Энца погрузилась в хорошо знакомую жизнь семьи, где есть новорожденный. Она собрала колыбель, следила за тем, чтобы Луиджи не голодал, стирала, помогала Паппине помыться, поддерживала в доме чистоту. Сварила большую кастрюлю супа на мясном бульоне – с томатами, разными корешками и перловой крупой, чтобы Паппина могла набраться сил. У Энцы кружилась голова при мысли, что однажды Паппина сделает то же самое для нее.
Через пять дней Энца вернулась в Чисхолм. По дороге она с улыбкой смотрела в окно и думала, что ни от чего женщина так не устает, как от ухода за ребенком. Войдя в лавку, она улыбнулась мужу.
Чиро отложил инструмент:
– Как юный Джон Латини?
– Почти десять фунтов, доказательством чему моя больная шея, – рассмеялась Энца.
– Дитя Валентинова дня, – расплылся в улыбке Чиро.
– Тебе нужно посмотреть на него. – Энца направилась к лестнице, но вспомнила, что у нее сообщение. – Луиджи просил тебе передать, что у ребенка маленький нос. Он сказал – ты поймешь.
– Va bene! – Чиро расхохотался шутке, понятной лишь двоим.
– Он здоровый мальчик, какой бы нос у него ни был, – заверила мужа Энца.
– Ну, значит, вся эта прорва молока, которую Паппина выпила, того стоит.
– Хорошо бы завести корову, – заметила Энца.
– И куда ты ее денешь? Заднего двора у нас хватит разве что на грядку с томатами.
– Это может быть совсем маленькая корова…
– Неужели ты… – Чиро оглядел Энцу, ища в ней признаки той пышности, что свойственна понесшей женщине. Энца ничуть не изменилась, прекрасная как всегда. Вот разве что поза, рука на животе…
Энца кивнула, подтверждая его догадку.
Дитя медового месяца.
Дитя первой брачной ночи.
Энца зачала своего ребенка где-то между Паоли, штат Пенсильвания, и Крестлайном, штат Огайо, в вагоне поезда «Бродвей Лимитед», направлявшегося в Чикаго.
Чиро вскочил, обнял жену, приподнял в воздух:
– Я не смогу стать еще счастливее!
Сердце Чиро наполняла неописуемая радость. Он и не представлял, что бывает такое счастье. Мгновение чистого ликования. Ребенок был его сокровенной мечтой. Чиро вспомнил, как когда-то представлял будущую семью, жену и детей, – еще до того, как встретил Энцу, – представлял дом, который построит для них в Вильминоре. Но эти мечты потеряли всякое значение – теперь, когда они воплотились в реальность. Он так сильно любил свою жену и ребенка, уже жившего внутри нее, что чувствовал, как в его душе разгорается прежде неведомый огонь, пламя честолюбия.
3
Билет на поезд
Un Biglietto per il Treno
Лето в Миннесоте оказалось столь же чудесным, что и лето в Итальянских Альпах. Озеро Лонгийр сверкало как сапфир, отражая безоблачное небо цвета марокканского шелка. Горизонт окаймляли вечнозеленые деревья, а заросли пестрели первыми цветами сладкой ежевики. Утром по воде разносились крики гагар, окликавших друг дружку с противоположных берегов.
Энца распахнула все потолочные окна в доме. Последние недели своей беременности она словно вила гнездо. Перемыла каждое окно, отскребла полы и довела до совершенства детскую. Сшила приданое для младенца – из снежно-белой замши и мягкого хлопка. Прошила конверт лентами из белоснежного шелкового поплина, а подкладку для капюшона сделала из атласа. Чиро сколотил кроватку и тоже выкрасил ее в белый цвет. Стены он покрасил в полоску, чередуя кремовый с песочным, чтобы создать эффект обоев. Подобный прием Энца переняла у декоратора Метрополитен-опера, Нейла Мацелла.
Этим утром, когда звякнул дверной колокольчик, Чиро поднял взгляд… и с грохотом уронил ножницы.
В дверях стояла Лаура Хири – в темно-синем костюме из крепа, такого же цвета шляпке и белых перчатках, с саквояжем в одной руке и шляпной коробкой в другой.
– Я не собираюсь позволить твоей девушке обзавестись ребенком без моего участия, – широко улыбнулась она.
Чиро обнял ее и крикнул Энце, чтобы та поскорее спускалась вниз. Гостья сняла перчатки и убрала их в сумочку. Пока Чиро бегал за женой наверх, Лаура изучила мастерскую Чиро и сквозь окошко заглянула в швейную мастерскую. Энца неловко спустилась по лестнице, увидела Лауру и аж взвизгнула от радости. Лаура кинулась к ней, и вскоре обе упоенно рыдали. Наконец Лаура отстранилась и оглядела Энцу – зрелую красоту ее поздней беременности.
В лавку было сунулся какой-то покупатель, увидел плачущих женщин и поспешно ретировался.
– Девушки, ваши завывания распугают мне всех клиентов, – строго сказал Чиро. – Энца, может, покажешь Лауре нашу квартиру?
– Ты, должно быть, очень устала, – сказала Энца, пока они поднимались по лестнице вслед за Чиро, несшим багаж.
– Нет-нет, меня просто распирает от энергии. В поезде я чуть с ума не сошла от безделья. Надеюсь, здесь для меня полно работы.
– Нет уж, отдохни, посиди, вытянув ноги, глядишь, и женушка моя с тебя возьмет пример, – сказал Чиро.
– У нас уже все готово, и я ужасно рада этому, потому что смогу посвятить все время тебе, – сказала Энца, открывая дверь гостевой спальни. – Располагайся как дома, а я сварю кофе.
– Мне тут ужас как нравится! – с энтузиазмом воскликнула Лаура и принялась устраиваться.
Энца вышла, закрыла за собой дверь и замерла, будто во сне. Чиро обнял ее.
– Ты знал? – спросила Энца.
– Да я не смог бы столько дней держать что-то в тайне от тебя!
Энца достала из рукава носовой платок и промокнула глаза.
– Насколько я рада ребенку, настолько же боялась оказаться одна. И я счастлива, что Лаура здесь.
– Ну, я могу остаться навсегда! Мне нравится моя комната! – сказала Лаура, присоединяясь к ним.
– Ладно, надо мне все-таки заняться работой, – сказал Чиро. – Девушки, вы знаете, где меня найти.
– Пойдем, покажу тебе детскую, – предложила Энца.
– Девочки из костюмерного цеха сшили кое-что для малыша. – Лаура скрылась в комнате и тут же появилась с коробкой.
Они с Энцей прошли через хозяйскую спальню в детскую. Энца устроилась в кресле-качалке, а Лаура вручила ей коробку и придвинула себе стул.
Энца развернула атласное одеяльце. Еще в коробке оказались связанные вручную шапочка и варежки из хлопковых ниток, а также черная подушка для кроватки в форме ноты с вышитыми словами «От твоих друзей из Метрополитен-опера».
– Как Колин? – спросила Энца.
– Кто-кто?
– Что-то не так?
– Он до сих пор не сделал мне предложение, и я не думаю, что дождусь.
– Почему?
Лаура пожала плечами, явно с трудом удерживая слезы:
– Я в неведении.
– Ты не говорила с ним?
– Очень трудно завести об этом речь. Помнишь, что бывает с девушками, которые ставят ультиматумы? Они так со своими ультиматумами и остаются. Колин замечательно относится ко мне на работе. Думаю, его сыновьям я тоже понравилась. Я старалась. Водила их в парк и в кино. Когда они приходили в Мет, я освобождала место в мастерской и усаживала их делать уроки, если Колин был занят в кассе. Я к ним по-настоящему привязалась.
