возьмут его всего через несколько месяцев!
— Вась, слушай… — сказал я. — Ты в знаки судьбы веришь?
— Да не особо, — улыбнулся он. — Я вообще не верующий. Это только мешает в жизни.
— Жаль, — вздохнул я. После чего подошёл к нему вплотную и, понизив голос, сказал, глядя ему в глаза: — Когда на ювелирку предложат идти — откажись. Тебя подставят.
— Что? — растерялся Вася.
— Что слышал, — сказал я. — Просто запомни. Ладно? Ну всё, бывай.
Я отвернулся и пошёл дальше в сторону проходной. Обернувшись возле дверей, я обнаружил, что Васька всё так же недоумённо смотрит мне в след.
А на меня вдруг обрушилось сомнение: правильно ли я поступил? Допустим, послушает он меня — потом что, будет встречи искать? Допытываться, откуда я всё узнал? Впрочем, если всё пойдёт как надо — он не найдёт меня по прежнему адресу… а так — хоть какой-то шанс ему судьбу исправить.
Охранники на проходной меня знали — я частенько приходил к отцу, помочь по мелочи, еду принести и прочее. Так что пропуск у меня не спросили.
Я сразу направился к полузаброшенному гаражу за ремонтным сектором, где отец работал. Туда, где стояла наша «подбитая копейка», как я её называл.
Тут уже стоял столик, застеленный газетами, с закуской и уже откупоренным «пузырём». За столиком, на табуретках, испачканных краской, сидели мужики, видимо, из сегодняшней смены.
Отец посмотрел на меня и улыбнулся.
— Сашка, проходи, — сказал он. — Ну, мужиков ты знаешь.
Я кивнул, хотя на самом деле даже имён их не помнил.
— Вот, поступил, — заявил отец, глядя на собутыльников. — Теперь офицером будет.
— Хорошее дело! — Сказал один мужик, поднимая наполненный стопарик, — и за это хлопнем!
Отец пошёл было к столу, но я остановил его, взяв за руку.
— Пап, выйдем на минуту, — тихо сказал я.
— Да я сейчас! — кивнул отец. Потом вернулся к столу и поддержал тост с мужиками. Потом вернулся ко мне, и мы вышли из гаража.
— Что там? — спросил он, всё так же улыбаясь.
— Пап, тебе пить нельзя, — сказал я.
— Да я нормально уже! Проснулся как огурчик! Всё, вышла отрава та, — возразил отец.
— Не поэтому, — ответил я. — Пап, нам завтра рано утром в Москву с тобой ехать. А потом тебе нужно будет к понедельнику подготовиться, к собеседованию. Это очень серьёзно. Пить ну никак нельзя.
— Что за собеседование? — насупился отец.
— Я же говорил насчёт работы, помнишь?
— Ну?
— В общем, через одного паренька с параллельного курса вышел на людей серьёзных. Хотят тебя посмотреть.
Отец растерялся.
— Сань, ну мужики только двигло затащили. На завтра уже договорился, что ставить начнём. Отметить надо бы, а то не поймут.
— Ты делай вид, что пьёшь, — сказал я. — Просто не глотай. Сможешь так?
— Смогу, — ответил отец. — А точно надо? Вот ты прямо на сто процентов уверен? Всё-таки воскресенье ещё…
— Да, пап, — ответил я. — Уверен. Совершенно точно, иначе бы не просил.
— Ладно тогда… подожди полчасика у проходной.
— Пап, у тебя мелочь какая-то осталась? — спросил я. — Жрать хочу не могу.
— В столовку лучше не надо! — поспешно ответил отец. — Да и не работает она по субботам…
— Не собирался. В магаз зайду, хоть хлеба с колбасой возьму.
— Ну лады, — кивнул отец, после чего залез в карман рубашки и достал десятитысячную купюру. — Хватит?
Блин, будто бы я помнил цены на хлеб с колбасой в девяносто шестом…
— Наверно, — кивнул я, принимая деньги. — Спасибо!
Ближайший продуктовый был слева от проходной, метрах в тридцати. Я, как и сказал отцу, взял воду, батон и кусок колбасы. Местного производства, кстати. Мясокомбинат — ещё одно предприятие, кроме обувной фабрики, которое умудрится благополучно пережить девяностые.
Денег на всё хватило впритык.
Чтобы перекусить, я присел на лавочку справа от проходной. Сразу как-то стало веселее: организм с благодарностью реагировал на своевременную подпитку. Про сигареты я почти и не вспоминал.
Отец, как и обещал, появился через полчаса. Вид у него был слегка обеспокоенный, но вполне трезвый.
— Ну что, домой? — спросил он, когда подошёл ко мне.
— Угу, — ответил я, проглатывая последний кусок колбасы. В руке у меня осталось ещё полбатона хлеба.
— Перекусил?
— Да, малость. Спасибо.
— Тебе спасибо — это ж твои деньги, — улыбнулся отец. — Ну что, на остановку?
— А давай пешком прогуляемся? — попросил я.
— Да далеко же!
Далеко по местным меркам — это значит пара километров через частный сектор. А я уже давно привык к столичным стандартам и гулять любил. Кроме того, мне совершенно не хотелось в автобус.
— Ну давай, — отец пожал плечами.
Мы пошли обратно, в сторону колледжа.
— Ты расскажешь, для чего завтра тебе в Москву рано понадобилось?
— Расскажу, — кивнул я. — За одеждой, пап. Купить кое-что.
— А мне обязательно с тобой ехать?
Я задумался. Себе я собирался взять какие-нибудь крутые берцеподобные «облегчёнки» вместо берцев. Многие парни так поступали, а начальство закрывало на такие вольности глаза. Такие вещи — это показатель статуса, опознавательный признак «свой-чужой» для определённой группы людей и их отпрысков. Плюс надо было купить что-нибудь поприличнее на осень из «гражданки». С теми же целями. А в Егорьевске такие шмотки просто не продавались в то время.
Насколько отцу для собеседования нужно будет что-то подобное? Поначалу я решил, что не помешает, а теперь вдруг засомневался. Лучше бы одеться прилично, по меркам этого времени, но попроще. Надо показать заинтересованность и готовность впахивать, а не отсутствующий пока что статус…
— Знаешь… — ответил я. — На самом деле, наверное, не обязательно.
— Хорошо, — кивнул отец. — А то надо будет работы проконтролировать. Откладывать не хочется — пока тепло. И ты не думай — мужики не будут до поросячьего визга нажраться. Сказали завтра займутся — значит, так и будет.
Я молча кивнул. Он достал одну из своих ужасных сигарет и щёлкнул зажигалкой.
— Помнишь, ты обещал, что, если с работой решится — ты бросишь? — спросил я.
— Так вроде пока не решилось, — отец улыбнулся и пожал плечами.
