Тауберт смотрел в непроглядную, белёсую от вьюги ночь и думал, а потом из крутящихся струй снега вдруг возникла тёмная фигура – высокий человек в шинели застыл подле фонаря. Трофим отчего-то придержал лошадей, и Николай Леопольдович, обмирая, узнал в стоящем Орлова.
– Стой, стой! – только и успел он крикнуть, рванув дверцу возка. Ах, Сергий, куда ж тебя опять понесло с такой-то болестью – ночью в метель по набережной гулять!
– Ваше высокопревосходительство! – всполошился денщик, но Тауберт уже ступил в холод и ветер, поднимая воротник и прикрывая глаза рукою в перчатке. – Непогодь-то кака…
Под фонарём было пусто. Николай Леопольдович замер, потряс головой, протёр глаза – никого. Нетронутый снег в слабом кругу света – и никаких следов.
– Смирнов! Видел ты здесь кого? Под сим фонарём?
– Никак нет, ваше сиятельство, не видел. Да и кому тут взяться-то по такой погодке да в этакую ночь?
– Не было тут никого… – поддержал денщика с козел и кучер. – Святой истинный крест, не было!
– Показалось, – с усилием улыбнулся Тауберт в ответ на тревожные взгляды Смирнова. – Снег да темень… мстится невесть что…
Шеф жандармов медленно влез обратно в обогретую жаровнями безопасность. Хотел было приказать ехать к Орловым, но вспомнил о Лючии и не приказал. Возок миновал лавру и повернул на Софьинскую. К дому.
Конногвардейский и Кавалергардский полки, краса и цвет гвардейской кавалерии, подходили к бивуакам Второго корпуса торжественным маршем, несмотря на поздний час распустив знамёна, с музыкой, сверкая обнажёнными палашами, как и положено по регламенту.
Богунов и Ульссон сидели в сёдлах справа и слева от Булашевича, из-под руки всматривавшегося в чёрные шеренги, рассекшие залитое лунным светом белое поле. Снег покрыл окрестности Анксальта и более не таял, красные черепичные крыши городка поседели; и днём было видно, как уютно и мирно поднимаются над ними дымки, как будто нет вообще никакой войны.
– Его высочество прислал письмо, – негромко проговорил генерал, обращаясь к штабным, – что не желает никаких помпезных встреч…
– Церемониал прибытия особы василеосской крови, наследника престола, не может быть отменён его, особы, простым желанием! – возмутился Ломинадзев. Несколько свитских, оставшихся при корпусе после всех событий, дружно и часто закивали. – Вам, милостивый государь Александр Афанасьевич, сие прекрасно известно!
– Я не придворный, я солдат, – не поворачивая головы, бросил Булашевич. – Севастиан же Арсеньевич с регламентами такоже знаком. Вот, в письме прямо сказано… Иван, давай.
– «Особливо же прошу господ начальствующих лиц, – громким ровным голосом зачитал Ульссон, – воздержаться от всяческого рода торжествований, поднесения хлеб-соли, выстраивания всего корпуса альбо значительной его части, ибо в делах воинских подобному не место.
Будучи осведомлён об уставах и уложениях не хуже иных ретивых ревнителей оных, спешу указать, что скрупулёзное их применение вызовет гнев мой и отражено будет в рапорте василеосскому нашему родителю…»
– Довольно, – велел Булашевич, и Ульссон аккуратно спрятал письмо в кожаный бювар. – Мы на войне, господа штаб. Караульная рота выстроилась – и то, боюсь, его высочество недоволен будет.
Ломинадзев поджал губы и отвернулся, всем видом своим показывая, сколь велика и глубока нанесённая ему несправедливая обида.
– Ваше сиятельство… Александр Афанасьевич, – шепнул, не выдержав, Богунов. – Донос ведь напишет, ей-же-ей, напишет!
– Пускай себе пишет, бурдюк эдакий! – весёлым шёпотом ответил генерал от кавалерии. – Его василеосское величество на дела смотрит, не на слова, желчью накорябанные.
Никита Степанович подавил вздох.
Музыка длилась, гвардейский марш уносился к небесам, и полная луна, словно вдохновлённая торжественной песнью, как могла старалась заменить собой канувшее в северную ночь солнце.
Шеф Конного полка великий князь Севастиан Арсеньевич ехал на громадном коне рядом с командиром конногвардейцев, генералом Иванчиковым. Генерал отличался и ростом, и статью, но Севастиан возвышался над ним чуть ли не на полголовы, шириной же плеч он уступил бы, пожалуй, разве что Сажневу. Как и все прочие гвардионцы, великий князь держал в руке обнажённый палаш.
Оркестр сыграл торжественный марш, грянул «Встречу». Булашевич вскинул ладонь к виску, и вместе с ним отдали честь все остальные командиры полков и дивизий, успевшие подтянуться к Анксальту.
Гвардия пришла.
Наступало время штурма.
Приложение
Боевой состав Второго армейского корпуса на 29-е октября 1849-го года
4-я пехотная дивизия
(командир – генерал-майор Тяглов-Голубицин)
Пехотная бригада
▪ Володимерский пехотный полк
▪ Желынский пехотный полк
Егерская бригада
▪ Угреньский егерский полк
▪ Закаменский егерский полк
5-я пехотная дивизия
(командир – генерал-майор Крёйц)
Пехотная бригада
▪ Суждальский пехотный полк
▪ Ростовский пехотный полк
Егерская бригада
▪ Муромский егерский полк
▪ Олонецкий егерский полк
6-я пехотная дивизия
(командир – генерал-майор Осташинский)
Пехотная бригада
▪ Аждарханский пехотный полк
▪ Старобогунецкий пехотный полк
Егерская бригада
▪ Коломенский егерский полк
▪ Ладожский егерский полк
19-я пехотная дивизия
(командир – генерал-майор Антольский)
Пехотная бригада
▪ Андрианопольский пехотный полк
▪ Жибичский пехотный полк
Егерская бригада
▪ Коломенский егерский полк
▪ Ярославлев егерский полк
4-я лёгкая кавалерийская дивизия
(командир – генерал-майор Шевардинский)
▪ Софьедарский гусарский полк
▪ Темрюкский гусарский полк
▪ Шемширский уланский полк
▪ Подолецкий уланский полк
2-й отдельный Югорский стрелковый батальон
(командир – подполковник Сажнев)
Лейб-гвардии Калужинский и Зульбургский гренадерский полк
(командир – гвардии полковник Росский)
2-я конноартиллерийская бригада
(командир – полковник Карпин)
2-я артиллерийская дивизия
(командир – генерал-майор Набольшев)
4, 5 и 6-я артиллерийские бригады.