в кресле и рассмеялся.
— А неплохо! Даже очень неплохо для парня твоего возраста. Есть какой-то наставник?
— Книги, — ответил я. — Читать люблю. И думать.
— Понимаешь, да, что такое колониальная элита?
— Понимаю.
— Вот. Мои клиенты именно такие. Они будут получать прибыль при любом раскладе. И до тех пор, пока сюзерен доволен их действиями — у них всё будет хорошо… но людям с мозгами, которые не успели к самой кормушке, лучше бы перебраться в метрополию. Ну или хотя бы иметь там какие-то корешки, да?
Я молча кивнул.
— Твой план хорош. На случай, если нас действительно решат оставить простой европейской страной. Но что-то мне подсказывает, что есть и другие планы.
— Какие же? — поинтересовался я.
— Пояс нестабильности. Вечное дикое поле. Самые полезные и умные из элит свалят. А остальных будут стравливать друг с другом за контроль над ресурсами. Поддерживать то одну, то другую сторону, в том числе на международном уровне. Против впавших в немилость вводить санкции… и так далее. Ты же в курсе, что случилось с Балканами? Сербы тоже думали, что их оставят в покое после первого распада, но что-то мне подсказывает, что этим дело не закончится.
— В чём их выгода?
— Европа усиливается, — ответил Вениамин. — Нужен балансир. Особенно на стыке будущих сфер интересов. Сближение Европы и Китая будет очень опасно для метрополии…
— Проще играть на внутренних противоречиях в самой Европе, — возразил я. — Создавая симулякр объединения, но сохраняя контроль над элитами.
Адвокат снова улыбнулся.
— И это тоже возможно, — сказал он. — Нужно быть ко всему готовым и держать нос по ветру, так?
Я молча кивнул и улыбнулся в ответ.
— Ещё вот что… сыну не рассказывай о наших делах. Договорились?
— И в мыслях не было.
— Что ж… тогда на сегодня всё. Было интересно поговорить.
— У меня будет ещё одна просьба, — сказал я.
— Слушаю, — ответил Вениамин.
— Водительские права, — начал я. — Думаю, у такого человека, как вы есть необходимые связи. Проблема у меня: экзамен сдать не успеваю. Хотя водить умею отлично, правила знаю и всё такое.
— Водить умеешь? — Вениамин прищурился.
— И очень хорошо, — уверенно ответил я.
— Что ж, это не проблема. Приходи через час с фотками, до завтра сделаем. Передам с Пашкой. Минус сто долларов из расчёта, если вызовут в суд. Идёт?
— Идёт, — кивнул я. — Спасибо большое.
— Тогда беги за фотографиями. Ближайший центр в «Пегасе», знаешь?
— Знаю, — кивнул я, поднимаясь.
— Я бы предложил тебе завтра с нами поехать, но нам после сегодня лучше не появляться на улице вместе.
— Понимаю, — ответил я. — Не страшно. У меня в любом случае на завтра планы, надо в Москву пораньше.
— Ну и ладно.
В фотолаборатории была небольшая очередь: народ сдавал плёнки на проявку и печать. За прилавком, в глубине помещения, шумела огромная фотомашина фирмы «Фудзи», периодически выплёвывая готовые фотографии.
Постоять пришлось минут пятнадцать. Денег, которые я взял с собой, едва хватило, чтобы рассчитаться за срочную печать. Зато уже через полчаса я вернулся обратно в офис адвоката и передал собственные портреты для водительского удостоверения. Вениамин был занят — с кем-то говорил по телефону, и только кивнул мне, когда я положил на стол конверт.
Что ж. Скоро вечереть начнёт — а у меня дел невпроворот. К тому же, я ещё не обедал, и молодой желудок уже намекал мне на то, что не стоит над ним так издеваться.
Я пешком дошёл до автоколонны, мимо колледжа гражданской авиации, который располагался на территории бывшего женского монастыря, за краснокирпичной стеной, напоминающей кремлёвскую.
Уже подходил к проходной, когда меня окликнули.
— Саня! — на остановке стоял долговязый спортивный парень в джинсах и красной футболке.
Я не сразу его узнал. Васька Петров, одноклассник. Когда-то мы довольно близко общались, но классе в десятом у нас случился один разговор, после которого я потихоньку свернул общение.
Речь тогда зашла о способах зарабатывания денег, и Васька заявил, что готов стать наёмным убийцей, лишь бы платили за это хорошо. Я тогда ещё решил, что он прикалывается, просто чтобы продемонстрировать свою крутость, но тот выдал целое философское обоснование для такого рода деятельности. «Понимаешь, — говорил он, — вот в христианстве считается, что невинно убиенные имеют все шансы попасть в рай. У нас в основном крещённые все — значит, христиане. И, получается, когда я убиваю кого-то, то помогаю попасть ему в рай». Я тогда возразил, что тем самым он убивает свою бессмертную душу. На что он ответил: «Не убиваю. А просто обрекаю на пребывание в аду. Нет, ну а что? Плата за то, чтобы хотя бы здесь пожить нормально. Меня, знаешь ли, здесь и сейчас интересует. И я готов за это платить».
— Вась, привет! — ответил я, кивнув и пожав предложенную ладонь. — Как сам? Поступил куда?
— Да так, формально, чтоб в армейку не загребли, — ответил он. — А ты сам? Чёт давно видно не было! Поступил?
— Ага, — кивнул я.
— И куда?
— Военный универ, — ответил я.
— О как! Значит что, офицером теперь будешь? Когда учиться начинаете?
— Вот, завтра поеду обратно. И на учёбу.
— Ясно, ясно… — Васька вздохнул.
После выпускного мы с ним не виделись много лет. А потом пересеклись как-то на Казанском вокзале. Он из дома на работу ехал, а я только вернулся из Североморска.
Оказалось, что он как раз где-то в середине девяностых связался с гоп-компанией. Пошёл с ними ювелирку грабить. Их накрыли по наводке, он по глупости взял всё на себя, отмазывая «корешей», которые про него благополучно забыли.
К моменту нашей встречи он полгода как вышел из колонии. Работал разнорабочим на стройке, был очень рад, что удалось устроиться хотя бы на такую работу. По его словам, он пересмотрел взгляды на жизнь и хотел порвать с криминальным прошлым. Насколько это ему в итоге удалось — не знаю.
— Сейчас куда? — спросил он.
— К бате на работу зайти надо, — ответил я. — Дела есть.
— А, ну ладно. Тогда не задерживаю…
Он говорил, что отсидел пять лет… когда мы, получается, увиделись? В две тысячи первом? Так это, получается,
