— Ты мне всё, что сейчас поведал, на бумаге опиши. Я прикажу, что бы тебя для этого дела от других забот освободили, главное не забудь ничего, и поподробнее.
Сказал — и с удивлением увидел, как бывалый унтер растерялся и покраснел.
— Что случилось, Григорий?
— Так энто… Ваш Бродь, я… значит…
— Григорий, я же сказал — без чинов! Чего мнёшься как девица красная. Случилось чего? Ну?!!
— Энто… неграмотен я, вот, а вы ж приказали, а я….ну никак, вот!
— Так это не беда. Писарю нашему говорить будешь, а он всё запишет, вот и всё.
'А почему бы его не использовать в качестве личного тренера? Такие умения, аж зависть гложет. В любом случае физкультуры не избежать, значит надо соединять и приятное, и полезное. Решено, надо только унтера уговорить'
— А чего неграмотен-то?
— А!!! Не даётся, проклятая, и всё тут. Уж как батька меня лупил бывало, и всё без толку. По правде говоря, и поп то у нас в станице, сам не шибко разумеет…
— Хочешь? Обучу, и грамоте, и письму с арифметикой. Легко.
— Да ну… Поди, поздно мне уже науку вдалбливать будет, не мальчик уже.
— Наоборот, лучше. Не из-под палки учеба, а сознательно, значит, и обучишься быстрее.
Глядя на унтера, так и хотелось сказать * и хочется, и колется*.
Вскоре последовала последняя попытка отговорить самого себя:
— Дорого, поди?
— Наука за науку, Григорий. Я тебя — наукам разным, а ты меня ухваткам своим поучишь.
— Ну… это… согласный я, чего там. Только эта… мне говорили, что неспособен я до грамоты.
Удивлённо хмыкнув, Александр поинтересовался:
— И кто это тебе сказал?
— Да… так. Люди умные.
— Уж не знаю, Григорий, как ты!!! — меня в обучение возьмёшь, а я тебя читать да писать до первого снега научу. Раздобудь карандаш и бумаги побольше, заниматься с тобой буду по вечерам, в канцелярии. Что надо для твоей науки?
Почесав поочерёдно лоб, затылок и шрам на подбородке, унтер перечислил:
— Значиться, первым делом нужна одежонка попроще, какую и спортить не жалко… место тихое, и от отрядного фельдфебеля дозволение.
— На что дозволение, на тренировки?
— Так на службе же и отсутствовать иногда придётся?
— Ну да, я как то не подумал… Хорошо, улажу. Когда начнём?
— А… с завтрева и начнём, чего тянуть-то. Немного с утра, немного к вечеру, как сподручней выйдет, так и приспособимся.
— Договорились. И ещё, Григорий. О моей учёбе — никому. Кому надо, знать будут, остальным без надобности.
— Да нешто мы без понятия….
На заставу князь вернулся довольный: столько хорошего за один день, такое нечасто случается! Самое главное — боль. Вернее, её отсутствие. Ушла, как и не было её никогда, и если он всё правильно понял, этому помогла прогулка, то есть хорошая такая, длительная, физнагрузка. Вдобавок, он отыскал настоящий самородок по имени Григорий. Три в одном:
настоящая справочная по всему, что только есть в окрестностях заставы — это раз. Боец — универсал, это два.
Почти стопроцентно три — первый ЕГО человек, помощник и… Там видно будет, в общем.
' Да! Не балуют офицеров в Российской Империи, не балуют. Годовое жалование — девятьсот тридцать рублей. А ведь умудряются как-то жить, да ещё и в картишки поигрывать, за дамами ухлёстывать…'
Получая своё месячное жалование — 78 рублей и ещё сколько то медной мелочи, Александр каждый раз всё больше и больше огорчался. Все его попытки поднакопить деньжат, разбивались о суровую прозу жизни, в виде обязательных трат: к плате домохозяйке за постой и очень вкусную кормёжку нежданно добавились расходы на переделку формы, к середине зимы ставшей вдруг неожиданно тесной (в первую очередь благодаря ежедневным тренировкам с унтером и без него). А так же регулярные покупки патронов к Смит-Вессену — на самодельном тире он сжигал их сотнями. Так что к очередной выплате у него частенько оставалось не больше рубля, двух. Тягостные раздумья очень кстати прервал вестовой:
— Ваше Благородие, там, в канцелярии господин важный, вас требует, говорит срочно!
— Передай, вскорости буду. Ступай.
Важным господином оказался обычный курьер — письмоводитель из таможенного департамента, прибывший передать толстую пачку ориентировок и грозных инструкций на все случаи жизни. А для большей важности и значимости (как же, такой высокий чин пожаловали), одетый не в полагающийся ему мундир коллежского регистратора, а в довольно дорогую для его официального жалования меховую шубу. Вообще, с вопросами командования и подчинения в погранвойсках Империи было сложно. С одной стороны — застава в частности, и бригада вообще, управлялись приказами из штаба, как и все нормальные воинские части. С другой — все пограничники обязаны были неукоснительно соблюдать требования и приказы Таможенного департамента, и любой чиновник Министерства Финансов считал своим долгом хоть чуть-чуть, но покомандовать.
— С кем имею честь?
— Коллежский регистратор Афанасьев. Прошу принять пакет и расписаться в получении. Всего хорошего.
' Надо же, обычный почтальон, а по спесивому гонору на министра тянет! Ну и чем порадует таможня? Список контрабандных товаров, ориентировки на преступников… ага, быть готовыми, усилить бдительность и не поддаваться на провокации… как то знакомо звучит? Ещё добавить приказ — ни шагу назад! — и будет совсем хорошо'
Повод, проверить готовность, вскоре подвернулся, и не слабый. Ближе к новому году установилась безветренная и не очень холодная погода, и подпоручик решил объехать свои *владения* пользуясь, пока ещё расчищенной и утоптанной, тропой. Он и объездчик из патруля уже были на полпути домой, когда впереди вспыхнула перестрелка. Александр растерялся, а вот служивый не сплоховал — моментально клацнул затвором, досылая патрон, и изготовился к бою.
— Ваш Бродь, я вперёд?
— Давай потихоньку…
Кивнув ему, он наконец расстегнул непослушный ремешок на кобуре и достал Смит-Вессон. Оставив лошадей, офицер и солдат тихонько выползли на пригорок, аккурат сбоку от раскрытого секрета, и им открылась картина неравного боя: секрет обнаружили и теперь старались задавить частой стрельбой, и похоже нападающей стороне частично это удалось — в ответ размеренно бухала только одна берданка.
