— Болван! Тупой альбионский пингвин! Сегодня Желтый Император — это я! Я, его наследница, прямой потомок Величайшего Пусяня Ваньну, императора Поднебесной! Я прочитала послание — все эти цитаты из Книги Перемен! И я знаю, как их остановить!!!
Мэгги взмахнула кинжалом с головой дракона, грубое бронзовое лезвие полоснуло по венам обнаженной руки — и горячий поток красных капель ударил прямо в зеркало.
Джеймс Хеллборн упал на колени и схватился за голову. Ему казалось, что его череп сейчас разорвется. Он изо всех сил прижимал ладони к ушам, но все было бесполезно. Непередаваемый чудовищный грохот проникал в самые глубины мозга. Грохот — звон осколков сотен, тысяч, миллионов зеркал, которые в этот момент одновременно разбились по всей Земле.
— Вот и все, — прошептала Мэгги, медленно опускаясь на пол. Он только чудом разобрал ее слова — этот звон будет еще долго преследовать его. — Вот и все. Мы остались одни, отрезаны от всех прочих миров. Надолго, а быть может и навсегда…
— Медик! Врача! Санитары! — заорал Хеллборн. — На помощь! Скорее, помогите же ей!
Ему показалось — или у манчжурской принцессы действительно округлился живот? — вспомнил император, когда перебинтованную Мэгги уже вынесли из комнаты. Что за бред лезет в голову, подумал он, и решительно тряхнул головой.
Итак, мы остались одни.
Что ж, как минимум триста тысяч египтянцев не могут вернуться домой, но они преданы своему императору и будут сражаться до конца. Победного конца, потому что бегущие виксосы уже не смогут получать подкрепления из других миров.
И никто больше не сможет. Ни халистанцы, ни апсаки, ни Кровавая Мэри.
— Армия, сенат и народ желают видеть своего императора, — доложил очередной офицер. — Они собрались под стенами дворца.
— Хорошо, я выйду к ним.
Здесь были все — и его верные египтянцы, и его освобожденные альбионцы, и старые товарищи, от Беллоди до Флойда, и перешедшие на его сторону наемники всех рас, наций и цветов кожи, и плененные враги, склонившие перед ним головы и колени, и многие другие.
— Да здравствует Джеймс Хеллборн, спаситель Альбиона, отец отечества, лорд-протектор, император! — закричала Вирджиния, едва он появился на балконе, и сто тысяч глоток проревели в ответ — All hail! Ave, Imperator!
— АВЕ! АВЕ! АВЕ!
«Я должен произнести речь, — понял Хеллборн. — Что мне сказать им?…»
Адская, нечеловеческая боль была ему ответом. И только мгновения спустя, утопая в луже собственной крови, он услышал выстрел.
Глава 53. Когда мир застрелился
— Мы долго спорили над твоей кроватью — как лучше поступить? — сказала Вирджиния примерно месяц спустя, когда он наконец-то открыл глаза. — Отключить все капельницы и позволить тебе умереть на вершине славы? Или все-таки попытаться спасти тебя? В конце концов мы решили, что отец нации, прикованный к инвалидному креслу, вынужденный мочиться через трубочку, и время от времени пускающий слюну — это прекрасный и трагический образ, который пойдет на пользу нашему делу.
В госпитальной палате появился старый верный Беллоди. Следом двое египтянских гвардейцев тащили изможденного и явно покалеченного человека, в котором Хеллборн не сразу узнал комиссара-подполковника Аттилу Куна.
— Он проник в Альбион вместе с остальными наемниками, — сказал Беллоди. — Это он в тебя стрелял, из противотанковой винтовки.
— Я все-таки добрался до тебя, предатель, — прохрипел Аттила. — Жаль, взял сликом высокий прицел, и твои яйца не пострадали.
И мадьяр расхохотался — страшным, хрипящим, безумным смехом.
— Достаточно, — сказал Беллоди. — Расстрелять.
— Намибия передавала тебе привет! — крикнул Аттила Кун, когда солдаты уводили его. — Она была беременна!
«Сначала Мэгги, потом Намибия», — подумал Хеллборн, но ничего не сказал. Похоже, пуля не только задела ему позвоночник, но и лишила дара речи.
— Выздоравливай… — начала было Вирджиния, но тут же поправилась: — Отдыхай. Мы будем навещать тебя.
И они действительно навещали его — почти каждый день, и постоянно приносили свежие новости, а иногда — свежих гостей.
В один из визитов гвардейцы притащили избитого и окровавленного генерал-капитана Джеральда Фуллбокса.
— Мерзавец! Негодяй! — лицо генерал-капитана исказилось от ненависти. — Я знал, знал, что ты нас всех погубишь! Жаль, что тебе удалось скрыться из индоокеанской крепости, когда наш корабль разбомбил ее…
«Стрела златоперая все вещества и начала», — вспомнил император голос в наушнике, говоривший с альбионским акцентом, когда он блуждал по коридорам Форт-Нептуна.
— Они готовили переворот, — пояснил Беллоди. — Он и другие сенаторы. Провалились из-за пустяка. Германский наемник, должный объявить сигнал о выступлении, все перепутал. «Всем-всем-всем. Джеймс фон Хеллборн, фюрер Новой Швабии, мертв». Ну что за бред! Бедняга забыл, что он уже не на своей родной планете.
— Ничего, мы до тебя еще доберемся! — пообещал Фуллбокс и сплюнул сквозь зубы. — Если не мы, то другие!
— Обязательно, — кивнул Беллоди. — Расстрелять!
Через несколько дней Беллоди и Вирджиния явились в его палату, облаченные в маршальские мундиры, украшенными десятком орденов.
— Мы решили сохранить Республику, — с порога заявил старый товарищ. — Страной будет управлять временный регентский совет. После завершения войны состоится референдум, где народ выберет новую форму правления.
«Старый добрый Реджи, тихий и скромный, вечно на вторых ролях, всегда в моей тени, — подумал Джеймс. — Кто мог знать, что он так далеко пойдет!»
— Война продвигается успешно, — продолжала Вирджиния, — мы наступаем на всех фронтах!
Недели и месяцы пролетали один за другим.
Врачи разрешили императору покинуть госпиталь. Джеймса отвезли в старый дом семейства Хеллборнов на берегу озера. Если погода позволяла, египтянские телохранители выкатывали его кресло на веранду. Иногда Хеллборна навещали титанисы и торопливцы. Охранники кормили их сырым мясом.
В один из дней пришло письмо от Мэгги.
«Здоровый мальчик, почти четыре килограмма, — сообщала Золотая Императрица. — Я еще не решила, как назову его, но решила, что ты должен знать».
Хеллборн покосился на живот Вирджинии, доставившей конверт. Он заметно изменился за последние месяцы. Не конверт, разумеется.
— Да, ты все правильно заметил, — отозвалась единокровная сестра. — Давай не будем об этом говорить, хорошо?
Однажды она пропала на целый месяц, а когда вернулась, ее живот снова был плоским.
— Ни о чем не спрашивай, — с порога заявила мисс Вульф (или все-таки миссис Хеллборн?). — Кстати, мы окончательно выбили абиссинеров из Африки!
Как-то раз в гости заявился Флойд, всего лишь в генеральском мундире, но орденов — чуть меньше, чем у Беллоди. Некоторое время старый товарищ говорил о всяких пустяках и победах на азиатских фронтах. Потом помялся, оглянулся по сторонам, склонился к самому уху императора и прошептал:
— Вирджиния родила двойню, мальчика и девочку. Девочку оставила себе, а мальчика почему-то отдала в приемную семью. Не спрашивай меня, почему.
Хеллборн и не собирался ничего спрашивать. Он так и не научился говорить.
Потом пришло еще одно письмо:
«Ваш мир не был самым худшим из всех, которые мне приходилось видеть, но я покидаю его без всякого сожаления. Твой дом там, где твое сердце. Мое сердце не здесь.
С самыми лучшими пожеланиями,
от имени Офицерского Клуба «Форт-Альянс» — Мэнс Эверард».
«Интересно, как ему это удалось? — задумался Джеймс. — Или Мэгги разбила не все зеркала?»
Однажды домик на берегу навестил крепко позабытый римский астронавт Клавдий Аттилий.
— Вы поставили меня в неудобное положение, господин Хеллборн, но я все-таки нашел из него выход.
Еще через три дня торжествующие Вирджиния, Беллоди и Флойд выкатили инвалидное кресло на веранду и развернули лицом на север.
— Смотри, внимательно смотри! Осталось пятнадцать секунд… Десять, девять, восемь… три, два, один!
Горизонт осветила яркая вспышка, а потом прямо в зенит протянулась тонкая красная линия, огненная, дрожащая, прекрасная.
— Это первый из наших звездолетов, — торжественно объявил Беллоди, — а за ним последуют десятки, сотни других! Этот мир будет принадлежать нам, и все остальные миры — тоже! Не альтернативные, а реальные планеты, камешки в небесах!
«И тогда мы покорим эти планеты — или уничтожим, во славу Земли и Человеческого Рода. И если Марс, Юпитер, Нептун населены, как верят многие из наших ученых — тем лучше для нас и хуже для них. Марсианские осьминоги должны узнать свое место и униженно кланяться, если белому сагибу вздумается побить их палкой!», — вспомнил император восторженную речь полковника Ганнибала.
