— А что с ней? Кобыла в полном порядке, Ваша милость. Она из тех лошадей, что лучше внутри, чем снаружи.
Затем снова посмотрел на нее и добавил:
— Ей еще месяца три жеребенка носить.
Какого жеребенка? Сначала я даже не понял. Затем до меня дошло. Так, моя Мухорка, оказывается беременна. А я ее пятками по бокам иногда стучу. Хорошо, что хоть до шпор у меня дело не дошло. Да и нет у меня их, без надобности. Здесь я их вообще редко видел. Видимо вышли из широкого употребления сразу же, как только исчезли рыцари. Нагайка да, имеется, да и на стременах есть специальные шипы, но и без них спокойно обхожусь, мы с Мухоркой и так друг друга отлично понимаем.
Вот же незадача. Как бы осторожно узнать, до какой поры на жеребых кобылах ездить можно. Иначе что люди скажут, издевается над животным, а еще барон.
Нет, я сейчас наездник хоть куда, иногда даже сам себе удивляюсь. Но это если меня со мной сравнивать.
Если же подойти с другой стороны…
Как-то мне на глаза попался указ самого великого корабела всех времен и народов Петра I, в котором повелевалось офицерам пехотных полков верхом в кавалерийских частях не ездить, дабы авторитет свой не ронять. Смеялись над ними кавалеристы. И это в 18-ом веке, когда люди даже не подозревали о возможности других транспортных средствах, кроме лошадей, ослов и верблюдов…
Вот это я и забыл, то, что моя лошадь, кроме того что является транспортным средством, что даже в ПДД записано, еще и живое существо, способное приносить потомство.
Я ласково потрепал гриву Мухорке, ах ты, гулена. Кобыла фыркнула, не иначе как одобряя мою мимолетную ласку.
Стойбище открылось внезапно, когда мы, преодолев вброд речушку, поднялись по косогору.
Стоянка кочевников — севелугов представляло собой несколько десятков шатров, разбегающихся от центра концентрическими кругами. В центре находился самый большой шатер, вот к нему-то и направил своего коня Скройл.
Еще перед тем, как форсировать реку, он со своими людьми вырвался вперед. Как же, хозяин домой возвращается.
Мы скромно остановили своих коней на самой окраине, и спешились. Я кивнул головой в сторону Горднера и Тибор с Оседором помогли ему слезть с лошади. Даже не помогли, а попросту сняли, поставив его на ноги.
С Горднера и с его гордостью станется соскочить с коня самостоятельно. Пару последних часов перед прибытием он скрипел зубами так, что было слышно всем нашим, а возможно и севелугам. Даже сквозь дорожную пыль и загар была заметна бледность его лица. Глаза запали, губы обкусаны так, что походили на изжеванное мясо.
Ну и где же этот местный хренов шаман со своим бубном или что там у него.
Впрочем, я волновался зря. Буквально через пару минут он и подошел. Вот только меньше всего лекарь был похож на шамана.
Единственное, чем он был похож на кочевников, так это одеждой. А вот в остальном… Ростом значительно ниже, голубые глаза с прищуром и небольшая борода, совершенно седая. Как сказали бы у нас, европеоид, в отличие от севелугов, явно имевших азиатские черты лица.
Лекарь склонился над Горднером, сидевшим на земле, потому что ноги упрямо отказывались его держать, разрезал на плече сначала камзол, а затем и рубаху, несколько секунд внимательно что-то рассматривал, затем что-то негромко сказал двум своим спутником.
Те осторожно подхватили Горднера, и не менее бережно перенесли его к стоявшему несколько наособицу шатру.
Конечно же, я последовал вслед за ними.
Перед шатром в обложенном камнями очаге горел огонь, над которым парился небольшой котел.
Горднера заносить в шатер не стали, положив на лежанку, возвышавшуюся над землей примерно по пояс и изготовленную из нескольких до блеска отполированных досок. Смотри-ка, операционный стол, съехидничал я про себя.
Так оно и оказалось. Лекарь разложил инструменты, среди которых опять не оказалось бубна с кисточками из беличьих хвостов и которые представляли собой какие-то крючки, пилочки, ножички, щипчики нескольких размеров и совсем уж что-то непонятное.
Кроме того, что все это не так давно подвергалось кипячению, так еще и изготовлены инструменты были из серебра, или имели из него покрытие.
Настойки из мухоморов он тоже принимать не стал, предложив что-то похожее на тягучую зеленоватую массу Горднеру, еще и рекомендовав тому на чистом общеимперском перед тем как выпить, зажать себе нос.
Мне кажется, Горднер сейчас, в таком своем состоянии, верблюжью колючку жевать бы стал, лишь бы хоть ненадолго избавиться от боли.
Плечо его выглядело ужасно. Красное, отекшее, с выделяющимся из раны гадостного коричнево-желто-зеленого цвета гноем.
Буквально на глазах выражение лица у Горднера сменилось на спокойно-отрешенное, и лекарь приступил к операции.
Нет, никогда из меня не получится приличного хирурга, поскольку после того как он углубился в рану какой-то железкой, вероятнее всего зондом, я поспешно отвернулся, живо представив себе, что это железяка копается в моем теле.
Так и простоял до конца операции, изредка поворачиваясь. Лекарь извлек пулю, потом еще долго копался в ране, чистил ее, что ли. Наконец, насыпал на нее крупный порошок и наложил повязку.
Вот тебе и танцы с бубнами. Горднер все еще находился в состоянии общего наркоза, за все время операции даже ни разу не сморщившись, когда я обратился к лекарю:
— Господин доктор, каковы шансы, что все будет хорошо?
— Полбочки на три ведра — не задумываясь, ответил тот, чему я немало озадачился.
Затем вспомнил, что здесь это выражение соответствует привычному мне "пятьдесят на пятьдесят", поскольку в обычную винную бочку входит ровно шесть ведер.
Затем лекарь осмотрел ногу Крижона, заставив его что-то проглотить, отчего тот заметно содрогнулся и некоторое время сидел с выпученными глазами. После чего смазал место укуса и о чем-то спросил.
Крижон объяснил, указав на меня. А что я, это был шанс, пусть и мизерный. И мы его использовали. Использовали, как оказалось удачно.
На всех нас хватило пары шатров. Один из них заняли мы с Горднером, в другом, значительно больших размеров, разместились все остальные. Теоретически заняли, потому что Горднер остался с лекарем.
В стойбище мы гостили почти неделю. За это время Крижон полностью пришел себя, а Горднер стал выглядеть как тяжело раненный, а как не смертельно убитый.
Желающие приняли участие вместе с севелугами в охоте на медведя, ну а мне всегда есть чем заняться в свободное время.
Эту шпагу просто держать в руке приятно, ну а работать с ней так вообще одно удовольствие.
Как обычно, уединившись, я отрабатывал связку, показанную мне, конечно же Горднером, когда охотники прибыли с трофеями.
