Дело в том, что наши мастера-оружейники делали на древках копий и топоров специальные насечки, вроде клейма. У чужака, попавшегося нашим с таким оружием, возникли бы серьёзные проблемы, несовместимые с жизнью.
Танцоры ритуально добили врага. Старики-духи грянули боевой клич. Я приподнялся из своего укрытия; наши растянули луки.
Победители встали кружком у костра. Девицы принялись ласкать героев, воздавая должное их силе и смелости. Я поднял над головой каменный топор.
Барабаны застучали чаще; чужаки строились хороводом. Старики бросали в танцоров цветы и листья. Я указал топором на врагов и рявкнул:
— Хэй!
В чужаков полетели стрелы.
В следующий миг наш карательный отряд сорвался с места. Барабаны умолкли, враги завизжали от страха. Залп скосил добрую треть племени, а остальные попали под наши топоры, копья и дубины.
Расправа была быстрой. Особенно свирепствовали охотники, возбуждённые кровью. Именно они поразбивали головы старикам, после чего взялись за детей. Мои воины, похожие на злых духов со своими несходящими от вечного мордобоя синяками, быстро подавили возникшие очаги сопротивления и окружили тех, кто просил пощады.
— Смерть им, смерть! — взвыл Старший Охотник.
— Заткнись, — ответил ему Старший Воин.
Я чувствовал себя гадко. Мне категорически не нравилось избиение беззащитных. Но что будешь делать с этими дикарями? Они с раннего детства усвоили формулу: не убьёшь ты — убьют тебя. Проповедовать им идеи гуманизма и любви к ближнему глупо и бесполезно. Да и вредно. Сам я обезоружил и сбил с ног двух воинов, которые теперь сидели у костра среди небольшой кучки пленных.
Уцелевших после побоища женщин построили у костра. Выбрали троих посимпатичнее и принялись связывать, остальных прибили дубинами. Студента бы сюда. Интересно, что б он сделал?
Из пещеры вынесли утварь и припасы.
— Великий вождь! — прорычал Старший Охотник. — Почему мы не убиваем чужаков?!
— Смотри сюда, — ответил я, поднимая с земли большой глиняный кувшин. — Разве не надо забрать это? А мяса сколько!
— Надо забрать всё! — согласился Старший Охотник, тряхнув лохматой башкой.
— Так что? Сам потащишь?
Последняя фраза поразила даже моих воинов. Они-то думали, будто я придумал для уцелевших врагов какую-то особенную казнь. Никому и в голову не пришло, что их можно использовать в качестве тягловой силы.
Я приказал пленникам встать. Они избегали моего взгляда, втягивали головы в плечи.
— Может ещё кто-то хочет сразиться? — поинтересовался я. — Мои воины всегда готовы. Вот, например.
И я кивнул на Дуба, увлечённо разглядывавшего конфискованную пращу.
— Пощади нас, вождь, — попросил самый старший из пленников.
Старший Воин тут же влепил ему кулаком по физиономии, поправив его:
— ВЕЛИКИЙ вождь.
— Да, да, — не стал спорить пленник, ослеплённый ударом. — Великий.
— Собираемся, — распорядился я.
Под бдительным присмотром моих воинов пленники соорудили волокуши, а их набили добром, недавно принадлежавшим им самим. Я подумывал о том, чтобы изобрести колесо, но у нас не было соответствующих инструментов, вроде пилы. Сами пусть изобретают. Я им не нанимался. Достаточно будет и плота, который мы свяжем у реки. В наших краях до такого ещё никто не додумывался.
И вскоре наш караван двинулся в путь.
* * *
Более всех нашему приходу радовался временно исполняющий обязанности вождя.
— Пост сдал! — звонко крикнул Волчонок, увидев меня.
Интересно, где он этого нахватался?
— Пост принял, — ответил я.
— Быть вождём не так уж и здорово, — признался Волчонок.
— Ты молодец, — сказал я. — Хорошо поработал.
Волчонок аж вспыхнул от удовольствия, изо всех сил стараясь показать, что похвала ему нипочём.
Старший из пленников подошёл ко мне и попросил:
— Не убивай нас, великий вождь. Я вижу, что у вас совсем нет глиняной посуды, а мы умеем её делать.
— Хорошо, — ответил я. — И кирпичами займётесь.
— Я не знаю, что это такое, великий вождь, — ответил пленник в смятении чувств.
— Покажем. Эй, Дуб! Отвечаешь за пленников.
Таковых оказалось восемь. Вышеупомянутый воин внимательно осмотрел каждого из них и уточнил:
— Я должен буду их всех убить?
— Нет. Ты должен будешь их всех охранять.
И я кивнул на наших соплеменников, не решающихся подойти к пленникам в моём присутствии. Ждали, когда я уйду. Вид у наших был, мягко говоря, недружелюбный.
— Не понимаю, великий вождь. На кой они нам? Их же кормить придётся.
Подошли и остальные воины, с интересом прислушиваясь к нашему разговору.
— У нас, если мне не изменяет память, погибло восемь охотников?
— Пять и три, — поправил меня Старший Воин.
— Ладно, пусть так. И этих столько же. Такие совпадения не каждый день случаются. Пленники наделают нам посуды, налепят кирпичей и построят пещеру. Усекли, вояки?
— Ну а потом-то мы их убьём? — наседал Дуб.
— Не знаю. Посмотрим, как они будут себя вести. Но пока, Дуб, пленники нам нужны, и даже ты не можешь этого не понимать. Их охрану я могу поручить только тебе. Лучше тебя никто не справится.
Дуб глянул на толпу наших соплеменников, с нетерпением ожидавших сигнала к расправе, и вдруг гаркнул:
— Чего стоим?! А ну пошли вон!
С Дубом шутки были плохи, поэтому толпа начала рассасываться.
Остался позади томительный ночной переход. Для переправы через реку мы сляпали два плота — на одном плыли сами, на другом везли награбленное. Прибыв на свой берег, добро перегрузили на волокуши. Плоты отдали речным людям, разбуженным стуком топоров, криками и бранью.
Когда мы прибыли, наше племя уже проснулось. Лично я жутко хотел спать, о чём и объявил личному составу нашего карательного отряда.
— А нам что делать? — спросил Старший Воин.
— Делайте, что хотите, — ответил я. — Только избавьте меня от лицезрения ваших идиотских рож.
Старший Воин приказал всем разойтись.
У пещеры меня поджидали две вымытые дикарочки. Жаль было их прогонять, но я чувствовал себя не в форме и велел им зайти попозже.
Первые ночи после того, как студент разблокировал мою память, мне не удавалось сразу заснуть. И жёстко, и сено шуршит, и вообще… Но в это утро моя постель показалась мне самым прекрасным ложем на свете.
* * *
После обеда я выполз из своей пещеры, приободрённый и свежий. Пленники были живы. Более того, они произвели настоящий фурор, сложив из камней очаг, на котором сварили в огромной глиняной миске кашу из разного зерна, кусочков мяса и грибов. Мои соплеменники сожрали её до последней крупинки, даже и не вспомнив о том, что у них ещё и вождь имеется.
