– А он, что, еврей?
– А ты, что, антисемит?
– Да.
– И давно?
– С тех пор, как вступил в НСДAП[8].
– Ну, знаешь, ты так еще не разу не гнал.
– Ты мне не ответила. Он еврей?
– Нет, узбек. А фамилию сменил специально, чтобы попасть на землю обетованную, – на лице Валерии не осталось и следа того хорошего и жизнерадостного настроения, в котором она пребывала еще совсем недавно. – У тебя еще есть ко мне вопросы?
– Да. Кто ты такая?
– Да пошел ты… – швырнув на кровать его мобильный, она направилась к выходу, но у самых дверей вдруг остановилась.
– Когда навеселишься, спускайся вниз. Я буду ждать в машине.
Проводив ее взглядом, Андрей продолжил штурмовать непослушную штанину. – «Еврей… Еще не хватало, чтобы я здесь на них горбатился…»
10 июня 1943 г.
Госп. № 56/358
– А если я вот так пойду? – лицо рыжего исказилось вопросительной гримасой.
– Да ходи ты как хочешь.
Пару часов назад его юный соперник считал, что шахматы и шашки – это одно и то же. А теперь, после того, как он узнал правила, Карл находился в нескольких шагах от мата. – «И как я умудрился довести дело до такого позора. Во всем Хильда виновата »
– Господин оберлейтенант, ну что, вы будете ходить? – У рыжего было такое выражение лица, как будто у него забрали любимую игрушку.
– Да, конечно, – Карл пошел первой попавшейся под руку пешкой.
– Не-е, я вас «съем», – рыжий помахал в воздухе ферзем, который стоял на этой диагонали.
– Да, да. Ты, наверное, прав, – игра уже не доставляла Карлу того удовольствия, которое он испытывал, когда объяснял этому оболтусу правила. Тогда тот все переспрашивал по несколько раз, а потом клал фигуру на место и ходил неправильно. Сейчас же, видимо, пришел час расплаты.
Этого рыжеволосого непоседу звали Феликс. Он относился к той категории «туго догоняющих» людей, над которыми все вечно потешаются. И хотя Карл не был сторонником такого рода развлечений, тем не мене иногда его так и подмывало с ним «побеседовать ».
В свои неполные семнадцать лет он умудрился закончить всего только пять классов. Больше, как считал его мудрый родитель, для работы на ферме было просто ни к чему. Тут, кстати, следует заметить, что последний в свое время ограничился лишь трехлетним обучением, по праву считая образование сына сродни Академии Наук.
Но не все в Феликсе было так безнадежно, как могло показаться с первого взгляда. Каждый человек, пообщавшийся с ним несколько дней, понимал, что тот был не так глуп, как усиленно пытался показать. Просто деревенская жизнь, кроме которой он ничего не видел, отложила свой заметный отпечаток, попутно снабдив обширным багажом маленьких «деревенских» хитростей, одна из которых заключалась в фантастическом умении все «нечаянно » крушить.
За полторы недели общения с ним Карл заметил, как тот очень умело пользовался положением простачка и недотепы в своих целях. Редкое поручение он выполнял без ущерба для просителя. В результате круг людей, пытавшихся его как-то использовать, сократился до одной Хильды, по которой он безнадежно сох. А она, как оказалось…
– Ну так что? Вы будите ходить?
– Может быть, вот так, – Карл вывел вперед коня, сделав тем самым еще один бездарный ход.
Рыжий же, обхватив обеими руками голову, стал разрабатывать очередной коварный ход. Смотря на него со стороны, можно было подумать, что он играет на родовую ферму со всеми ее поросятами и курами, и от его предстоящего хода зависит вся их будущая жизнь.
Быстро отключившись от созерцания умственных напряжений своего соперника, Карл моментально отстранился от происходящего. Из головы все никак не выходило произошедшее накануне, опять перенося его во вчерашний день.
Все началось как обычно. В восемь утра его попыталась разбудить Хильда, но это ей удалось не сразу. Его нежелание просыпаться было превыше всех норм распорядка дня. И тогда после получасовых уговоров она зашла со стаканом холодной воды. В том, что она холодная, Карл убедился еще тремя днями раньше. Когда в ходе его акта «утреннего неповиновения» Хильда, исчерпав все аргументы, прибегла к грубой физической силе – оросила его изо рта половиной стакана этого «жидкого азота». После той выходки Карл думал, что разорвет ее на части, так был зол. Он даже попытался вскочить с кровати, что-то гневно крича. Но увидев ее перепуганное лицо, моментально остыл, как будто до него только дошло действие той воды. Хильда тогда ему ничего не сказала. Она вообще с ним не разговаривала два дня. И только вчера ему удалось с ней помириться.
К ней вообще в отделении было особое отношении. Детский максимализм и бескорыстное желание всегда прийти на помощь делали ее всеобщей любимицей. И от этого ему как-то вдвойне было не по себе. Теперь же, когда их отношения снова наладились, он старался не усугублять ситуацию. Она со своей стороны делала то же самое.
– Ну, что вы выбираете? Душ? Или все же откроете глаза.
– Хильда стояла посреди комнаты и тихо постукивала градусником по стакану. – Я и так делаю поблажку, приходя к вам в последнюю очередь.
– Хорошо, хорошо, я почти встал.
– Почти не считается, – она положила на тумбочку причитающиеся ему лекарства.
– О, опять эта отрава.
– Эта, как вы говорите, отрава почти поставила вас на ноги.
– Почти не считается,– пытаясь скопировать ее тон, произнес в ответ Карл.
Хильда улыбнулась и стала что-то писать в его больничной карте, а он тем временем принялся поглощать свой лечебный «завтрак ».
– Что вы там пишете, Хильда? Какую-нибудь очередную гадость, после которой мне еще чего-нибудь пропишут?
Никак не отреагировав на слова, она продолжала делать вид, что не замечает его.
– Скажите, я надеюсь, от этих химикатов, которыми вы меня пичкаете, не начинают бурно расти брови и волосы под мышками,
– по-прежнему пытался разговорить ее Карл.
На этот раз отреагировав на его болтовню, Хильда подняла глаза, наконец-то обратив на него внимание.
– Только увеличивается длина языка, – произнесла она нарочито официальным тоном.
– Ну, вы меня успокоили, а то я уже начал волноваться, – он сделал многозначительную паузу. – К счастью, это мне не грозит. Ведь моим языком уже при рождении можно было сваи заколачивать. А теперь и подавно. Так что все ваши снадобья будут чем-то вроде витаминов.
Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел доктор Хубер. Судя по его выражению лица, этот визит был только врачебным долгом, который он в отношении Карла выполнял с некоторой неохотой.
– Доброе утро, Карл, доброе утро, Хильда.
– Доброе утро, – в один голос ответили они.
– Как ваше самочувствие, на что жалуетесь? – доктор явно чувствовал себя не в своей тарелке, а Карла так и подмывало убедить его в этом еще сильнее.
– Пока не на что.
Доктор взял у Хильды больничную карту. Перелистнул пару страниц и, что-то в ней отметив, вернул обратно.
– Ну что ж, тогда приступим к осмотру.
– Мне раздвинуть ноги?
В следующее мгновение случилось то, чего никто явно не ожидал. Доктор сначала затушевался, не зная, что сказать. А потом, став в третью позицию, выдал такой монолог, который удивил не только Карла.
– Да, я гинеколог. У меня, между прочим, лучшая клиника во всем Франкфурте. Меня знает и уважает весь город. И я этим горжусь… Это я вам заявляю с полной ответственностью, – доктор остановился на секунду перевести дыхание. Определенно, он был весьма взволнован. – И осколки из вашего плеча доставал тоже я. Между прочим, ваша рана уже почти зажила, во многом благодаря мне. Так что могли бы ради приличия хоть раз спасибо сказать…
– Спасибо.
Своей неожиданной речью доктор разметал в клочья всю самоуверенность Карла. И теперь пришла его очередь краснеть и бледнеть.
– Извините, если я вас обидел. Я не это имел в виду, – его вранье звучало неубедительно, потому что имел он именно то самое, о чем говорил доктор. – «Да, все-таки он посадил меня в лужу. Браво, доктор», – со злостью на самого себя подумал Карл.
– «Одним махом отыгрался за все мои выходки».
Но его, как ни странно, сейчас больше заботило не это. Доктор указал на его место, и это он вроде как заслужил, но в палате сейчас находилась Хильда, а его плоская шутка оказалась к тому же пошлой, и ею, как ему показалось, он умудрился смутить ее, заставив густо покраснеть и тут же отвернуться к окну. – «Теперь эта девчонка со мной еще пару дней разговаривать не будет».
Одно его воодушевляло, что никому из здесь присутствующих не приходилось притворяться или наблюдать все это сторонним наблюдателем. У всех сейчас в голове вертелось только одно желание. Провалиться со стыда сквозь землю, прямо в операционную, которая находилась как раз под ними.
