И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен…»
«Это кто же такое написал?»
«Соловьёв, историк… аж в 1894 году… пророк… мать его за ногу!»
«Вот ведь что любопытно, Ваше Превосходительство… отчего все творения господ рафинированных интеллигентов носят в отношении будущего России характер – апокалиптический?
Почему никто не напишет – про крест над Святой Софией или про русскую Галицию с Транссильванией?»
«Вот Вы бы и написали… Вы ведь ещё семь лет назад в „Разведчике“ дебютировали?»
«Да как-то… неловко! Не поймут.»
«Вот и я про то же… Написал я как-то разбор романа „Война и мир“ с военной точки зрения и нашел в романе много несуразностей в трактовке событий вооруженной борьбы. Сделал об этом произведении такой вывод: военные специалисты не найдут в романе ничего, „кроме того, что военного искусства нет, что подвезти вовремя провиант и велеть идти тому направо, тому налево – дело не хитрое и что быть главнокомандующим можно ничего не зная и ничему не учившись“.
Как за то меня наши прогрессисты полоскали… До сю приятно вспомнить!
Но Вы не ответили на мой вопрос – зачем Вам Маньджурия?»
«Ох, Михаил Иванович… я и сам ранее сомневался. Но теперь – после Ваших весьма убедительных слов – в которых так много правды… у меня один выход. Надо ехать! И если – предстоит нам испить сию чашу… Я обязан быть с Русским Солдатом.
А поражение… мёртвые же сраму не имут.»
Драгомиров помолчал…«Завидую Вам, молодой человек… эх, если бы я только мог…»
«А что же Вам мешает?»
«Как что? Ну, вот я приеду… и что мне Куропаткин скажет? Зачем, мол, приехал? Интриговать? Вот стыдоба-то.»
«А зачем Вам в штаб? Я вот – к пограничникам собираюсь определиться…»
«Как Вы сказали? А что… ОКПС в состав Армии не входит… а не буду я ли там в обузу?»
«Да Вы только представьте, КАК это прозвучит – САМ Драгомиров с нами! Солдатушки Вас знают, верят Вам!»
«Эх, эх… да смогу ли… возраст…»
«Ваше Превосходительство, Михаил Иванович! Простите меня Христа ради, но Вы через год, может, от обычной хвори подохнете… Охота Вам отходить – среди бабок-нянек, как Обломову какому-нибудь… Не лучше ли в бою, на лихом коне, а?»
Старый генерал гордо выпрямился.
«А вот те шиш, Деникин! Через год, говоришь, от геморроя? Да ебал я свой возраст! В рот и уши ебал! Еду.
Волонтёром еду! Небось Ранненкампф примет. А не примет… Лучше бы принял, не доводил до греха!»
И герой Систова и Шипки громко, от всей своей молодецкой души – захохотал…
… Храм же православный устроен так.
Алтарь отделяет от остального храма иконостас. Правда, некоторая часть алтаря находится перед иконостасом.
Ее называют солеей (по гречески «возвышение посреди храма»), а ее середину солеи – амвоном (от слова «восхожу»).
С амвона священник произносит самые значительные слова при совершении службы. Амвон – символически очень значим. Это и гора, с которой проповедовал Христос; и вифлеемская пещера, где он родился; и камень, с которого ангел возвестил женам о вознесении Христа.
Сейчас с этого святого места отец Иоанн Кронштадский негромким, неторопливым голосом, доверительно рассказывал:
«Участник обороны Севастополя Кислинский рассказывал после войны „Серафимову служке“ Мотовилову: „Как-то раз я был у светлейшего князя Александра Сергеевича Меншикова. Матросы прямо называли его „Изменщиков“, а люди осведомленные прямо утверждали, что он „вольтерьянец и старый масон“.
И мы с ним засели играть в шахматы. Вдруг входит адъютант и докладывает, что явился гонец от архиепископа Херсонского Иннокентия и хочет видеть главнокомандующего. Не отрываясь от игры, светлейший сказал:
- Спросите у него, что ему нужно?
- Гонец сказал, что ему нужно лично видеть вашу светлость!
- Ну, зовите!
Пришел гонец.
- Что тебе нужно? – говорит главнокомандующий.
Владыка прислал меня доложить вашей светлости, что он прибыл к Севастополю с чудотворной иконой Касперовской Божией Матери и велел просить встретить ее как подобает, у врат севастопольских.Владыка велел сказать: се Царица Небесная грядет спасти Севастополь.
- Что, что? Как ты сказал? Повтори!
- Се Царица Небесная грядет спасти Севастополь!
А! Так передай архиепископу, что он напрасно беспокоил Царицу Небесную – мы и без Нее обойдемся!“
Вот так вот… Печальные итоги Крымской войны известны – впервые за почти полтора столетия Россия потерпела военное поражение.
Не откровение ли это для внимательного?
Не знаменует ли событие это, что Русь Святая уже недостойна именоваться этим именем, что благодать и сила Честнаго Креста Господня отступает от тех, кто поставлен быть вождями русского народа, кто, принося клятву быть верным Вере и Царскому Престолу, первородство свое и верность продает за чечевичную похлебку низменного тщеславия и самолюбия?
Но, благодарение Богу, тайники души простого народа еще не затронуты, или мало затронуты злом неверия и вольнодумства его руководителей – в этом временное спасение земли русской, яко хранительницы чистой Христовой веры. Коснется этих тайников дух князя века сего, тогда чего ждать? Не грозного ли и Страшного Суда Господня?
Припомним двенадцатый год. Зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия, и Бог помиловал ее.
Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему.
Сейчас вновь готовы грозить нам оружием англичане… не у них ли попугайским манером перенимают учёные господа идейки о дэмократии и народоправстве?
Да на Святой Руси возможно одно – Вера Православная, Власть – Самодержавная…
Помолимся же за вразумление заблудших… а для тех, кто коснеет в грехе отрицания Святости Отечества – да поднимем на них дубину народного гнева!»
«С началом войны прорваться сквозь японскую блокаду практически невозможно.»
«Практически, значит… невозможно? Как интересно… Господа! Вы что-то путаете.
„Манджур“ – прорвался…
„Сивуч“ – прорвался…
„Херсон“ – прорвался…
Да японский частый бредень состоит из одних сплошных дыр!»
Мичман Павел Оттович Шишко обвёл глазами группу молодых офицеров…
Бедный адмирал Скрыдлов… Он не предполагал, что в его штабе, прямо, можно сказать – за адмиральской пазухой – пригрелись заговорщики. Причём, судя по всему – в добавок опасные сумасшедшие.
«А зачем вообще прорывать блокаду? Железнодорожное сообщение с Артуром, слава Богу, пока бесперебойно…»
