Я подозвал к себе Старшего Пленника, и мы с ним отправились прогуляться вокруг стоянки, а заодно поболтать о том, о сём. Он поведал мне о своём бывшем племени и его неосуществлённых планах.
Это были пришельцы из других земель. Они откочевали в наши края, им понравилось. Провели разведку.
Она показала, что в этих местах доминирует наше племя. В результате у чужаков возник план провести против нас диверсию. Они рассчитывали на то, что после гибели охотников мы озвереем, перебьём все окрестные племена и порядком ослабнем сами, а тогда нас можно будет брать голыми руками.
Чужаки лепили посуду из глины, сеяли зерно. В наши края они перекочевали из-за сильного паводка, затопившего их жилища и уничтожившего урожай.
Социальное устройство пришельцев было как у нас: свободная любовь, общие дети.
Пленник с пониманием отнёсся к моей идее построить дом из глиняных кирпичей. Они сами, правда, такого не делали, но попробовать могли.
С тем я отпустил его, отправившись к источнику, из которого племя брало воду. У нас теперь появилась мода на чистоту. Женщины мылись сами и заставляли делать то же самое мужчин. Но превращать источник в купальню я запретил. Они же там поналивают везде воды, натопчут, грязь развезут. А мыться можно и на реке — до неё каких-то двадцать минут неспешным шагом.
Я отправился к источнику глянуть, не нарушает ли кто мой запрет и наткнулся на следующее мероприятие: две наших бабы — злобные фурии — отвели пленниц в укромное место, заставили снять одежду, пожалованную лично мной из награбленного, и раздирали им щёки когтями. Чтобы, значит, наши мужики на них не засматривались. Несчастные пленницы не решались даже протестовать, не то, чтобы сопротивляться. Этикет, вроде бы, не позволяет бить женщин, но этим двоим я организовал по кровоподтёку под глазом, после чего велел пленницам одеваться и повёл их на стоянку.
Дуб сидел на земле, наблюдая за своими подопечными. Дубину он поставил между ног и опёрся на неё подбородком. Если и оставались у кого-то претензии к чужакам, то все держали их при себе, ибо связавшиеся с Дубом могли до предела загрузить работой нашего колдуна, который, помимо всего прочего, занимался ещё и врачеванием.
Я отвёл пленниц к воину и сказал:
— Возьми под своё наблюдение ещё и этих.
Пленницы тихонько хныкали, отирая со щёк кровь и слёзы.
— Зачем ты подрал им рожи, великий вождь? — поинтересовался Дуб.
— Не позволяй любопытству брать верх над служебным долгом, — ответил я и помчался к своему логову — туда как раз подходил студент.
Мы поздоровались. Я пригласил его заходить. Студент сел на моё ложе и вынул из кармана что-то вроде диктофона.
— Итак, — заговорил он. — Каковы ваши ощущения, желания? Меня интересует всё.
— Картошки жареной хочу, — ответил я. — Пельменей. Пива. Телевизор посмотреть. И сладенького чего-нибудь. Пирожного, например.
— Любите сладкое?
— Не то, чтобы очень. Но ухо бы тебе откусил, будь оно с кремом и шоколадной глазурью.
Студент отодвинулся на край ложа и пробормотал в диктофон:
— Тоска по привычному, повседневному. Желание достичь того, что недоступно. Скажите, а будь у вас возможность вернуться прямо сейчас, что бы вы сделали?
— Надо оно тебе? Есть вещи поинтересней. Например, мы тут в крестовый поход ходили.
— Удачно?
— А как же! Жильё вот новое собрались строить. А ты: желания, ощущения. Некогда мне над этим размышлять. У меня целое племя под началом. Народ такой, что с ума сойти можно! А ещё три вассальных племени.
— Вы сами хотели стать диктатором.
— Да, было дело.
— Видите ли, меня не интересуют события. Мне важны ваши ощущения.
— Очень важны?
— Очень, — ответил этот тип. — Каждый маг должен знать обо всех последствиях своих действий. Подчёркиваю: ОБО ВСЕХ. Поэтому я к вам и пришёл.
— Ну, не знаю. Возвращаться не хочу.
— Что вас удерживает?
— Наверное, долг. Порядочность. Мы же договорились.
— И всё?
— Как ни странно, мне здесь нравится. По возвращению вспоминать буду.
— Да, такое не забудешь. А вы пытаетесь заменить чем-то недостающее вам? Ту же картошку, например.
— Чем её заменишь? Терплю.
— А будь у вас возможность заказать мне что-нибудь, на чём бы вы остановили свой выбор?
— Слушай, да иди ты!
— Профессору, который будет задавать мне подобные вопросы на защите курсовой, прикажете отвечать так же? Пожалуйста, имейте терпение.
И студент принялся ковыряться в моей душе. Он выпытывал у меня мельчайшие подробности моих ощущений. Я и отвечал ему, и сердился, теряя терпение, и посылал его куда подальше раз семь минимум. Но студент не сдавался. Он собирал информацию, периодически добавляя свои комментарии, некоторые из которых оказывались тотчас же нещадно мной раскритикованы. В конце концов я сказал:
— Всё, хватит! Приходи через три дня, будет тебе новая порция ощущений.
— Ну ещё два вопроса! — взмолился студент.
— Хватит, я сказал! Двоечник!
— Почему это я двоечник?! — возмутился студент.
— Кто ничего не хочет знать о событиях? А что формирует мои желания и чувства, если не они?
— Я как-то об этом не подумал.
— То-то же.
— Настоящим магом стать непросто, — вздохнул студент.
— Иди ко мне в заместители.
— Нет, спасибо. Я, пожалуй, отправлюсь. Надо обдумать вашу мысль о формировании ощущений.
— Желаю успехов. Да, студент, у меня к тебе тоже вопрос.
— Я вас слушаю.
— Магия — это наука или искусство?
Студент смущённо улыбнулся и в свою очередь спросил:
— Вы сами додумались, или подучил кто-то?
— Сам, а что?
— Наши профессора и заслуженные маги спорят об этом уже лет двести. До свидания.
* * *
Кирпичей налепили много. Им уже не хватало места для сушки, их приходилось относить далеко от пещеры. Народ ворчал.
— Можно уже строить из них? — спросил я Старшего Пленника.
— Не знаю, великий вождь. Вот эти, кажется, уже совсем сухие, а те ещё сыроваты.
— Тогда приступаем.
Подходящее место уже было выбрано, площадку выровняли, фундамент закидали глиной, которая уже высохла. И стройка началась.
Старейшины поначалу просто косились на работающих, но когда я сходил к ним с палкой, тоже взялись за дело. Готовые кирпичи быстро кончились, мы налепили новых. За день получилась стена где-то до пояса взрослому человеку. Люди заходили внутрь постройки, качали головами. Мастера соорудили каменный очаг. Дым из него уходил наружу по подземной траншее.
— Ненадёжно, — бормотал Старейшина, щупая стену. — Не выдержит. Замёрзнем.
