Сейчас все было по-другому. Пистолет я увидел бы одновременно с выстрелом, потому что всадник прикрывал его за корпусом своего коня. Такое ведь и к ножам относится, когда лезвие скрыто, за ногой, спиной, наложенной сверху ладонью другой руки, среагировать на удар практически невозможно. Ладно, чего объяснять вещи, которые знают все.
Забухали частые выстрелы, к которым добавились звуки вонзающейся в плоть стали.
Когда я появился из-за лошади, в руках у меня уже было обнаженное оружие: в правой шпага, а в левой, со стволом на лезвии, пистолет. Тяжеловат он все же для того, чтобы долго удерживать прицел одной рукой.
Цель нашлась сразу же, один из наших гостей, сидевший на аргхале. Расстояние было минимальным, чуть дальше выпада шпагой, так что промахнуться мне не удалось.
Всадник выронил палаш и зарылся головой в лошадиную гриву.
Больше повоевать мне не пришлось, потому что к этому времени все было закончено. Закончено нашей победой, за которую мы заплатили жизнями двоих человек. Одним из них был Чемир. Когда я подошел к нему, он еще дышал. Чемир, скрючившись, лежал на земле, прижав обе руки к животу. Нижняя губа его была с силой закушена, и все равно он не мог сдержать стонов. Рана смертельная, и чтобы понять это, не нужно быть Пироговым. Пуля такого калибра, сделанная из мягкого свинца, разворотила ему все внутренности, вероятно, разорвав на своем пути еще и одну из внутренних артерий.
И сейчас самое милосердное для него было бы помочь уйти ему из жизни. Чемир жил еще час, постоянно требую помочь ему в этом, то прося, то угрожая проклятиями, то умоляя сквозь слезы. И ни у кого из нас не хватило на это духу, даже у Горднера, который стоял вместе со всеми, держась за плечо и зажимая рукой открывшуюся рану.
Вторым погибшим был Оседор, с развороченным от сабельного удара лицом. Оседор оказался последним из той тройки, что присоединилась к нам в Эйсендере. Были и раненные, к счастью оба легко.
Мы закопали погибших в одной могиле, под дубом, одиноко стоявшим посреди поляны.
Кирст собрался уезжать, держа в поводу двух черных аргхалов, когда я подвел к нему третьего. Он отрицательно покачал головой, что-то сказав на родном языке. Затем добавил уже на общеимперском: Дроган сам нашел себе хозяина. Уже отъехав на порядочное расстояние, крикнул: береги его!
Я долго смотрел ему вслед, прижимаясь щекой к морде Дрогана.
Что означает слово "дроган" я знал, поинтересовавшись у Кирста словами умирающего севелуга. И означало это слово — Ворон.
В Мулое я расстался с Горднером. Как он и обещал, наградой мне пусть и не за долгий но, наверное, все же безупречный труд, стал красивый такой банковский вексель на предъявителя. И сумма, проставленная в нем, тоже выглядела достаточно красиво.
Нет, богачом в одночасье я не стал, и все же выглядел вексель благодаря ей весьма солидно. Я перевел в другой вексель деньги, подарок Жюстина, благоразумно посчитав, что десяти монет будет вполне достаточно, чтобы добраться до места и вложил оба векселя в заблаговременно приобретенный кожаный тубус. Продавец сего девайса многократно заверил меня, что оный совершенно водонепроницаем. Для этого необходимо выполнить ряд весьма необременительных условий. В частности, не бросать тубус в воду, не держать его под дождем и еще крайне желательно обернуть в пару слоев хорошо просмоленной парусины. Ну что ж, это в моих интересах, согласился я.
Вряд ли мне этих денег хватит на приличную свадьбу, моя любимая не рыбачка и не белошвейка, а вот вполне приличный подарок для невесты я позволить себе смогу. Или возможны варианты.
Избавиться от Корнета удалось на удивление легко, особенно после того, как покупатель узнал, откуда тот родом. Севелугов здесь знали и то, что Корнет вырос в их степях, оказалось лучшим сертификатом качества. Покупатель, немолодой егерский офицер, даже не стал торговаться.
Горднер сказал, что задержится в Мулой не менее чем на две, три недели, затем отправится в Дрондер. И, если мне придет в голову желание встретиться с ним, то такое вполне достижимо, добавил он.
Нет, господин барон Эрих Горднер, это вряд ли. И человек ты хороший, и как учитель просто бесподобен, но хватит мне уже приключений, по горло сыт. Отныне у меня совсем другие жизненные планы. Вот разве что встретиться, чтобы посидеть за бутылочкой, другой доброго вина и вспомнить былое, это да, это можно.
Перед самым моим отъездом мы встретились снова, и у нас был разговор.
Собственно, даже не разговор, а так, Горднер напомнил мне о другом разговоре, состоявшемся еще тогда, когда мы довольно много времени потеряли в одной забытой местным Создателем деревеньке, поджидая человека с важными известиями.
Это было тогда, когда я и понятия не имел, что на белом свете существует такой человек, как фер Бренуа и ни мало этим не тяготился.
Мы провели в ней три недели, и единственным нашим развлечением было фехтование. Горднер делал это больше от скуки, ну а я, понятно, очень радовался такой возможности.
Тогда меня одолевало двоякое чувство. Так хотелось бросить все и рвануть в Велент, к Милане. И в тоже время я отлично понимал, что вряд ли мне еще раз судьба преподнесет подарок в лице такого мастера.
Так вот, после одного из занятий, когда я в очередной раз убедился в своей ущербности, Горднер сказал мне следующее:
— Артуа, сейчас я расскажу тебе одну историю. Один мой хороший знакомый был отличным бойцом. Ты не поверишь, но я радовался, когда мог одержать верх в двух схватках из пяти. Однажды он погиб, погиб в бою с далеко не с самым сильным соперником. И это произошло потому, что он боялся, боялся умереть.
Так вот. Каждый день ты должен думать, что умер накануне, — сказал он, — и, если ты умер еще вчера, то тебе нет смысла бояться смерти сегодня. Любой из нас представляет собой то, что о себе думает и в чем не сомневается. Ты воин, хороший воин, но только уже мертвый воин. По-настоящему же ты умрешь в тот самый миг, когда засомневаешься в этом. Подумай над этим.
Тогда он сказал много, очень много. Но по-настоящему мне запомнились именно эти слова.
И именно о них он напомнил сейчас.
В путь я отправился с самого раннего утра. Вернее, отправились мы втроем, потому что вместе со мной поехали Тибор и Крижон. Они должны были сопроводить меня до самого Велента и лишь затем вернуться в столицу. Горднер не имел ничего против, когда я заговорил о том, чтобы взять Крижона с собой. Дел у Горднера в ближайшее время никаких не предвиделось, да и рану следовало залечить основательно, а на это потребуется не меньше пары месяцев.
