«Кинг Альфред» стал быстро зарываться носом в воду, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять, корабль обречен. Крейсер еще стопорил ход, пытался выровнять свое положение, но стремительно поступающая в поврежденные взрывом носовые отсеки вода, делала свое черное дело. Нос корабля с каждой минутой все быстрее и быстрее проседал в море и вскоре крейсерский флагман стал уходить подводу. С его бортов, словно горох из переспелого стручка, посыпались в воду английские моряки, стремящиеся как можно дальше отплыть от гибнущего судна.
Следует отдать должное британским морякам, они сразу прекратили движение транспортов, опасаясь за их целостность. Шедший за «Альфредом» «Левиафан» осторожно приблизился к месту трагедии и спустил с обоих бортов шлюпки, для спасения тонущих моряков. Занятые спасением своих товарищей с «Кинга Альфреда», моряки «Левиафана» просмотрели появление подлодки Блосха. Она сумела незаметно приблизиться к крейсеру и произвести залп двумя торпедами.
Выброшенные мощной силой из аппаратов, подобно громадным острым кинжалам полетели они к бортам крейсера, рассекая белыми бурунами темную гладь моря. Наблюдатели слишком поздно заметили приближавшуюся к ним опасность и у «Левиафана», оказалось очень мало времени, чтобы провести маневр уклонения от торпед.
Два сильных взрыва, пробили левый борт крейсера, вынося крейсеру смертельный приговор. Подобно своему товарищу по несчастью, «Левиафан» стал погружаться в воду развороченным бортом, с той лишь разницей, что делал это не столь быстро как «Альфред». Этот фактор позволил англичанам выровнять опасный крен, однако положение корабля оставалось очень опасным.
Единственным спасением для крейсера в этой ситуации было немедленное выбрасывание на берег, что командир «Левиафана» капитан Гуд и сделал. Презрев опасность наскочить на мины, он твердой рукой направил свой корабль на мелководье. Соревнуясь в гонке со смертью, он упрямо вел тонущий корабль к спасительному берегу и сумел вырвать победу в этой схватке за жизнь. У самого берега, крен «Левиафана» вновь стал увеличиваться, но к огромной радости экипажа, днище корабля коснулось дна, и крейсер плотно сел на мель.
Тем временем боевые действия на воде продолжались. Как только присутствие коварного врага в бухте было обнаружено, по его предполагаемому местонахождению был открыт шквальный огонь, как со стороны линкоров, так и со стороны отряда легких крейсеров. Морская вода буквально вскипела от множества разрывов снарядов, но корветен-капитана там уже не было. Сразу после залпа, его лодка стремительно погрузилась в глубину и направляясь в открытое море, держа курс на Анталью.
Судьба второй субмарины «Кайзерлихе Марине» под командованием Рудольфа Мейзингера была более трагична, хотя не менее героическая. Предоставив Босху, возможность охоты на крейсера эскадры, сам Мейзингер стал подбираться к самой лакомой добыче любого подводника, вражеским линкорам. Целью его атаки стал линкор «Венерэбл», к которому немецкая подлодка подошла по всем канонам подводной атаки.
Подняв перископ и определив расстояние до противника, Мейзингер отдал приказ на атаку. С завораживающей легкостью устремились массивные тела двух торпед к «Венерэбл» и вскоре поразили огромный неповоротливый корпус корабля. Их взрывы вызвали сильные течи в районе 1 и 3 кочегарных отсеков и оказались очень опасны для линкора. От попадания на раскаленные котлы холодной воды в 3 кочегарном отсеке произошел мощный взрыв, основательно повредивший корабль. Линкор стал быстро наполняться водой и, опасаясь за остойчивость судна, британцы затопили отсеки противоположного борта. Эти действия ликвидировали угрозу крена корабля, но напуганный возможностью новой атаки, капитан «Венерэбл» решил приткнуться к берегу подобно «Левиафану».
Насколько правомерен был этот шаг трудно сказать но, повинуясь приказу капитана, линкор устремился к спасительному, по его мнению, берегу. Однако, не пройдя и полкабельтова, корабль налетел на второй минный букет немцев, что предопределило судьбу «Венерэбл». От взрыва мины произошла детонация снарядов носовой башни, и линкор быстро затонул, не дойдя до мелководья всего ничего. Морские волны полностью скрыли орудийные башни корабля, оставив торчать над водой верхушки труб и мачт.
Победа немецких подводников была блестящей, но сам Мейзингер не успел вкусить плоды триумфа. Бурун поднятого перископа полностью выдал нахождение германской подлодки, и это место было немедленно обстреляно крейсером «Дрэк», шедшего вслед за линкором. Один из снарядов выпущенный носовой башней корабля поразил рубку подлодки, и она моментально затонула. Всплывшие на поверхность обломки шпангоутов и разноцветные пятна солярки, вырвали из груди британских моряков крики радости и торжества над поверженным противником.
Однако полностью утолить всю свою злобу и горечь от понесенных потерь, вид погибшей подлодки британцев никак не желали утихомирить и поэтому, посчитав противника полностью уничтоженным, они выместили на мирном городе, забросав Мерсин снарядами. С грохотом и завыванием устремился разнокалиберный рой к сжавшемуся от страха городу. Некоторые из снарядов падали в море, другие перелетом уносились в сторону гор, но большая часть бомб с инквизиторским упорством гвоздила глинобитные строения «ворот Киликии» вызывая сильные пожары и разрушения.
Когда чувство мести приутихло, Майлз решил приступить к тому, ради чего они сюда и явились, высадке десанта. Вызванные адмиралом из Латакии английские тральщики после гибели «Альфреда» и «Венерэбл», должны были прибыть только к вечеру, что крайне не устраивало Майлза. Поэтому адмирал пошел на риск. Видя, что «Левиафан» беспрепятственно достиг берега, британский адмирал приказал «Эдгару» провести транспорты, ориентируясь на приткнувшийся к берегу крейсер. «Эдгар» с честью выполнил это задание и через полчаса тревожного ожидания истомившийся десант уже покидал трюмы пароходов.
Киликийцы не оказали никакого сопротивления, только забившись по щелям с угрюмой злобой, наблюдали за прибывшими с моря цивилизаторами, чьи зеленные колонны пехоты немедленно потянулись в сторону гор, где затем был разбит полевой лагерь экспедиционного корпуса. Помня уроки Дарданелл, англичане стремились как можно дальше продвинуться вглубь прибрежной территории, заняв ключевые места вокруг города, на случай появления войск мятежного Кемаль-паши.
В Лондон полетели сообщения об удачной высадке, и глухо упоминалось о понесенных флотом потерях. Реакция адмиралтейства не заставила себя ждать, адмиралу Майлзу было предложено сдать командование над эскадрой контр-адмиралу Лоренсу, а самому прибыть на Мальту, для принятия командования над кораблями Ла-Валетты.
Заняв Мерсин, генерал Саммерс позволив солдатам ровно одни сутки отдыха, за которые британцы полностью выгрузили с транспортов всю свою амуницию и припасы. На обратном пути один из пустых транспортов подорвался на последней, третьей минной банке выставленной Блосхом на подходе к Мерсину. Прибывшие в порт британские тральщики с остервенением утюжили всю прибрежную акваторию, но ничего более не обнаружили.
Неприятные сюрпризы продолжили преследовать британцев и на суше. Стремясь как можно скорее перейти через вершины Тавра и оказаться во внутренних районах Турции, генерал Саммерс энергично подгонял своих солдат, неустанно приказывая им быстрее двигаться вперед. На второй день пути британские войска приблизились к Тарсу, сдавшийся им без боя.
Эта покорность несколько усыпила бдительность английского генерала, посчитавшего, что турки сильно напуганы бомбардировкой Мерсины и серьезное сопротивление в ближайшее время не предвидится. Видя покорность жителей Тарса, британцы моментально налились спесью и стали командовать, словно город уже был их колонией. Ошибочность подобного предположения было доказано через день, когда оставив в Тарсе небольшой гарнизон, сыны Альбиона вышли к Киликийским воротам. Это был южный перевал Аманских гор надежно закрывавших земли Каппадокии от осенних морских ветров.
Убаюканный смирением, генерал Саммерс ограничился высылкой вперед малой разведки, которая донесла генералу, что перевалы свободны и противника нет. Узнав об этом, британцы двинулись вперед быстрым маршем, намериваясь занять перевал еще до вечера.
Впереди колонны двигался батальон австралийцев, которые особо отличились при взятии Хайфы и Дамаска. Они лучше всех из солдат Саммерса переносили жару и духоту Азии, и поэтому британец определил их в авангард своих войск. Правда, даже для австралийцев столь длительный переход от Тарса до перевала, оказался утомительным занятием. С трудом, передвигая натруженные за день ноги, посылая на голову начальства глухие проклятья, они приблизились к горам.
