— Не переживай, государь, она вернется, и все будет хорошо, — приоткрыв один глаз, я посмотрел на Митьку. Надо же, все видит и все замечает. Да только я и не скрываю, что после отъезда Филиппы настроение у меня рухнуло в пропасть жесточайшей меланхолии и с тех пор никак не хочет оттуда выбираться. Пришлось признаваться самому себе, мне без нее плохо. А еще хуже ждать и накручивать себя мыслями, что она может никогда не вернуться.
Уехала Филиппа в Испанию вместе с Румянцевым. Видя мои метания, она однажды предложила мне рассказать ей, что меня гложет и, когда я рассказал о злоключениях Ивана Долгорукова и все его флотилии, Филиппа долго молчала, а потом весьма неохотно произнесла.
— В Мадрид должна ехать я. Это будет вполне нормально, если императрица Российская захотела навестить сестру, которая так мерзко с ней когда-то обошлась.
— Нет, — совершенно спокойно ответил я. — Ни за что. в Мадрид ты не поедешь ни при каких обстоятельствах!
— Но, это будет вполне приемлемый выход для всех нас. Изабелла мне должна почти два года жизни, которую я считала загубленной, из-за досужих домыслов. И, если бы тебе так сильно не захотелось избавиться от герцогини Орлеанской, и так сильно не хотелось заполучить французские корабли, и ты бы не приехал в Париж, то не известно, была бы я еще жива? Вполне могло получиться, что меня бы замучил тот же граф де Сад. Или я умерла бы от оспы… — я попытался мягко закрыть ей ладонью рот, но Филиппа сердито отмахнулась. — Уже тогда она стала понимать, что натворила и пыталась сгладить ситуацию, задобрить меня и даже вела речь о повторной помолвке с Карлом. Моя мать была в восторге, знаешь ли. Но спорить с его величеством, когда тот решил отдать меня тебе, не решилась. Изабелла мне должна, и она прекрасно это понимает. Мне будет проще склонить ее к мысли о моем полном прощении и вполне дружеских чувствах, при некоторых уступках с ее стороны.
Мозгом я понимал, что она права. Но, когда мы слушаем, что нам нашептывает разум, особенно в подобных ситуациях. Вот только долго сопротивляться я не мог. Монархи связаны совершенно иными обстоятельствами и не могут себе позволить принимать решения так же, как и простые смертные, и спустя две недели поезд императрицы, растянувшийся на добрую версту, выехал, дабы она смогла навестить сестру, которая вот-вот должна была разрешиться от бремени. А впереди Филиппы несся курьер, в десятидневной форе, чтобы уведомить те города, в которых императрица будет останавливаться на отдых, о ее скором визите, ну, чтобы совсем как снег на голову не упасть. Ну и испанцев о такой радости необходимо было предупредить. Как бы сестренка от этой новости не родила раньше времени. Знает ведь, сучка, что натворила в свое время, хотя, я вот, например, был ей за это очень даже благодарен.
И с того самого момента, когда я посадил ее в карету, и начались длинные дни, окрашенные меланхолией. Меня не радовали даже вести с фронтов — кампания шла вполне удачно для Фридриха, но я в нем почти не сомневался. Астрахань тоже уже почти полностью окопалась, недаром же я масона послал заведовать линиями обороны. Весь же остальной мир погрузился в ожидание чего-то грандиозного, что навсегда изменит существующий порядок вещей.
* * *
Гавриил Иванович Головкин вошел быстрым энергичным шагом в прихожую купленного им в Лондоне дома и, остановившись на пороге, сразу же стянул с головы опостылевший парик. Стремительно приближалось лето, и в этих буклях было жутко жарко, того и гляди удар хватит, из-за перегрева маковки. Подумав, он также стянул придворный камзол, тяжелый и расшитый россыпью драгоценных камней. Повернувшись, чтобы пройти в гостиную, он столкнулся лицом к лицу с Семеном Орловым, который как раз собирался выходить из дома. Гавриила Ивановича просто распирало от того, что он просто блестяще справился с заданием, данным ему государем, и ему не терпелось поделиться с Орловым, с которым он за последние месяцы уже почти сдружился.
— Вот что значит, Семен, опыт, — он скупо улыбнулся, а Орлов притормозил и изобразил на лице вежливую заинтересованность. — Мне удалось протолкнуть этот странный акт, о котором дал наказ государь Петр Алексеевич. Георг принял его благосклонно, и парламент уже готовится оповестить колонии о его принятии. Уже завтра курьер отправиться в Дувр, где его ждет пакетбот, чтобы везти в Америки.
— Вот как, — Семен задумчиво потер подбородок. После прогремевшего на улицах Лондона взрыва, имевшего значительный резонанс в обществе, прошло уже несколько месяцев, но исполнителя так и не нашли, да, впрочем, и не сильно-то искали. И если сначала он выходил из дома лишь в случаях чрезвычайной важности, то сейчас уже свободно гулял там, где ему вздумается. — Я получил письмо намедни от Николая Федоровича Головина, где тот сетует на занятость, и на то, что никак не может накопать тот злосчастный мешок земли, коей государю для Университета понадобился. Мол казаки куда-то умотали, наверное, шельмы брагу хлещут с местными, вот его сиятельство и вынужден сам лопату в белы ручки взять. Да еще просил он меня вскользь встретить и всячески пособить его новому приятелю Бенджамину Франклину, что сегодня должен в тот же Дувр прибыть из колоний, и имеет что высказать парламенту и самому королю. И я вот думаю, а не связаны ли эти события: твои, Гавриил Иванович, пляски вокруг какого-то акта, коей как раз аккурат для колоний был принят и то, зачем государь послал Головина. Ведь не за землей же, на самом деле его сиятельство туда поехал, да еще и с Павлуцким и его бешенными казаками.
— Вполне возможно, — теперь уже призадумался Головкин. — Не нас же одних государь послал свою волю выполнять. Ведь вероятность того, что он думал на два шага вперед и это действительно никакое не совпадение, крайне велика. Государь еще с нашего разгона и взятие за причинное место этого интригана де Лириа поражал меня своим умом. Вот что значит дедова кровь заговорила. Знаешь, Семен, поеду-ка я с тобой. С мистером Франклиным пообщаюсь. Косточки свои старые растрясу, да морским бризом подышать после столь сложной работы не мешало бы. Ежели это замысел государя, то я сумею его понять и постараюсь помочь в его скорейшем осуществлении.
Глава 6
Мадрид остался ровно таким же, каким он запомнился Филиппе. Вот только отношение к ней самой поменялось: из покровительственного и чаще снисходительного, оно стало льстиво-почтительным. Все те, кто всего несколько лет назад пытался поучать под видом доброго расположения и тем самым обеспечить себе лояльность, а когда пошли те нелепые сплетни, не скрывали своего пренебрежения и даже какой-то жалости сильно разбавленной брезгливостью. Филиппе тогда даже казалось, что осуждают не просто ее, якобы проступки и безнравственность, а то, что она умудрилась попасться, тем самым вычеркнув себя из кандидатур достойных интриганок. Тогда ее акции настолько сильно и быстро рухнули вниз, что она опомниться не успела, как уже ехала домой, опозоренная и растоптанная. То ли дело сейчас. Она не всего лишь одна из многочисленных невест не менее многочисленных инфантов, которых Изабелла собирала в Мадриде, не дав им даже вырасти спокойно в тиши родных домов, она императрица огромной, хоть и считающейся варварской страны, муж которой уже показал зубы, практически уничтожив Речь посполитую. Никто не успел опомниться и что-то предпринять, как молодой император, взяв Варшаву твердо сказал, что не даст существовать такому государству как Польша. Слишком часто они били Россию в спину, чтобы его начало волновать мнение ближайших и не только ближайших соседей. Да что уж говорить, глядя на него, даже Людовик французский начал шевелиться, и пытаться, пока всего лишь пытаться вести дела страны самостоятельно, и даже умудрился издать пару законов, которые реально действовали на благо. Это если не брать во внимание огромную совместную флотилию, что ушла в Тихий океан с совершенно определенной целью — приращение территорий. Конечно, не последнюю роль во всем этом играла герцогиня Орлеанская, стремительно завоевывающая монарха, но все еще не подпускающая его к себе, хотя и щедро раздающая авансы. Она не только красива, но и оказалась не лишена ума. Да и к тому же, искренне привязалась к пасынку, которого забрала у родного отца и теперь занималась его воспитанием в преобразившемся Пале-Рояле.
