Прошло пару часов после дневного привала, и я полусонный болтался в седле, когда внезапно один из проводников, тот, что был постарше, и которого звали Кирст, резко выкинул вверх руку с растопыренными пальцами. Это был сигнал опасности или предельного внимания, и сон как рукой сняло. Большой палец автоматически вздернул курок пистолета, того самого, с которым я выехал еще из Дертогена и который уже неоднократно мне помогал. Тяжелая бандура, вот только привык я к нему, да и не держатся у меня другие.
Я внимательно посмотрел в ту сторону, откуда предполагалась опасность, но не смог разглядеть ничего подозрительного. Небольшой перелесок дальним своим краем упиравшийся в холм с плоской вершиной, заросли кустарника, спускающиеся в низину, на дне которой трава была значительно ярче. Несомненно, там протекает ручей. Что же могло насторожить наших проводников?
Мы растянулись неширокой дугой, лелея в руках приготовленные к стрельбе стволы.
В таком случае лучше перестраховаться, иной раз крохотное мгновение имеет стоимость целой жизни.
Первый труп мы обнаружили рядом с рощицей. Человек, несомненно принадлежащий к севелугам, лежал навзничь на траве и лица у него не было. Не стало его в результате мощного удара, кроме того, поработала какая-то лесная живность. Зрелище не из приятных, тем не менее, один из проводников соскочил с коня и принялся внимательно его разглядывать, переворачивая с боку на бок. Затем обратился к своему напарнику на родном языке. Кирст переспросил его, дождался ответа и сказал Горднеру на ломаном общеимперском:
— Это Изерниль. Мы ждали его несколько дней назад. С ним было еще три воина.
Остальных мы нашли быстро и только один из них оказался в живых. Вот теперь я точно убедился в том, что запах от ран при гангрене какой-то сладковатый. Но это была не та сладость, вдыхать запах которой доставляет удовольствие. Напротив, очень хотелось отойти как можно дальше или хотя бы зажать нос.
Человек этот, несмотря на то, что обе ноги его были перебиты, каким-то чудом умудрился заползти в самую гущу колючего кустарника. Наверное, это его и спасло, но надолго ли? Он умирал. Кирст попытался привести его в чувство, но тот только повторял в бреду: дроган, дроган.
Когда раненный все же открыл глаза и увидел перед собой Кирста, то что-то едва слышно сказал ему, дернулся всем телом и затих, теперь уже навечно.
В нескольких словах Кирст объяснил Горднеру, что здесь произошло. Аргхалы. Те самые лошади вороной масти.
Сейчас я знал об них значительно больше. Аргхалы, это не отдельная порода лошадей, здесь все немного сложнее. Иногда, правильнее будет сказать очень редко, рождается жеребенок угольного цвета. Это может произойти у кобылы любой масти, и дело совсем не в отце-жеребце. Единственное, что здесь приходит в голову для сравнения, так это то, что иногда у абсолютно белых родителей рождается черный ребенок. Так происходит, когда среди дальних предков, уж не знаю, по материнской линии или отцовской, был такой родич. Эти случаи очень редки, но все же имеют место. Среди лошадей такое случается чаще, по крайней мере, в этом мире. Сложность в том, что даже если свести двух аргхалов, жеребца и кобылу, вовсе не обязательно, что они дадут такое же потомство. В тоже время черный жеребенок может родиться и в том случае, когда аргхалом является только один из родителей.
Существовала даже легенда о божественном происхождении аргхалов, но мне ее понять было сложно, поскольку некоторые слова и термины ставили меня в тупик.
Именно вороная масть давала лошади те качества, за которые так ценились аргхалы: неприхотливость, неутомимость в беге, способность развивать карьер чуть ли не с места и значительную большую, по сравнению с обычными лошадьми скорость бега. Правда, были у аргхалов и недостатки, в основном неукротимый нрав и тяжелый характер. Аргхал сам по себе очень дорог, кроме того существовала вероятность того, что он сможет произвести такое же потомство.
Так вот, Изерниль со своими людьми столкнулся с охотниками за такими лошадьми.
Не исключено, что повстречавшиеся им люди появились здесь с какой-нибудь другой целью, но увидев аргхалов, они не смогли преодолеть соблазн.
Кирст с надеждой посмотрел на Горднера. Тот тоже ответил ему взглядом, в котором ясно читалось, что он и рад бы помочь, но у него самого существует не менее важное дело, а время здорово поджимает.
Кирст раздумывал недолго, отослав своего напарника в стойбище севелугов. Действие, на мой взгляд, довольно бесполезное. С момента произошедших событий прошло не менее трех дней, и след безнадежно остыл. Кроме того, потребуется еще как минимум два дня, чтобы сюда прибыли севелуги.
Мы предали огню все четыре тела и продолжили свой путь.
Как я понял, Скройл оказал нам любезность, решив провести нас самой короткой дорогой к Мулойскому тракту. Не дай он нам проводника, мы ни за чтобы не смогли самостоятельно найти перевал, что так здорово сокращал путь, избавляя от необходимости направиться в объезд невысокой, но труднопроходимой горной гряды.
На следующий день к вечеру мы его преодолели. И действительно, найти вход в ущелье, в конце которого и начинался перевал, без помощи Кирста было бы очень затруднительно. Сама природа старательно запрятала его среди нагромождения огромных валунов. Боюсь, что попади я в эти места снова, мне пришлось бы немало потрудиться, чтобы его обнаружить. Вероятно, Кирст использовал какие-то ориентиры, дабы найти проход.
Уже на другой стороне, когда мы преодолели гряду, он указал нам направление для дальнейшего пути. Но и без этого несложно будет разобраться, трудно проехать мимо тракта, пересекающего треть Империи. Дело было под вечер, и Кирст остался с нами на ночлег, чтобы с утра отправиться в обратный путь.
Еще до сумерек Тибор умудрился добыть серну, и нам с Крижоном предстояло счастье отведать ее мясо уже во второй раз. Наше счастье оказалось в сильно урезанном виде, поскольку дичь, добытая Тибором, была весьма преклонных лет. По этому поводу Чемир, наш повар, съязвил, что горе-охотник застрелил животное, которое спряталось в кустарнике, чтобы спокойно умереть от старости. Поступок, конечно, гуманный, но как на охотнике Чемир ставит на Тиборе жирный крест.
Тот вполне достойно парировал выпад, заявив, что Чемир со своим талантом повара может любое мясо превратить в нечто дерьмоподобное. В какой-то степени он прав, единственное, что у Чемира получалось здорово, это лепешки, пышные, мягкие внутри и с хрустящей корочкой, о чем Тибор и не преминул лишний раз ему напомнить.
Вот именно с такой лепешкой в руке я и стоял следующим утром, наблюдая за тем, как уезжает Кирст. Лепешка была только что испечена, и от нее шел одуряющий аромат свежего хлеба, а аргхал, плясавший под Кирстом, великолепен. Не нужно быть ни специалистом, ни ценителем, ни просто любителем, чтобы это увидеть. Не только мой взгляд, взоры всех наших людей были прикованы к его лошади. Вот Кирст еще раз коротко всем кивнул и ударом пяток послал коня вперед. Мы же стояли и смотрели ему в след.
