Его похвалы прервал мальчонка, вбежавший в зал. Ему было лет семь-восемь, на нем был гвардейский мундир, точная копия настоящего, а на боку болталась деревянная сабелька.
– Это мой сын, – проговорил градоначальник, заметив мальчишку, – вот уже как год он в Преображенском полке числится. Уже и звание получил – фурьер. Вы бы знали, – продолжал Нарышкин, – сколько мне серебра пришлось отсыпать, чтобы его в полк зачислили. Но, я не жалею. Зато лет через одиннадцать, он будет офицером.
Путешественников ни сколько не удивили его слова. Они помнили, что в русской армии при Екатерине Великой, записывать младенцев в регулярные войска уже стало нормой. Такими вот недорослями были забиты все русские полки. Вспомнился даже указ Павла I, о том, чтобы все приписанные к частям военные, явились в распоряжение своих частей в течение суток. В полупьяной голове Федьки промелькнуло, как в будущем в один прекрасный день армия недосчиталась не десятки, и даже не сотни, а тысячи солдат.
Малец, запрыгнув на колени родителя, сильно к тому прижался и стал с испугом разглядывать гостей.
– Ну, нам пора, – произнес заплетающимся языком Федор, – нам ведь еще у кузнеца нужно разместиться.
– Верно, – прохрипел Нарышкин, согнал сына, встал и ушел. Вернулся через пару минут. – Это письмо для Емельяна, он один из тех крестьян, кто осилил в свое время грамоту. Яшка, – прокричал князь, – поди, сюда лентяй!
В дверях возник, словно из пустоты мужичок в сером сермяжном кафтане с зелеными обшлагами, из-под которого виднелся такого же цвета камзол, а так же коричневые кожаные штаны. Обут он был сапоги, на шее черный шарф. Волосы, завитые в буклю и покрыты пудрой.
– Это мой денщик, – сказал князь, пошатываясь, – он вас доставит к кузнецу. Яшка-друг… Ик… доставь господ дворян на двор кузнеца Емельяна.
Денщик щелкнул каблуками, как заправский немец из «Семнадцати мгновений весны, и знаком приказал следовать за собой.
Утром, когда солнечные лучи скользнули в полутемное помещение дома, Меншиков проснулся. Голова сильно болела.
– Перепил, – проговорил он и осмотрелся.
Он лежал на огромной белой печи. Рядом похрапывал Сашков.
– Ну, вы и напились, – раздался откуда-то снизу голос.
Меншиков повернулся на живот. Внизу у печки в льняной рубахе, обшитой вышивкой, стоял Емельян. В руках он держал ковш, который сразу же протянул Федору.
– Попей боярин, – пробормотал он, – полегчает. После княжеской водочки, ой как голова побаливает. Он когда ограду для особняка заказывал, бутылочку притащил. Эх, и вспоминать не охота, если бы ни огуречный рассол… Думал, что умру.
Кузнец вздохнул, и Федька сразу же понял, что Емельяну его чувства знакомы. Он взял двумя руками ковш и отхлебнул. Стало хорошо, пропала куда-то головная боль.
– Шпаги ваши готовы, – проговорил кузнец, – вот всю ночь работал, никак не мог уснуть. Можете забирать.
– Слышь, Емельян, – проговорил Федор, – я смотрю ты отменный мастер. Скажи мне приятель, а где ты материал свой берешь, я железо имею в виду?
– Э боярин, хоть что спрашивай, а секрет я тебе не скажу.
– Да ладно тебе Емельян, я ж пошутил.
– Пошутил?
– Пошутил.
– Ну, раз пошутил, то буди своего приятеля, я уж поесть вам приготовил.
Сашков проснулся сразу же, как только Федор тихонечко стащил с него покрывало. Открыл глаза и произнес:
– О-о-о-о-о…
– Сашка, ты же вроде вчера мало пил.
– А водке все равно мало или много, – проговорил Емельян, – она у князя такая. Выпьешь ведро, голова болит, чарку выпьешь – все равно болит.
Приятели спрыгнули с печи. В костюмах, видно кузнец побоялся их раздевать, вот только сапоги стянул, да парики на лавку положил.
– Ну, осмотрели город, – спросил Емеля, когда те сели за стол.
– Осмотрели, – проговорил Федор, вынимая репу из котелка, – сегодня обратно в Санкт-Петербург, с отчетом.
Емельян, покачал головой.
– А я думал, на рыбалку вас сводить, – проговорил он и вышел из горницы.
Вернулся, неся в руках две шпаги.
– Вот забирайте.
Александр взял шпагу в руку и помахал ей в воздухе. Изящно сделанная шпага, словно ничего не весила, и теперь даже складывалось такое впечатление, что клинок стал продолжением руки.
– Очень хорошая шпага, – проговорил он.
– Ага, – поддакнул Федька. – Ты, небось, и воеводе шпаги куешь?
– А то. Может, господа потренироваться хотят?
– А, что у тебя и рапиры есть?
– А как им не быть! – ответил кузнец и подмигнул.
Он вновь ушел и вернулся с двумя рапирами.
– Я не собираюсь фехтовать в доме, – проговорил Сашков, пытаясь почувствовать, как хорошо сидит в его руке рапира.
– Согласен, – поддержал его Меншиков.
Втроем они вышли во двор. Солнце уже давно поднялось и с огромным рвением вступило в свои права, согревая Землю теплом.
Приятели скинули мундиры, повесив их на кол, торчавший около крыльца. Оставшись в камзолах и белоснежных рубашках, встали в позицию, так чтобы солнечные лучи не мешали не одному из них.
Стройный и жилистый Федор Меншиков, при его метре восемьдесят, имел преимущество в росте, перед Сашковым. К тому же он обладал уверенностью и тем опытом, который приобрел за месяц, проведенный в Ла-Рошели.
У Сашкова такого опыта не было, но глаза его порой зажигались огнем, который лихорадочным румянцем играл на его скулах.
С рапирой в руках Федор, загоревшись таким увлекательным делом, преображался из простого изобретателя в проверенного боями воина. Каждый удар он сопровождал советом или упреком, но стремительность и пыл Александра иногда торжествовали, и Федька получал добрый удар прямо в грудь.
Емельян пожирал глазами поединок, считая удары, наносимые острием рапиры.
Когда же приятели закончили поединок, он сказал:
– Александр попал семь раз, Федор – десять. Но по схватке видно, что господин Меншиков более опытен, чем Буйносов.
– Бой на рапирах дело не легкое, – выпалил Федька, – а, Александр больше любит драться на шпагах, чем на рапирах.
Приятели подошли к колу, сняли с него свои мундиры, и, не надевая, прошли в дом, где сели за заждавшийся стол. Который ломился от яств, что было не удивительно, раз работа кузнеца приносила ему деньги.
– Вы бы грибочков, грибочков попробовали, – проговорил Емельян, пододвигая к дворянам плошку с солеными лисичками.
– Вот я тебя Емельян хочу спросить, – начал Меншиков, зачерпнул деревянной ложкой грибов и поднес ко рту, – а дети-то у тебя где?
– Старшой сын, женился да на восток подался, к Демидовым, а младшенький тот на другом берегу реки поселился, металл для меня варит. А живу я с женой да дочкой. Вы уж чувствуйте себя у меня, как дома. А мне нужно вас покинуть, – неожиданно прервался кузнец, – сами понимаете работа.
Поднялся из-за стола. Снял с вбитого в стену медного гвоздя, кожаный фартук и ушел.
– Ну, что делать будем? – полюбопытствовал Сашков.
– Для начала пообедаем, – проговорил Меншиков, закидывая в рот деревянной ложкой грибочки. – Эх, где тут у него капуста.
Та оказалась на столе рядом с огурчиками. Федька пальчиками прихватил чуть-чуть и закинул в рот.
– Обалдеть, – прошептал он, – Санек, ты попробуй. Это ведь – класс!
Закончив трапезу, вышли во двор. Теперь у приятелей появилась возможность взглянуть на дом. Как и у всех в городе он небольшой. Рядом с ним сарай, баня, а чуть поодаль кузница. Из трубы, над ней валил густой черный дым. Доносился стук молота.
– Пойдем, взглянем, – предложил Федор.
Сашков не возражал. Они подошли к открытым воротам в кузницу и заглянули внутрь. В дальнем углу вовсю работал горн. Молодой парень, явно подмастерье, качал что есть силы меха, стараясь поддерживать горение углей. Второй паренек держал длинными клещами заготовку, поворачивая ее, после каждого удара кувалдой. Емельян молотил на славу, одновременно наблюдая за цветом металла. На всех трое были обнажены по пояс, из одежды на них были кожаные штаны, сапоги и фартук. Когда заготовка начала остывать, он прекратил наносить удары, поставил кувалду на пол, и приказал помощнику бросить ее в горн.
– Вот так, господа, мы и живем, – проговорил он, вытирая вспотевшие руки.
– Мы тут попрощаться пришли, – проговорил неуверенно Федька, – пора нам. Напоследок хотим воеводу еще посетить. Емельян не подскажешь, как до него дойти, ведь мы не помним, как вчера от него к тебе попали.
– Что, верно, то верно, – проговорил кузнец, вытер рукой выступивший пот, – вы вчера оба никакие были, как это еще вас Яшка, денщик воеводский довел. Выйдете из дома и идите на право. На шестом повороте поверните налево и вскоре увидите монастырь, ну, а там сами дом уж найдете.
В это время парнишка выхватил из углей заготовку и положил на наковальню. Емельян ловко подхватил кувалду и начал наносить удар за ударом. Приятели еще минуты две смотрели, как работает кузнец и лишь, потом направились к воротам.
