одежду, а затем вспорол ее своим складным ножом. Но ничего не обнаружил внутри. Точно так же он изрезал ботики, но и это не принесло никаких результатов. У Хеда, судя по всему, сохранились все зубы; во рту не было никаких зубных протезов, скрывавших впадины, в которых можно было что-либо спрятать. С некоторым отвращением он прощупал анальное отверстие, но обнаружил там лишь то, что было предусмотрено природой.
Возможно, на коже невидимыми чернилами были нанесены чертежи или записи. Но у Фогга не было возможности проявить их. Следовало ли ему выбросить тело в море или забрать с собой на «Генерала Гранта» для дальнейшего изучения? После трех серий ударов невидимого колокола на корабле наверняка началась паника, а когда прозвучит четвертый сигнал, возвещающий о прибытии, это вызовет еще большую суматоху. Каждую каюту будут обыскивать, и объяснить появление трупа Хеда будет весьма затруднительно.
Прежде чем завершить осмотр, Фогг потянул покойного за волосы, желая убедиться, что под париком на обритом черепе не было никаких шифровок. Судя по всему, волосы у Хеда были своими.
Фогг встал и направился к двери. Он объявил, что готов приступить к разоружению. Паспарту тщательно обыскал Немо, пока Немо держал свой револьвер у его головы. Француз объявил, что не нашел никакого оружия. Все вооружение Немо осталось на «Генерале Гранте».
Немо обыскал Паспарту с таким же результатом.
Затем Паспарту отошел в сторону и встал около ограждения борта.
Немо взял свой кольт за ствол правой рукой – у него хватило сил, чтобы удерживать оружие. Он собрался извлечь патроны. Фогг выбросил на палубу меч, складной ножик и нож Хеда. Он встал в дверях, держа свой револьвер за ствол. Пока Паспарту вел отсчет, Фогг и Немо вытаскивали патроны.
Фогг вышел на палубу, держа патроны в одной руке. Немо попятился назад, пока не оказался около ограждения по правому борту. Фогг отошел к левому борту. По сигналу Паспарту оба одновременно стали по одному выбрасывать свои патроны в море. Перед тем, как выйти из каюты, Фогг снял сюртук и рубашку, показывая, что он не пытался спрятать патроны в рукаве. В этом не было необходимости, ведь Паспарту вел отсчет всем патронам, которые падали в море.
Затем Паспарту выбросил в воду ножи. Немо позволил сделать это французу, так как считал, что Паспарту не смог бы причинить ему серьезный вред, даже если бы бросился на него с ножом.
Немо хотел, чтобы саблю тоже отправили за борт, но Фогг настоял на том, чтобы все находящиеся на борту предметы были возвращены на свои исходные места, за исключением трупа Хеда, разумеется.
Момент был щекотливым. Немо мог броситься за саблей. Даже если бы Паспарту удалось схватить ее первым, Немо считал, что ему удастся увернуться от первого слабого удара и атаковать француза. Но даже если бы Паспарту выбросил ее за борт, Немо все равно мог бы справиться с противниками. Несмотря на рану и сильную головную боль от двух ударов, он все еще чувствовал свое физическое превосходство над ними.
Как раз в этот момент Фогг напомнил ему, что Ауда ждала их с распылителем цианида наготове. Она должна была пустить его в ход, если Немо появится один.
Несмотря на все это, Немо внезапно решил, что должен попытаться побороть их. Если ему удастся сбросить Фогга за борт, то справиться с французом будет совсем просто. Он не стал бы убивать его, так как Паспарту мог ему понадобиться, чтобы передать правильное зашифрованное послание Ауде. Существовало много способов выведать у него эту информацию. Если же Паспарту откажется говорить или погибнет, Немо попытается послать сообщение агенту в Китае. Теперь он наверняка услышал бы его. Или, если и здесь его постигнет неудача, он снова повернет корабль на восток и будет надеяться, что какое-нибудь другое судно заметит «Марию Селесту».
Именно в этот момент Немо вдруг начала бить дрожь. Мы не знаем, случилось ли такое в первый раз или нет. Но Фогга это потрясло, поскольку он никогда не замечал ничего подобного, пока служил на корабле Немо. Позднее еще один британец рассказывал, что подобные приступы стали происходить с ним все чаще, а один из симптомов стал постоянно давать о себе знать. Какова была природа этого заболевания, так и осталось неизвестным. Возможно, нервное напряжение, которое Немо слишком долго подавлял, теперь блокировало часть его мозга.
Как бы там ни было, но Немо всего вдруг начало сильно трясти. Это продолжалось примерно минуту, после чего он, кажется, смог частично контролировать свои действия. Только шея вытянулась и голова стала раскачиваться, словно подражая движениям змеи. Благодаря высокому куполообразному лбу и большим широко расставленным глазам в тот момент он напоминал королевскую кобру.
Прошло еще около шестидесяти секунд, и эти нервные движения прекратились. Он стал еще бледнее и выглядел очень уставшим. Закрыв ладонями глаза, Немо простонал достаточно громко, чтобы Паспарту мог его услышать:
– Боже всемогущий! Довольно! Довольно! – Потом добавил: – Я не могу этого сделать!
Эриданеане не поняли, что он имел в виду, но мы можем предположить, что Немо планировал решающую атаку, однако понял, что не сможет этого сделать.
Паспарту унес саблю в каюту капитана, смыл с нее кровь, как велел ему Фогг, убрал в ножны и спрятал под кроватью. Вернувшись, он обратил внимание на то, что ни Фогг, ни Немо не двинулись с места.
Далее нужно было избавиться от тела Хеда и его одежды. Немо уже пришел в себя, чтобы помочь в этом деле. Фогг тащил тело за ноги, а Немо одной рукой поддерживал его с другого конца. Он не успел отпустить тело одновременно с Фоггом, замешкавшись примерно на секунду, и его рука коснулась лица Хеда. Фогг не обратил на произошедшее особого внимания, решив, что это связано с плохим самочувствием Немо и потерей координации.
В кубрике убрались, чтобы не осталось никаких следов крови. Фогг принес из кладовой открытый ящик и, перевернув его, поставил на палубу рядом с тем местом, где у левого борта было разобрано ограждение для спуска на воду шлюпки. Внутри ящика был закреплен исказитель, который должен начать передачу через три минуты.
Все трое сгрудились на ящике и взялись за руки. Фогг рассчитывал, что после того, как ящик лишится своего груза, он свалится за борт из-за качки, или же его смоет во время шторма. Он, разумеется, надеялся, что переброска произойдет, прежде чем от качки все трое упадут с ящика. Он передал Ауде дополнительные инструкции, и она, используя часы,
