себя за великую княжну Анастасию Романову. В доказательство она приводит многочисленные подробности из жизни царской семьи, особенно – из морских путешествий на императорской яхте «Штандарт». Более того, самозванке удалось получить многомиллионный вклад Романовых в швейцарском банке по номеру счета на предъявителя. «Не побрезговала комсомольская принцесса обернуться принцессой Романовой», – думал Кривошеин и несколько дней улыбался без видимой причины.
И вот впервые за два года его повели куда-то ночью. В тюремном дворе посадили на заднее сиденье черного авто между двух оперативников. Рядом с водителем сел следователь. Никто ничего не объяснял, а спрашивать не полагалось. «Неужели расстреляют, – думал Кривошеин. – Зачем тогда в баню водили?»
Ехать, однако, далеко не пришлось. Когда автомобиль, покружив в центре, пересек Красную площадь и въехал под Спасскую башню, Кривошеин понял: везут к Сталину.
В какой-то приемной приковали наручниками к ножке дубового стола. Следователь и конвоиры вышли. Дверь в кабинет была приоткрыта. Там горела настольная лампа и кто-то шуршал бумагами.
Через несколько минут из коридора вошел Берия в мундире наркома внутренних дел. Глянул на Кривошеина с любопытством, жестом приказал сесть.
– Ну что, Кривошеин, говорят, ты известный сказочник? Басни на ходу сочиняешь?
Значит, ознакомился с делом.
– Никак нет, гражданин нарком! Ничего не сочинял, давал только правдивые показания.
Берия сел напротив Кривошеина. Из кабинета доносились глухие шаги по ковру.
– Так ты Кривошеин или Анненков?
– И то и другое, гражданин нарком.
– Ну, так не бывает. Вот тут все о тебе. – Берия похлопал ладонью по пухлой папке, которую принес с собой. – Подняли документы. И ведь действительно был такой юнга Анненков на царской яхте. И кадет Анненков был в Морском кадетском корпусе. И даже фото твое имеется. Потом воевал … А потом какая-то темная история началась. Прямо сказки Шахерезады.
Кривошеин молчал.
– Ну давай, рассказывай, – сказал Берия.
– Сначала?
– С того места, как ты царя выкрал из Дома особого назначения.
Кривошеин в общих чертах изложил каждый эпизод одиссеи Романовых. Только фамилии трех подельников не называл. Они ведь где-то живут в этой реальности и ничего не знают о своих подвигах в другой. А если назвать вымышленные фамилии, то непременно найдутся люди с такими же фамилиями, и их возьмут ни за что. Так что на допросах Кривошеин вообще никаких имен не называл, врал, что и не знал никогда настоящих, а пользовались они только кличками.
Берия слушал внимательно. Задавал вопросы:
– Значит, Колчак не обрадовался встрече с царем?
– Он сделал все, чтобы уничтожить государя.
Или:
– А как казаки относились к Унгерну?
– Боялись и любили.
– Любили? – Берия приподнял брови.
– Любили. Барон обладал определенным обаянием и смелостью, что немаловажно для военачальника.
– Военачальника… – пробормотал Берия недовольно. – Бандит он был, а не военачальник.
Особенно позабавил Берию рассказ о морском бое на озере Байкал.
Был и такой диалог:
– Рейли? Мы же этого Рейли в двадцать пятом году уничтожили в Москве. А ты говоришь, убил его в девятнадцатом в Гималаях.
– В той реальности я его убил.
– Ну, молодец, Кривошеин. Орден тебе дадим. Как ты говоришь? В той реальности? Вот там и дадим.
Берию больше интересовала практическая сторона дела. Например, может ли Кривошеин наладить доставку каких-либо ресурсов из другого мира или организовать переход человека или группы туда или оттуда. Кривошеин объяснял, что проделал этот переход один раз и не по своей воле, и тот мир после этого не существует, отменен, и, скорее всего, это не другой мир, а другая, отмененная возможность нашего мира. Но Берия пропускал эти подробности мимо ушей и все допытывался, может ли Кривошеин показать на месте, где эти ворота в Шамбалу …
Из кабинета вышел Сталин. Кривошеин никогда не видел его так близко. Сталин как Сталин, как на портретах. Кивнул Берии, и тот вышел.
– Читал ваши сочинения.
– Какие сочинения, товарищ Сталин? – насторожился Кривошеин.
– Протоколы ваших допросов. Увлекательно. Похоже на бред сумасшедшего …
Сталин сделал паузу и прошелся вдоль длинного стола в одну сторону, в другую. Сел напротив Кривошеина.
– …Но доктора говорят, что вы психически здоровы.
– Я здоров, товарищ Сталин.
– Сколько у вас было экспертиз?
– Три. В том числе и академик Кащенко признал меня вменяемым.
– Так что же получается, товарищ Кривошеин, вы на самом деле царя похитили?
– Похитил, товарищ Сталин.
Сталин помолчал.
– Расскажите, как поделили интервенты Республику Советов?
Кривошеин рассказывал, а Сталин подробно расспрашивал, уточнял – кто какие куски себе урвал, кто как действовал, какая была расстановка сил. На что-то он согласно кивал, что-то его удивляло, что-то веселило. Смеялся, услышав о Чешской Поволжской республике или о панмонгольском государстве барона Унгерна.
– И что же, товарища Ленина убили?
– Убили, товарищ Сталин.
– А меня?
– Вас на тот момент держали в заключении с другими руководителями партии и правительства, прошу прощения …
Сталин кивнул, соглашаясь, что это логично.
«Почему я не убил его, – думал Кривошеин. – И даже мысль такая не приходила никогда. Убивал всякую мелочь, а ведь мог бы, пожалуй, и его, если бы задался такой целью. Но не задался». Был уже один вождь, которого Кривошеин хотел убить, но так и не решился. Потому что знал: никто, кроме него, не довел бы их до Тибета. Вот и с этим вождем что-то похожее, вопрос того же рода, который Кривошеин, правда, никогда раньше себе не задавал: если убить, кто же поведет?
– Не сохранилось ли у вас газеты оттуда? – спросил Сталин.
– Нет, товарищ Сталин. Оттуда сохранился только я.
– А вы могли бы туда вернуться?
– Туда? Как? Того варианта больше нет. Он отменен жертвой государя императора.
– Жертвой? И вы в самом деле считаете, что наши победы в борьбе с буржуазией и мировым империализмом, наша индустриализация, коллективизация, достижения нашей советской власти – все это благодаря жертве вашего царя?
Кривошеин промолчал.
– Нет, все, чего мы достигли за это время, – это только благодаря труду и беспримерным жертвам советского народа, рабочих, колхозников и нашей советской интеллигенции.
Кривошеин внимательно смотрел в лицо Сталину и не видел ни позы, ни лукавства, никакого второго плана за этими газетными штампами. Ночью, наедине с каким-то ничтожным зэка Сталин изъяснялся лозунгами, как и перед всем советским народом. «Вот в чем дело, – думал Кривошеин. – Цельность натуры. Никакой рефлексии. Нужно верить, что реальность такова, и она станет таковой. Зачем ему та, другая реальность, если он сам – творец реальности?»
– Не было никакой сакральной жертвы вашего царя. Его расстреляли по приговору советской власти – и все, – сказал Сталин.
– Свердлов приказал? – дерзнул Кривошеин.
Сталин будто не слышал.
– Жертва одного
