Уже обращаясь к Саше, Алексей пристально посмотрел ему в глаза и поймал себя на мысли, что всегда общительный подчиненный не просто молчит, но не подымает даже глаз:
– «Санчелло», чо случилось, какое-то предчувствие у меня… Макс еще чудит, чего-то…, ну ка посмотри мне в глаза… – В поднятом взгляде не было ничего кроме страха и сострадания – Александр все знал, но не был в состоянии об этом сообщить, тем более зная всю тяжелую предысторию жизни своего патрона. Немного подумав, пассажир уже раздраженно поинтересовался:
– Вы тут без меня ничего не наворотили? Ты чего такой виноватый, косого впорол что ли?!.. – Сашка молчал и дальнейший разговор был бесполезен…
Почти доехав до места, где ждал Корсаров – остановившись буквально в двух кварталах от дома и распрощавшись с «Санчесом», «Солдат» с ручной кладью побрел в сторону, в которую хотелось бежать, но почему-то, что-то нависшее, будто молило не спешить. «Сопрано» высмотрел друга издалека…
Они обнялись, но радость встречи была только на лице приехавшего, моментально исчезнувшая после сказанного с печальным видом Максом:
– Лех…, дружище…, я не смог выполнить твою просьбу…
– Да ничего страшного…, а ты о чем собственно?
– Милена… – ее больше нет… – Казалось, после произнесенного пронесся ураган, сметя все эмоции и все, что было доброго и хорошего на сердце, заместив на обжигающий холодом лед, и охвативший ужас, который сопровождался по крайней мере шквальный ветром, несшим миллиарды иголок, в одночасье впившихся в душу с невыносимой болью, покрывших сознание непроницаемой тьмой – должно быть именно так выглядит ад…
…Максим широко раскрыл глаза и даже приоткрыл рот, ожидая теперь какую угодно реакцию, но только не провал в глубины подсознания, в пучины самого себя приехавшего, пусть и на короткое время. Алексей молчал, совершенно не проявляя никакой реакции, ни одна черточка не поменялась в его лице, даже наоборот показалось, что все они будто парализованы, а черты заострились, губы сжались, мозг же заработал многократно быстрее, закоротился, бегающими по кругу мыслями, не имеющими выхода. Нужно было во чтобы ни стало разорвать этот замкнутый круг, но не было, ни желания – зачем, когда все тщетно!
Только хозяин отсутствующей реакции знал что с ним происходит. Сдержанность была обманчива и все, что он пытался сейчас сделать – это не допустить увлечение паническими переживаниями, воплощающимися в образах потерянных близких и любимых им людей, понимая, что это приведет к сумасшествию. Весь окружающий мир исчез, схлопнувшись в точку. Образовавшийся вокруг неё вакуум, привел к полной отстраненности и страшной концентрированности своих чувств, остальное вообще не интересовало в ближайшие несколько часов. Именно по этому все движения его казались заторможенными, а реакция почти отсутствующей.
Лишь уже к середине ночи, глядя сквозь глаза вымотавшегося друга, который пытался хоть как-то помочь, и вывести Алексея из этого состояния, что-то осознанное начало проявляться, а разум проясняться и наполняться ответами на задаваемые вопросы повалившиеся, казалось бы бессвязно, но через еще пару часов проявившимися в виде упорядоченного анализа и удивительно точных выводов, высказанных монотонным голосом, будто звучащим с того света, без интонаций и привычной жестикуляции.
Корсаров с удивлением слушал, а после десяти минут высказанной безупречной программы, облегченно с выдохом произнес:
– Наконец-то, я думал ты умер, хоть и ходил… Вот фотографии с видео записью – от одного озабоченного автомобилиста перепало, у ментов нет ни того, ни другого. Посмотришь и все более точно поймешь сам. Есть еще одна запись… – видео, с совсем близкого расстояния, но думаю тебе не надо…
– Давай, и не думай!.. – Затем чуть помедлив:
– Как это все… иии… и почему именно те кого я люблю?!.. – Тому нечего было ответить, в замен он предложил бокал с виски, который Алексей принял, но пить не стал.
Далее директор ЧОП дал понять в какую сторону направилось следствие и что он сам собирается предпринять.
Слушая и одновременно внимательно просматривая записи, иногда пряча гримасу искажающую его лицо, «Солдат» что-то выписывал на листочке и застонал, когда на экране началось избиение Милены. Глаза его не отрывались и не моргали, постепенно наливаясь кровавым оттенком. Толстые красные прожилки бросали соответствующий отлив на белки, а увеличивающийся зрак сделал центр глаза непроницаемо черным, что смотрелось на фоне ало – розово и нечеловечески зловеще. По окончанию кассеты взглянув на друга и испугав его состоянием своих глаз, спросил:
– Еще есть что-то?
– Угууу! Что это у тебя?! Ух…, нууу показания очевидцев – у следока выпросил, там ведь и мой парень погиб, иии…, кстати, мой родственник…
– Я постараюсь чем-то возместить…
– Возместим мы сами, а вот иии… личная к тебе просьба…, что-то мне подсказывает, что так ты этого не оставишь… – я тоже, так что… мне не важно, что ты там сделаешь, но если без моего участия – обида на всю жизнь, и кружки пива с тобой не выпью…
– Не лезь… Не твое это… и не буду я тебе ничего обещать. Живи, как жил… Где она?
– Кто?
– Милена! Не тупи, не до того… Если знаешь где – поехали!
– Ннн-таккк время…
– Ей все равно, а мне нужно сейчас. Вези…
…Сторож морга немного посопротивлялся, по профессиональной привычке ровно до двух бутылок, то есть их денежного эквивалента… Макс позаботился о том, чтобы девушка выглядела хоть как-то похоже на прежнюю и телом, и… Завтра по идее нужно было везти труп в церковь на отпевание, но в какую еще не знали. Алексей, не думая, вспомнил об отце Иоанне, о его церковном приходе и о словах, сказанных когда-то Миленой в адрес батюшки. Она его духовное чадо, так там этому и быть… Простыню сняли и тело осталось прикрытым легкой бязью, почти просвечивающейся насквозь. Его оставили одного. Через двадцать минут «Солдат» вышел:
– Доктор, что за шов чуть выше лобка – раньше не было?
– Таккк… ведььь «кесарево»…
– Чего «кесарево»? Ты что бредишь, что ли? Да не была… – Только сейчас его настигла догадка:
– Ёкер-макер, какой же я…, уууу… – да что ж это… – И вдруг «взорвался»:
– Где ребенок?! «Сопрано»!!! Ты что же, скотина молчал!!!.. Я убью тебя!!!..
– Лёлик! Лёлик! Ради Бога! Послушай… – Но договорить не успел, получив крепкий удар в грудину, «собрав» все каталки с лежащими на них трупами, вскочил, но разу согнулся от боли и упав на колени прошептал:
– Да можешь ты послушать! Жива, ЖИ-ВА! Твою Богу душу…, убил же друга… – Леха остановился, тряхнул перегруженной головой…, пока еще не совсем поверив в смерть Милены, и тем более не осознал ее полностью, а тут еще…
– Что ты сказал?!.. – И сам в бессилье опустился на колени перед другом детства, вперив в него непонимающий взгляд:
– Ты что сказал?
– Успокоился?
– Не знаю!.. Говори…
– Три месяца назад она родила девочку 52 сантиметра, 3600 грамм с небесными цвета глазами и светленькими волосиками, я дал слово тебе не говорить… – она толи сама хотела, толи боялась…, короче по приезду вроде бы все должно было раскрыться – это уже ваши дела,… а девочка славная!
– А… ребенок то чей! Чё то я…
– Ты что совсем сбрендил что ли?… Твой конечно!..
– А почему «кесарево»?… Доктор, а почему «кесарево» то…
– Если бить не будете, смогу предположить…
– Если кольцо не отдашь, убью прямо сейчас… Могу выкупить…, без обид – все понимаю.
– Какое кольцо?
– С рубином – мой подарок, три тысячи долларов отдал сначала и три потом: и того шесть. Думай, вспоминай, а то руку отрежу…
– Я!.. Я!.. Да что ж такое, я только сегодня… – Уже в полуобмороке начал захлебываться уже пожалевший о выборе своей специальности патологоанатом. Но тут появился все тот же старик сторож:
– У меня колечко, уважаемый, как есть у меня… Считай, мил человек, на сохранение взял, ручку позолотишь, так ща и схожу… – Макс с хирургом рванули к сторожу, сопровождая свои короткие пути длиннющими тирадами из словаря ненормативной лексики…, но «Солдат» их остановил:
– Пусть идет, заслужил. Триста «баков» хватит?
– Ну за такие деньги и идти не нужно… – произнеся эту двоякую фразу старик залез в носок, вынул перстень, завернутый в тряпицу, с играющим на слабом свету камнем, цвета крови, подул на него, обтер о грязный передник, и протягивая, одновременно хватаясь за деньги почти просвистел:
– Благодарствуйте, и дай Бог вам здоровица. Вот еще крестик деревянной с ентой барышни… ууупал…, как есть упал…, угу… – сам… Ну когда привезли, я иии поднял…
– Спасибо, старик…, ее – точно!.. Ну и где ребенок? Мой ребенок…, где?! И не шутите со мной – я и так на пределе!
– Да в том – то и дело, что хрен его знает…
– Сколько можно, заново все что ли повторяется?!.. Так…, ладно, чуть позже… Дайте мне еще пятнадцать минут – … попрощаюсь…
