Мент. Одесса-мама - Дмитрий Николаевич Дашко

Понимая, что дома делать мне нечего, и сидя в четырёх стенах, можно сойти с ума, я направился к дверям.

— Жора, ты куда? — удивилась Степановна. — Давай я на стол накрою, покормлю тебя… Ты же голодный с дороги!

— Спасибо, Степановна! Я сыт, — соврал я.

— Когда ж успел?

— На вокзале в буфет заскочил. Там перекусил. Лучше мы потом, вместе с Настей, за стол сядем. А я пока на работу съезжу, узнаю, что там и как.

— У самого жена молодая, а на уме — одна работа, — заворчала Степановна. — Гляди, бросит тебя супруга, уйдёт к другому.

— Не уйдёт, — выдавил из себя искусственную улыбку я и, поцеловав добрую женщину в щечку, вышел из квартиры.

Настроение было хуже некуда. Меня одновременно трясло от злости и от страха — не за себя, а за любимую.

Я вышел из подъезда, огляделся по сторонам.

Днём двор почти всегда пустовал: взрослые на работе, дети в школе. Вот и сейчас в поле зрения попали двое: ничем не примечательная женщина с коляской и бородатый дворник, неспешно подметавший дорогу. Снег сошёл, открыв после себя неизбежные завалы мусора, так что работёнки мужику привалило.

Я посмотрел на часы — время только-только перевалило за полдень, до рандеву на Патриарших ещё уйма времени. Само собой я пойду туда. Выбора у меня нет.

Настю похитили, любое неверное движение приведёт к её гибели.

На душе снова заскребли кошки, а мне как никогда был нужен холодный ум и каменное спокойствие, ведь я очень хочу, чтобы с Настей ничего не случилось и чтобы с её головы ни упал ни один волос. Она — лучшее, что со мной было, ради неё я готов отдать всё, включая жизнь. И это не пустые слова.

Ну вот, снова занервничал, а нервничать мне нельзя. В прошлой жизни в такие моменты помогала дурная привычка — курить. Тут я с ней завязал, но, похоже, сделал, не подумав.

Я направился к дворнику.

— Здравствуйте! У вас закурить не найдётся?

— Свои гражданин в вашем-то возрасте пора иметь… — недовольно пробурчал он.

— Бросил курить, да видать рано, — признался я.

— Эх, что с вами поделаешь, — он полез в карман дворницкого фартука, чтобы достать из него потрёпанную пачку дешёвых папирос. — Сколько вам?

— Если не возражаете — возьму две.

— Да хоть три — мне не жалко, — равнодушно произнёс дворник.

Он привычным движением выбил из пачки пару папирос и протянул мне.

— И огоньку, пожалуйста, — виновато попросил я.

В это время мимо нас прошла женщина с коляской. Она окинула меня и дворника укоризненным взором, но ничего не сказала.

Дворник достал всё из того же кармана фартука коробок спичек.

— Берите, гражданин, угощаю…

— Что вы — не стоит! Я по дороге куплю.

— Да полноте вам спорить-то! Что мне — спичек жалко!

— Спасибо! Я ваш должник, — усмехнулся я, забирая подарок.

— Не за что!

Я закурил, когда вышел со двора на улицу. Мозг при этом словно зажил отдельно от остального тела, которое действовало на автомате. Голову переполняли самые разные мысли, к счастью для меня — далекие от панических. Я снова становился самим собой: собранным и хладнокровным.

Одной папиросы оказалось достаточно, вторую я только начал курить и почти сразу выбросил. Всё-таки отвык — оно и к лучшему.

Хотел было выбросить и коробок со спичками, но почти сразу передумал. Вещь полезная, в хозяйстве пригодится.

Уходя, краем глаза отметил, как окурок бережно поднял и, оглянувшись, спрятал мужчина примерно моего возраста. Он был одет в серые брюки, льняную рубашку и тёмный пиджак с потёртыми рукавами, на голове низко надетая кепка с большим козырьком.

Что ж, этого следовало ожидать — меня пасли.

Насчёт вокзального буфета я соврал, есть хотелось неимоверно. Я купил у уличной торговки пирожок с картошкой и проглотил его, практически не жуя.

Надеюсь, без последствий.

До Патриарших добрался в переполненном трамвае, где мне чудом не раздавили грудную клетку и не оттоптали ноги. Соглядатай в пиджаке держался чуть в стороне и, конечно же сошёл вместе со мной на одной остановке.

Только на сей раз кепки на нём не было.

Проходя мимо витрин одного из магазинов я мельком успел разглядеть его. Ничего примечательного, как говорится — глазу зацепиться не за что. Таких обычно и берут в топтуны.

Работал довольно профессионально. Если бы я не понимал, что меня поведут практически от самого дома — вряд ли бы срисовал.

Без пяти два я был на Патриарших. Вроде никого из знакомых. В записке было написано, что ко мне подойдут, и я стал неспешно прогуливаться.

Четырнадцать ноль пять — никого. Точность — вежливость королей, но к тем, кто похитил мою Настю, это явно не относится.

Четырнадцать десять, ноль внимания в мою сторону. Даже топтун куда-то потерялся.

Пятнадцать минут третьего, я по-прежнему гуляю в одиночестве и начинаю испытывать беспокойство. Что-то пошло не так? Моё поведение насторожило врага или банальная перестраховка: не притащил ли я с собой взвод милиции и собаку?

Одно радует — никто не кидается на меня с ножиком и не стреляет в спину, то есть на Патрики меня вытащили не для того, чтобы грохнуть в уютной и тихой обстановке. Радеку (а кому же ещё?) я нужен для чего-то другого. И само собой не для дружеских посиделок с пивом и шашлыками.

Похоже меня собираются задействовать в какой-то комбинации. А раз Настю похитили — ничего хорошего для меня тут не просматривается.

На одной из скамеек сидел пожилой мужчина в клетчатом костюме и шляпе-канотье, в его руке была тросточка. До этого он сидел с задумчивым видом, а тут вдруг приподнялся и шагнул в мою сторону.

— Георгий Олегович? Быстров?

Внешне он напоминал незабвенного Паниковского в исполнении Зиновия Гердта. Я с интересом посмотрел на него.

— Да.

— Видите вон то авто, — показал он взглядом на стоявший возле одного из домов чёрный легковой автомобиль.

— Вижу.

— Садитесь в него и, ради ваших же интересов, ведите себя спокойно и не делайте глупостей, иначе ваша дорогая супруга пострадает.

— Что с ней?

— Все вопросы потом. Вас ждут.

Я направился к машине. В ней не было никого, кроме шофёра, читавшего газету. При виде меня, он свернул её и убрал.

— Товарищ Быстров?

— Да.

— Садитесь, пожалуйста, на пассажирское место сзади. И без глупостей.

— Я в курсе.

Спорите не имело смысла, я открыл дверцу и сел в авто. И тут же меня зажали с обоих сторон двое дюжих ребят в гражданских костюмах. Действовали они бесцеремонно. Сразу стало ясно: шутить с этими бравыми парнями не стоит.

— Спокойно, Быстров. Меры предосторожности.

Меня тщательно обыскали.

Я вышел из дома безоружным, поэтому ничего представляющего для них интерес, парни не нашли. Один из них вытащил спичечный коробок, подаренный дворником, покрутил его и засунул обратно.

— Поехали, — приказал он водителю.

Машина тронулась с места.

Судя по хмурым лицам парочки сопровождающих на мои вопросы они отвечать не будут и любую попытку сопротивления пресекут самым категорическим образом. Я, конечно, мог бы подёргаться и при должном везении вырубил бы кого-то из них, но его напарник тогда бы меня прикончил, и вряд ли бы моя смерть хоть чем-то помогла Насте.

Будем вести себя примерно.

Автомобиль выбрался за пределы Москвы, всё это время громилы не спускали с меня глаз, а я старался их не провоцировать.

Остановились мы в небольшом дачном посёлке. Охраны на въезде не было — значит, посёлок не ведомственный. А чего собственно ожидать? Радек — мужик умный, подставляться по глупому не станет. Рандеву с ним или с кем-то из его доверенных лиц пройдёт на нейтральной территории, которую никто не сможет с ним связать.

— Выходите. Дёргаться не советую — будет только хуже. Стреляем сразу и наповал.

— Спасибо, что предупредили.

— Не умничай.

Мы прошли вдоль длинного высокого забора, над которым возвышалась крыша даже не дома — особняка. По всем приметам до революции тут проживал кто-то непростой.

Громила, который шага впереди, распахнул калитку. Второй толкнул меня стволом нагана в спину.

— Заходим.

— Как скажете, парни.

К моему удивлению, меня повели не в дом, а к небольшой беседке, где за столом на удобной скамье с высокой спинкой сидел большелобый крепыш с нервным лицом. Я видел его впервые.

Выходит, на сей раз говорить придётся не с Радеком.

— Товарищ Нойман, — обратился к нему один из громил. — Быстров доставлен по вашему приказу.

— Благодарю, — кивнул тот, не вставая. — Побудьте пока поблизости.

Он улыбнулся.

— Георгий Олегович…

— Я вас не знаю.

— Это дело поправимое. Генрих Оттович Нейман. Работаю в секретариате Коминтерна.

Я наблюдал за его