдмаршала совсем замучили угрызения совести, хотя его уже никто ни в чем не обвинял.
16 декабря, через четыре дня после начала наступления Гота, 1-я и 3-я гвардейские армии, а также советская 6-я армия, занимавшие позиции выше по течению Дона, нанесли удар в южном направлении. Началось наступление неудачно – в густом ледяном тумане русские танки попали на минные поля. 8-я итальянская армия оказала противнику упорное сопротивление, но тем не менее через два дня оно было сломлено. После того как 17-я танковая дивизия присоединилась к частям Гота на левом берегу Дона, резервов, готовых отразить советское наступление, у немцев не осталось, и советские танковые колонны, прорвавшись в южном направлении, вышли в открытую заснеженную степь. Сильные морозы, которые начались 16 декабря, не помешали «тридцатьчетверкам» пронестись по тылам группы армий «Дон». Войска Красной армии захватывали железнодорожные узлы и станции, на которых горели вагоны со снаряжением – их подожгли спешно бегущие вспомогательные подразделения вермахта.
Самую большую угрозу для немцев представлял 200-километровый бросок 24-го танкового корпуса под командованием Василия Михайловича Баданова. Во второй половине дня 23 декабря его части захватили Скосырскую – станицу, расположенную севернее Тацинской. Там был главный аэродром, откуда летали в Сталинград транспортные Ю-52. Генерал Фибиг получил от Гитлера приказ удерживать занятые позиции и поднимать самолеты в воздух только в одном случае – если аэродром подвергнется артиллерийскому обстрелу. Меньше всего в ставке фюрера думали о том, что огонь по «юнкерсам» могут открыть подошедшие чуть ли не к взлетным полосам танки.
Фибиг и его офицеры пришли в бешенство. Захваченный противником аэродром можно было отбить обратно, но потеря транспортных самолетов означала конец 6-й армии. Наземных войск для обороны «Таци», как называли этот аэродром немцы, не было. Оставалось только развернуть семь зенитных орудий, прикрывая дорогу, и подготовить к вылету все исправные самолеты, чтобы рано утром они могли подняться в воздух. Но «юнкерсов» было много, и это оказалось совсем непросто. «Вокруг взлетно-посадочных полос царил ужасный хаос, – вспоминал присутствовавший при этом начальник штаба Рихтгофена. – Сквозь рев двигателей нельзя было разобрать ни слова».[716] Ситуация осложнилась тем, что в ту ночь были густой туман и низкая облачность. И тут еще повалил снег.
