— Настоящая война, говоришь? — трубка у Ивана Кузьмича прогорела и он положил её в начищенную медную пепельницу донцем чаши вверх. — Растёшь, Семён. Давно ли я тебя уму-разуму учил, а теперь ты меня заставил задуматься. Настоящая война… Знаешь, давай спать, утро вечера мудренее. Леночка!!! — крикнул Кожанов громко и, протянув руку, ударил в висевшую на привинченном к стене кронштейне рынду, которую я принял за простое украшение интерьера. Хлопнула дверь в конце вагона, там, где обычно размещали купе проводников, и по коридору мягко простучали каблучки. В салон вошла симпатичная блондинка в морском кителе и очень смелой по нынешним временам юбке до колен, не особенно высокая, но крепко сбитая.
— Прошу любить и жаловать, лейтенант Панкратова, — проследив направление моего взгляда, довольный произведённым впечатлением, представил свою подчинённую Кожанов, — радист и комендант этой обители на колёсах.
— Капитан госбезопасности Любимов, — из вежливости я даже встал с места и пожал протянутую мне узкую ладошку.
— Леночка, пожалуйста, проводи капитана в приготовленное ему купе, — попросил-приказал нарком ВМФ и пожелал мне напоследок спокойной ночи. На ночлег идти пришлось в следующий вагон, где мне были приготовлены отдельные, без соседей, апартаменты, даже с уже аккуратно застеленной койкой.
— Может, вам чаю принести, товарищ капитан? — спросила меня лейтенант флота, зайдя вслед за мной в купе. — У меня и пряники медовые есть.
— Нет, спасибо, красавица, я спать.
— Жаль, — вздохнула Лена, — Все на боковую завалились, а тут сиди всю ночь на связи, поговорить не с кем.
— Служба такая, товарищ лейтенант, пост покидать нельзя, — я поучительно поднял вверх палец.
— Да у меня напарница есть, ничего страшного, — открыто улыбнулась девушка и посмотрела мне прямо в глаза, заставив на секунду замереть, несмотря на надрывающийся в душе ревун тревоги.
— Вот с ней и поговорите о своём, о женском…
— Да сколько можно, мы уж друг другу ничего нового не скажем, а по кругу одно и то же болтать надоело до жути, — сказав это, Лена вдруг испугалась, резко вздохнула и, округлив глаза, зачастила, — Ой! Товарищ капитан! Вы только не подумайте! Вы, наверное, неправильно меня поняли!
— Уверяю вас, товарищ лейтенант, что у капитана госбезопасности неправильных мыслей быть не может. Вам не о чем беспокоиться. Руссо чекисто, облико морале! — обыграл я фразу из известной здесь только мне кинокомедии. — Спокойного вам дежурства. Кругом! Шагом марш!
Выпроводив за дверь через чур настойчивую девчонку и заперев замок я резкими движениями стал избавляться от ремней, чуть не отрывая пуговицы расстегнул ворот гимнастёрки и стащил её с себя через голову. Сев на койку, в тишине я будто услышал, как часто и гулко стучит моё собственное сердце. Признавшись самому себе, что испугался, я стал разбирать ситуацию, раскладывать всё по полочкам, пытаясь понять, что, собственно, происходит. Ну, Кожанов, ну жук! Он что, компромат на меня решил нарыть? Выходит, доверию взаимному конец, боится, как бы я к Ворошилову не перебежал? Ну да! Я же сказал, что против Сталина не пойду, а маршал его человек! А Кожанов, выходит, готов против Сталина идти? Бред какой-то! Не складывается ничего.
Запутался я совсем в этих наркомах, будь они не ладны. Думал, что свою игру веду, а теперь, глядя по сторонам, понимаю, что будто в лесу заблудился. И ходы мои в этой игре перестали казаться мне верными. Предполагая, что провала на учениях будет мало для освобождения кресла наркома обороны для более деятельного человека, я сознательно провоцировал Ворошилова на резкие и необдуманные действия в отношении меня, которые могли бы стать той соломинкой, ломающей хребет верблюду. Но при этом я опирался, в основном, на Кожанова. А если этой опоры теперь нет? Перебирая в уме свои связи в верхах, я пришёл к выводу, что друзей у меня там маловато, и почти все они являются людьми Сталина, а вот неявных врагов хватает. Один Берия чего стоит! Его то я из виду почему упустил? А ведь это именно он приказал мне на разбор учений лететь!
Полночи, под мерный ход поезда, я лежал и прикидывал и так и сяк, не в силах уснуть, расклад сил и цели "кланов", но в итоге пришёл к неутешительному выводу, что ясной картины у меня нет. Похоже, по настоящему "большие маневры" только начинаются.
Поезд прибыл в Москву, на Белорусский вокзал, ровно в одиннадцать часов дня. Всё утро я прятался в своём купе, делая вид, что отсыпаюсь, лишь бы не контактировать ни с наркомом ВМФ, с которым я ещё не понял, как надо себя вести, ни с красавицей Леной, ни с кем-либо ещё. Неожиданных сюрпризов я ещё вчера перебрал, хватит. Пока у меня не созреет ясный план действий, шагу не ступлю. Забрался в ракушку, как рак-отшельник, благо водку пили мы вчера хорошую и закуска была на соответствующем уровне, похмелье не мучило. Даже бриться я вышел в уборную только перед самым выходом на перрон.
Распрощавшись, не подавая вида, что что-то не так, с наркомом ВМФ и его сопровождающими, которых уже ждали лимузин и автобус, поданные к самой платформе, вежливо отказавшись меня "подбросить", я пошёл к стоянке такси. Пришлось постоять полчаса в очереди, но к полудню 40-й "Газик" всё-таки доставил меня в Нагатино. Пройдя первое, внешнее КПП перед запретной зоной вокруг судоходного канала, я увидел колонну из трёх фургонов-полуторок, выстроившихся перед переездом в ожидании, когда будет закрыт шлюз. Оказалось, что это переезжает в центральное здание на Лубянку моторный отдел, а грузовики присланы за архивом. Забыв про обед, я побежал спасать необходимую в будущей работе техническую библиотеку, которую кропотливо собирал всё это время. Лично присутствующий при изъятии документов новый начальник управления, увидев меня, явно был удивлён и даже расстроен, из чего я сделал вывод, что акцию планировалось провести в моё отсутствие. Это умозаключение сразу настроило меня на "конструктивный" лад и "раздел имущества" вылился в непрерывную четырёхчасовую перепалку из-за любой бумажки. Агентурную картотеку отдать пришлось без разговоров, теперь она мне не очень-то и нужна. Чертежи я пообещал скопировать, загнав весь спецконтингент за кульманы, и отдать копии как только, так сразу. Косов согласился, но настаивал на оригиналах. И мне и ему было понятно, что оторванные от важной для них работы ради непонятно чего, заключённые инженеры особого рвения и тщательности не проявят, а проверить всё одному человеку и целого года не хватит. Пришлось уступить в обмен на то, что справочники останутся на месте, будем консультировать смежников, пока не обзаведутся собственными. А описания будут отправлены в центр только временно, до тех пор, пока машбюро не справится с перепечаткой.
