Ему хотелось узнать, как она, а также и все прочие дамы, привлекаемые к проекту, отнесутся к предложению омолодиться. Не так, как в русской сказке, прыгая в чан с кипятком, а вполне гуманным образом.
При всех врожденных и благоприобретенных способностях, подкрепленных длительной тренировкой, женская психология в полном объеме оставалась Андрею не совсем понятной. Войдя в разумный возраст, то есть курсе на четвертом университета, он, еще не познакомившись с Ириной, записал в своем дневнике мысль, показавшуюся ему остроумной и где-то даже основополагающей: «Мужчина отличается от женщины принципиально. Все разговоры о прочем – ерунда. Если они и понимают друг друга, то лишь примерно так, как современный европеец – японца, пока они говорят о вещах общедоступных и нейтральных. Но упаси бог из иллюзии понимания делать далеко идущие практические выводы…»
И еще одну, ироничную, конечно, но часто подходящую к случаю: «При сильном стрессе у женщин отключается небольшая часть мозга, отвечающая за все». Не Шопенгауэр, разумеется, этот афоризм придумал, но тоже большой феминофоб.
Увидев подругу, в прелестном алом пеньюаре лежащую на софе перед экраном стереовизора, на котором мелькали персонажи инопланетной мелодрамы из богатой фильмотеки Антона, он почувствовал, что проявленный им в постели с девушкой Настей стоицизм, благородство и моногамность теперь нуждаются в компенсации. Не важно, что тогда он был совсем не в том состоянии, чтобы постельные подвиги совершать.
Об Анастасии и о том, как все там происходило, он рассказал Ирине без стеснения и со многими подробностями. Зато не задал вертевшийся на языке вопрос – приходилось ли ей выступать в подобной роли? Как, когда и с кем. Дело слишком давнее, тогда она была не собой нынешней, а совершенно другой.
И все же, обнимая Ирину и радуясь, что у него снова все в порядке, он представлял себя не с нею, а с той. Или, что почти одно и то же, старался вообразить не эту Ирину, а из семьдесят шестого. «Девушку с моста». Получалось интересно.
Она, в свою очередь, его настроение тоже почувствовала и вела себя раскованнее и одновременно отстраненнее, чем обычно.
Наконец, когда они, как в давние времена, разомкнули объятия, испытывая нежность и благодарность друг другу, на короткое время забыв обо всем, что было до и будет после, Ирина накинула на разгоряченное тело пеньюар, пересела к чайному столику, дернула шнурок торшера.
Зеленый чай давно остыл в стеклянной колбе, но она сделала несколько глотков с наслаждением. Будто бедуин, добравшийся до колодца под сенью финиковых пальм. Прикурила длинную сигарету давно забытой марки «Фемина». Отличные выпускали братья-болгары сигареты в далекие шестидесятые, самое начало семидесятых годов, из настоящего, ароматного и легкого турецкого табака. Длинные, размера «кинг-сайз», только тогда этот иноязычный термин не употреблялся. С золотым обрезом, чуть подлиннее нынешних фильтров. Лакированная красная коробка с портретом девушки, похожей на Мерлин Монро, шикарно держащей в отставленной руке эту же сигарету. И цена совершенно смешная – тридцать пять копеек «хрущевскими».[8] Куда они враз и навсегда делись потом – загадка мировой истории. Наверное, туда, куда и сигареты «Вавель», чуть ли не ключевой момент их с Новиковым знакомства. А по заказу здесь, в баре Замка, немедленно появились те и другие, ничуть не хуже, чем прежние.
– Ну и о чем ты хотел со мной поговорить? – спросила Ирина непривычно жестковатым тоном, не слишком сейчас уместным. Будто только что ничего и не было. Так говорят женщины, настраиваясь на семейный скандал. Не попадешь в правильный тон – и понеслось. Попадешь – еще хуже.
Единственный правильный ход – уйти в другую плоскость настроений и интонаций.
Не торопясь, не делая резких движений и не отвечая, Андрей отправился в туалетную комнату, почистил зубы, причесался, побрился «Жиллетом», вытер щеки сухо и резко пахнущим одеколоном.
Вернулся, прихватив по пути бутылку пресловутого миндального ликера. Сел, тоже закурил, глядя на Ирину прозрачным взглядом.
Она свою сигарету успела докурить на две трети.
– Да так, по мелочи…
Он ее с юности поражал умением продолжать любой прерванный разговор или даже завершать вслух не высказанные цепочки мыслей.
Ирине показалось, что они снова сидят в квартире ее бывшего мужа на улице Горького. В совсем далеком восемьдесят втором году. Новиков, потомок отмененных революцией князей, тогда переиграл ее по всем статьям, и она кинулась ему на шею, боясь, что вдруг в следующую минуту он опять исчезнет… И навсегда!
– А мелочь заключается вот в чем… Я здесь вскоре непременно подохну, это без вариантов, и не пытайся спорить. Вы, кто раньше, кто позже, – тоже. Унесетесь. В снега времен и в даль веков…
– Блока нужно точнее цитировать, – бесцветным голосом сказала Ирина.
– Прочитать целиком и полностью? Свободно. Только смысла не вижу. «Бубенчик под дугой лепечет о том, что счастие прошло…»
Сделал паузу, глядя в потолок. Продолжил:
«И только сбруя золотая всю ночь видна… Всю ночь слышна… А ты душа, душа глухая… Пьяным-пьяна… пьяным-пьяна… «Близко к тексту?
– Андрей, зачем ты опять ерничаешь?
– Я? Да о чем ты? Я, собственно, хотел задать абсолютно нейтральный вопрос – ты хочешь снова стать двадцатилетней?
Ирина не поняла. Зачастую мысль его двигалась очень извилистыми тропками, и понять, куда она выбралась сейчас, получалось не сразу.
– Нет, я в абсолютно буквальном смысле. Мы окончательно и бесповоротно отсюда сматываемся. В Южную Африку, в конец прошлого века. Это решено и обсуждению не подлежит. По придуманной мной легенде нам там следует объявиться слегка постарше, чем знаменитый «Капитан Сорвиголова», но не сильно. Считаем – года по двадцать два – двадцать пять. Верные подруги должны быть чуть помоложе. Последнее время тебе около тридцати…
Тут Новиков Ирине слегка польстил. Тридцать реальных ей было в восемьдесят четвертом. А сколько с тех пор воды утекло… Но не важно.
– Снова двадцать – хочешь?
– Каким образом?
– Сделаем, суть же не в этом.
Ирина задумалась. На самом деле задумалась, взяла из коробки вторую сигарету.
– Двадцать – внешне?
– Гормонально – тоже, – чуть улыбнулся Андрей. – Память и прочее – при нас.
– Тогда – о чем спрашивать?
– Я так и думал. А остальные девочки как отнесутся?
– О ком речь?
– Лариса, Сильвия. Об Анне не говорю, она и так…
Анне на самом деле было двадцать три, реальных, на них она и выглядела.
– Сильвия – не ко мне вопрос. Что пожелает, то и сделает. А с Ларисой поговорю…
