избавился — знаешь, а она тебе идёт!
— Когда от тебя выйду, снова надену, — подмигнул мой коллега по нашему спецотделу — Ваня Бодунов
Это он сегодня утром изображал из себя дворника.
— Что стоишь как не у себя дома⁈ Располагайся! — предложил Иван.
— Спасибо, что разрешил, — хмыкнул я, присаживаясь на кровать.
Теперь, когда Насти не было дома, семейное ложе выглядело каким-то одиноким, да и у меня при всей внешней браваде кошки скребли на душе.
Ваня догадался, что я сейчас чувствую.
— Всё нормально, Жора! Ты молодец, что заранее связался с Трепаловым. Александр Максимович шлёт тебе привет.
Ещё перед отъездом с Ростова я знал, что спокойной жизни у меня не будет. Не знаю, на какие кнопки и педали нажал мой начальник, чтобы избавить мою голову от занесённого меча, но Радек — не та фигура, что сразу подымет лапки кверху.
Значит, в Москве меня ждёт сюрприз. Радек станет искать моё слабое место, а оно у меня одно — моя семья, мои дорогие женщины.
Об этом я и поговорил по телефону с Александром Максимовичем, и он согласился с моими выводами.
Трепалов обещал установить наблюдение за моим домом и особенно за Настей, так что я не особенно удивился, когда увидел во дворе Ваню Бодунова в приклеенной бороде и одежде дворника.
Наша встреча была полна обговоренных знаков. Я попросил у него закурить — это означало, что мне назначена встреча врагом. Сказал, что возьму две штучки — то есть время встречи два часа. Взял коробок — жду вечером у себя на квартире.
Пустой подоконник — у меня «гость» из нашего отдела.
— Что с Настей? — задал главный вопрос я.
— С неё всё в порядке. Люди из Коминтерна отвезли её в санаторий под Москвой под предлогом, будто начальство разрешило тебе отдохнуть там вместе с семьёй после командировки, и что ты приедешь туда. Не волнуйся — наш человек из МУУРа наблюдает за Настей и вмешается, если что-то будет угрожать её жизни, — немного успокоил меня Иван.
Я облегчённо вздохнул. Спасибо мужикам! На них всегда можно положиться!
— Как прошла твоя встреча? — сменил тему Иван.
Я рассказал ему детали незапланированного визита к Нейману, сообщил, что должен ликвидировать Сталина.
Ваня ошеломлённо открыл рот и присвистнул.
— Ничего себе! И что ты?
— А что я мог сделать⁈ Конечно, ответил — да, — признался я. — У меня не было выбора.
— Но… ты же сам понимаешь… — растерянно проговорил Иван. — Если честно, никто такого не ожидал.
— Понимаю. Я и сам в шоке. Но назад пути нет. И теперь я должен придумать вместе с тобой и с Трепаловым, как проверну это дело.
Бодунов окинул меня задумчивым взглядом.
— Жора, только не говори, что у тебя нет плана! Я всё равно тебе не поверю — такого быть не может!
Я усмехнулся.
— Спасибо за доверие, Ваня! План у меня есть, только я не уверен, что он вам понравится. На Неймане свет клином не сошёлся, за его спиной стоит Радек, а за ним — я не уверен, но не удивлюсь если это так… В общем, речь идёт о Троцком.
— А не перегибаешь?
— Время покажет. Короче, чтобы эти гады вылезли на свет и показали истинное лицо, я должен убить Сталина! — выпалил я и замолчал, глядя на обалдевшего от таких известий Ивана.
Хвост пристроился за мной сразу, как только я вышел из подъезда. На этот раз по моим пятам следовал меланхоличного вида дядька, который даже не особо старался не попадаться мне на глаза. Скорее всего, это было нарочно. Меня словно предупреждали, чтобы я не рыпался.
Нейман сказал, что Сталин каждый день движется по одному и тому же маршруту, покидая кремлёвские стены через проход в Спасской башне. В семнадцатом году эта самая, пожалуй, знаменитая часть московского Кремля серьёзно пострадала от артиллерийского обстрела. Следы прилётов были видны до сих пор, хотя реставрационные работы шли полным ходом.
Ну вот, я в Хопре, то есть на месте — шагах в двадцати от ворот. Ближе подходить не имело смысла.
Тут было довольно многолюдно — всё-таки самый центр города, значит, буду меньше привлекать к себе внимания, но бережённого как известно бог бережёт.
Я нашёл удобное место для наблюдения за воротами и стал ждать.
Хорошо, что Виссарионыч пока трудился с утра, как большинство граждан страны, а не перешёл на свой знаменитый вечерне-ночной график, иначе его было бы труднее заметить в темноте и почти полном отсутствии света фонарей даже на Красной площади.
Ага, вот и он — кавказец среднего роста со смуглым лицом. По идее оно должно быть покрыто мелкими оспинками, но с моего «поста наблюдения» такие детали не видны. Нос длинный — на парадных портретах более позднего периода это не заметно. Ну и чёрные с небольшой проседью усы — про них невозможно забыть.
Одет просто: обычная армейская шинель — Виссарионычу было жарко и он не стал застёгиваться, под шинелью отнюдь не привычный френч, а гражданский тёмный пиджак и светлая рубашка. Совсем не праздничного вида брюки были заправлены в сапоги, на крупной голове кепка.
Он шёл медленным тяжёлым шагом, слегка наклонившись, будто что-то высматривая на земле. И, как верно заметил Нейман — никакой охраны.
Во всяком случае я никого не заметил, а у меня глаз намётан.
Личностью Сталин был пока ещё не самой известной, поэтому случайные прохожие на его пути не обращали на Иосифа Виссарионовича внимания. Ну, подумаешь, вышел какой-то гражданин из кремлёвских ворот — может, один из строителей, приводивших Кремль в порядок.
Учитывая скорость, с которой шагал Сталин и отсутствие охраны, а так же большое количество случайных людей поблизости — мишень и впрямь лёгкая. Можно подойти практически в упор и расстрелять из револьвера, выпустив для верности патронов пять-шесть, почти весь барабан.
Ну, а потом дать ходу, выскочить на более оживлённую улицу и раствориться в толпе. Искать будут до морковкиного заговенья и не найдут. Тем более если одеться неприметно, что по нынешним делам несложно. По сути большинство одевается одинаково.
Только я знал, что уйди живым отсюда мне не дадут. Операцию готовил Радек, значит, он продумал всё и сделает так, чтобы ни одна ниточка к нему не привела: после того, как я совершу покушение на Иосифа Виссарионовича, меня ликвидируют на месте.
Сейчас у половины города на руках огнестрельное оружие, причём на законных основаниях, и какой-то сознательный гражданин с взведённым курком револьвера обязательно окажется поблизости и непременно разрядит оружие в меня, не давая мне ни одного шанса.
Не удивлюсь, если потом ещё и награду получит за проявленную храбрость.
Нейман, конечно, старался усыпить моё внимание, даже загранпаспорт смастерил и придумал убедительную липу, как меня с женой якобы переправят в Финляндию, ещё и чуть ли не свечной заводик дадут в личное пользование.
Ну-ну! Свежо предание, только я в такую лапшу на уши никогда не поверю. Враг у меня хитрый, злой и опасный, а главное — предусмотрительный. Он сделает всё, чтобы уйти от ответственности.
А что касается мотива, по которому я пошёл на убийство товарища Сталина — уверен, всё уже продумано. Не зря меня пытались арестовать в Ростове якобы за сотрудничество с белогвардейской террористической организацией. Не сомневаюсь — именно эта версия и всплывёт на свет божий.
Дескать получил личное задание от генерала Курепова на ликвидацию лидера большевистской организации. А то, что долго не могли разоблачить — так уж больно старательно прятал вражескую личину от товарищей.
Может под этим соусом ещё и полетят головы товарища Маркуса и всех тех мужиков из ГПУ, что не позволили совершиться произволу в мой адрес. Дескать, мало того, что прошляпили змею, так ещё и покрывали.
В общем, неплохая комбинация. Могу только похлопать Радеку и его людям. Хорошо всё придумали — нечего сказать.
Только не на того попали!
Я проводил Сталина вплоть до его работы и снова убедился в отсутствии телохранителей. Эх, как не хватает тебя товарищ Власик! Ну ведь на самотёк всё пущено… Подходи кто хочешь, стреляй в кого хочешь…
Надеюсь, после завтрашних событий многое изменится в нужную сторону.
Это был один из самых долгих дней в моей жизни, казалось, стрелки часов намертво приклеились, но я использовал каждую секунду с пользой. Слишком многое было поставлено на чашку весов с моей стороны. Я не имел морального и физического права облажаться.
Стоило только в окнах забрезжить слабому рассвету, я уже оказался на ногах. Ещё раз убедился, что готов к развязке на все сто. Выпил чашку крепкого кофе,
