Они уже ждали, что сейчас им на головы снова посыплются бомбы, но бомбардировщики стали описывать круги над плоской вершиной горы; так продолжалось довольно долго, но никаких бомб не падало. Потом бомбардировщики отвернули в сторону, и рев их моторов стих вдали, в светлеющем небе.
Только тогда легкая, почти невидимая коварная роса, которую они разбросали, опустилась из пока еще темного неба и рассеялась по всей округе. Мягко, как цветочные лепестки, она садилась на поднятые вверх лица, попадала в бесстрашно раскрытые глаза, на голые руки, державшие наготове древние ружья и винтовки.
Она въедалась в обнаженную кожу, выедая живую плоть подобно жуткому раковому заболеванию; она выжигала глаза прямо в глазницах, превращая их в кроваво-красные блестящие шары, из которых тут же начинала течь густая желтоватая слизь. Чудовищная боль, возникавшая при этом, напоминала сочетание рези при ожоге концентрированной кислотой и жара пылающих углей.
На утренней заре, когда тысячи воинов раса Мугулету уже катались от боли по земле, крича и завывая, а их товарищи, ошарашенные и пораженные, безуспешно пытались им помочь, в этот самый момент первая волна итальянской пехоты перевалила через горный выступ и налетела на эфиопские позиции, прежде чем их защитники поняли, что происходит. И итальянские штыки окрасились кровью, став красными в первых лучах восходящего солнца.
После катастрофы на Амба Арадам дождь шел непрерывно в течение двух дней и трех ночей. Он-то и спас их, спас тридцать тысяч тех, кто выжил после этого боя, не стал жертвой той же судьбы, что поразила десять тысяч их сотоварищей, оставшихся лежать мертвыми на плоскогорье.
Еще выше, над горными пиками, продолжали кружить итальянские бомбардировщики, отыскивая новые жертвы; ли Михаэль отлично их видел, хотя толстый слой облаков заглушал рев мощных моторов. Они ждали, когда разойдутся облака, чтобы снова обрушиться на отступающие войска. Какая роскошная цель у них будет, если это произойдет! Дорога на Десси была забита на десятки миль медленно бредущими колоннами отходящей армии, разрозненными, оборванными, жалкими фигурами, что едва тащились, сгорбившись под дождем и накрыв головы своими шамма. Их босые ноги скользили и оступались в жидкой грязи. Голодные, замерзшие, утратившие боевой дух, отчаявшиеся, они брели по дороге; оружие, которое они тащили на себе, с каждым шагом становилось все тяжелее. Но они все же шли.
Дождь затруднил итальянцам преследование отступающих. Их огромные грузовики безнадежно увязали и застревали в предательской грязи, а любой горный ручеек, любая ложбина или впадина теперь превратились в яростно ревущие потоки мутной бурой воды. Через них нужно было сооружать мосты – нелегкая задача для итальянских саперов, – прежде чем грузовики можно было бы вручную перекатить на другую сторону, и уже тогда продолжать преследование.
Генерал Бадольо не смог одержать сокрушительную победу при Амба Арадам, о которой говорил, – тридцать тысяч эфиопских войск ушли от него.
Ли Михаэлю было особо поручено самим царем царей, императором Хайле Селассие, вывести эти тридцать тысяч. Вырвать их из когтей смертельного капкана, подготовленного генералом Бадольо, и соединиться с южной армией во главе с самим императором на берегу озера Тана. Ли нужно было еще тридцать шесть часов, чтобы выполнить эту задачу.
Он сидел на заднем сиденье заляпанного грязью фордовского седана, завернувшись в толстую грубую шинель, и хотя в салоне машины было тепло, а он был вымотан до такой степени, что не чувствовал ни рук, ни онемевших ног, а глаза резало, словно в них попал песок, он даже не думал о сне. Предстояло еще столько работы: спланировать отход, предусмотреть любые неожиданности, обдумать детали… Кроме того, он боялся. Всем его существом овладел жуткий, беспросветный страх.
Легкость, с которой итальянцы одержали победу при Амба Арадам, наполнила его страхом за будущее. Ему казалось теперь, что никакая сила не в состоянии противостоять мощи итальянского оружия – огромным пушкам, авиабомбам, горчичному газу. Он опасался, что на берегах озера Тана их ожидает еще одно страшное поражение.
Он также не был уверен, что тридцать тысяч воинов под его командованием находятся в безопасности. Ему было известно, что отдельный отряд итальянской экспедиционной армии прорвался в ущелье Сарди, а теперь, наверное, уже добрался до самого городка. Ему было известно, что небольшое войско раса Голама потерпело на равнине поражение и понесло тяжелые потери при последующей обороне ущелья. Он опасался, что их в любой момент просто сметут оттуда, итальянский отряд прорвется в тыл и как ревущий лев выскочит на дорогу в Десси, отрезав ему пути отхода. Ему было нужно время, немного дополнительного времени, всего тридцать шесть часов.
И еще одно: он опасался галла. С началом итальянского наступления они не приняли никакого участия в боевых действиях, а просто исчезли, растворились в горах, предав своих союзников харари, вожди которых возлагали на них большие надежды. А вот теперь, после того как итальянцы одержали свои первые значительные победы, галла вновь активизировались, собрались как стервятники возле остатков львиной трапезы. Его собственное отступление от Амба Арадам сильно осложняли эти его бывшие союзнички. Они болтались у него на флангах, укрываясь в кустарнике и на каменистых склонах вдоль дороги на Десси, пользуясь любой возможностью ударить в какое-нибудь слабое и не защищенное место в неповоротливой, едва движущейся колонне. Это была классическая тактика шифта, горных бандитов, за ним стояли столетия выработки искусства устраивать засады – напасть и удрать, перерезать несколько глоток, украсть несколько винтовок, – но это здорово замедляло отступление, а сзади, совсем близко, за ними следовали итальянцы, а в тылу у него было ущелье Сарди.
Ли Михаэль встряхнулся и наклонился вперед, глядя сквозь лобовое стекло. «Дворники» медленно ходили взад-вперед, расчищая забрызганное грязью стекло, и ли разглядел сквозь него переезд через железнодорожные пути, где их пересекала грязная разбитая дорога, ведущая к Десси.
Он удовлетворенно крякнул, и водитель тронул «форд» вперед, сквозь медленно продвигающуюся человеческую массу, имеющую самый жалкий вид и запрудившую всю дорогу. Перед ними неохотно расступались, и автомобиль прокладывал себе путь, непрерывно и злобно сигналя клаксоном, и позади него сразу же вновь смыкалось людское море.
Они добрались до переезда, и ли приказал водителю съехать с дороги, на обочину, где стояла группа его командиров. Он выбрался из машины, и на непокрытую голову немедленно обрушились потоки дождя, намочив его густые темные волосы. Командиры окружили его, каждый желал рассказать о своем, перечислить свои нужды и потребности, указать на все ошибки и просчеты. И каждый рассказ открывал перед ним все новые и новые подробности катастрофы и новые угрозы самому их существованию.
