Василий Звягинцев - Андреевское братство

А я успел подумать, что не стал бы очень полагаться, организуя мятеж, на войска, которые ставят условием своего в нем участия достижение неких предварительных результатов.

Секунд двадцать еще сохранялась тишина, она стала даже более плотной, будто обе стороны затаили дыхание перед решающим мигом, а на самом деле, конечно, атакующие просто бежали сейчас молча, стремясь как можно быстрее проскочить простреливаемые зоны, пока не опомнились защитники.

Положение мятежников было тактически выгоднее, в ночной туманной мгле их было почти не видно, а громады многоэтажных домов довольно отчетливо рисовались на фоне сероватого, подсвеченного сзади розовым неба.

Потом где-то в направлении Кузнецкого моста гулко ударил первый винтовочный выстрел, будто бы стрелок проснулся от вспышки ракет и с перепугу нажал на спуск. И тут же загрохотало по всему окружающему Лубянскую площадь кольцу стен и переулков. В звуках беспорядочной ночной перестрелки ориентироваться трудно, но мне показалось, что плотность огня со стороны наступающих во много раз превышает нестройный ответный огонь защитников ГПУ.

Неужели «красные» так и не сумели подготовиться или, не располагая достаточными силами, заблаговременно оттянули все, что имели, под защиту кремлевских стен?

Тогда хватит десяти-пятнадцати минут, чтобы штурмовые группы, заняв первые этажи нужных им зданий и не ввязываясь в бой за вертикаль, скатились по улицам и переулкам к Охотному ряду и Манежу, по Никольской и Ильинке пробились на Красную площадь. Тогда, пожалуй, действительно Троцкому и данному варианту советской власти конец.

Кремль он или не Кремль, а артиллерийский огонь прямой наводкой по воротам и перекидной по внутренним дворикам и площадям быстро парализует оборону. Хотя, конечно, держаться на стенах, в развалинах дворцов и храмов можно долго, только это уже будет агония…

– Проспали, проспали они там, – возбужденно вскрикивал Станислав, а Людмила просто подалась вперед через спинку переднего сиденья, кусая губы, всматривалась в происходящее. Однако видно было не так уж много. Мелькающие тени людей, вспышки дульного пламени в черных тоннелях улиц, у подножия нависающей над площадью семиэтажной громады дома, с парапета Китайгородской стены.

– Вперед, подавайте вперед немного, – распорядился Станислав. – Как только ворвутся в подъезды, мы следом. Очень нужно мне там успеть кое-что найти… И наблюдательный пункт наверху будет хорош…

– Без нервов, друг, без нервов, – остановил я его, отнюдь не собираясь высовываться из-за укрытия, образованного мощной кладкой угловых выступов музея. Не верилось мне, что защитники ГПУ так легко сдадутся. Не знаю, как Шульгин, а полковник Кирсанов должен понимать ценность этого объекта.

– Вас, может, и не учили, а я знаю, в ХХ веке генералы в атакующей цепи не ходят…

На улицах было совсем темно. Но темно в обыкновенном смысле, с моей точки зрения, человека, привыкшего к постоянным огням реклам, газосветным шарам через каждые полсотни метров, сверкающим витринам и мягко светящимся окнам квартир. В моей Москве темно на улицах не бывало никогда, разве что в укромных уголках под сенью густых деревьев на бульварах и в скверах. А здесь люди привычнее к темноте, им даже в комнатах достаточно керосиновой лампы или двадцатипятисвечовой лампочки, на улицах же обходятся редкими электрическими и даже газовыми фонарями, при свете которых что-либо рассмотреть можно, только стоя у самого столба. Я бы сказал, уличное освещение здесь вообще не освещает, а лишь обозначает направление улиц.

Но все же ориентироваться можно было и здесь. В разрывах туч иногда проявлялась полная луна, и тогда различались даже белокаменные бордюры между мостовой и тротуаром, а когда луна скрывалась, на помощь сражающимся пришел наверняка никем не запланированный фактор. Совершенно внезапно там и тут темнота вдруг стала прорезаться высокими голубыми факелами. Они вспыхнули и возле занимающего центр площади бассейна с бездействующим фонтаном, и в сквере напротив музея, и вниз по Большому Лубянскому проезду. Я не сразу понял, в чем дело.

– Газ, – с досадой бросил Станислав. – Горит осветительный газ. Пулями разбивает фонари и трубы. Совсем не к месту…

Дрожащий, мертвенный газовый свет придавал окружающей местности совершенно уже мистический ореол.

Сзади из серо-фиолетовой мглы возникла смутная фигура. Человек бежал вдоль тротуара, шарахаясь от колеблющихся теней и натыкаясь на неподвижные столбы. Вначале мне показалось, что бежит сумасшедший, потерявший голову от грохота уличного боя. Наперерез ему выскочил кто-то из взвода охраны командования, то есть нас со Станиславом.

– Стой, брось оружие…

– Братцы, я связной, из главштаба. Мне Девятый нужен. Пароль – «Водоворот», никто его не видел?

– Молчи, дурак, чего разорался? Ты один?

– Один я, один…

– Оружие спрячь, руки за спину. Сейчас отведем…

Все это происходило в трех метрах от нашей машины. Связного подвели к правой дверце. Указали на Станислава.

– Товарищ Девятый, Третий передать велели, что наши вышли на подступы к Хрустальному переулку. Если у вас все в порядке, то поддержите атакой вдоль по Никольской. Будут ждать до двадцати трех ровно…

Я тут же отдернул вверх обшлаг куртки. Фосфорные стрелки показывали 22.21.

Хрустальный – это совсем рядом с Красной площадью. Мне пришла в голову неожиданная мысль. А что, если все наоборот? И Шульгин с «Братством» заинтересованы как раз в том, чтобы сегодня победили мятежники. Взять их руками Кремль, свергнуть Троцкого, а уж потом… Это стыковалось с некоторыми фактами происходящего со мной и вообще в городе.

– Много вас там? – спросил я, опередив Станислава.

– Два взвода, сорок человек…

– Сейчас поддержим…

Станислав обернулся ко мне с некоторым удивлением. Будто не ожидал моего вмешательства. Я поднял руку.

– Спокойно. Сделаем. Я возьму тех, кто под рукой, – по моим подсчетам у стен Политехнического толпилось не меньше полусотни вооруженных бойцов, – и двинусь через дворы. Главное, не терять темпа… Здесь уже все решено, а если мы еще и к Кремлевской стене под шумок выскочим…

– Я – с вами, – тут же вскинулась Людмила. Она уже несколько минут сидела сзади, как бы невзначай положив руку мне на плечо, и дышала прямо в ухо. Все-таки внушение действует. Знать бы, надолго ли и что в случае чего возобладает, моя воля или «служебный долг»?

Станислав не успел ответить. Случилось наконец то, чего я уже отчаялся дождаться. Огромное здание Лубянки словно содрогнулось изнутри (так мне в этот миг показалось), опоясавшись пламенем по всем своим этажам. Так, наверное, выглядел бортовой залп старинного парусного фрегата по пиратским бригантинам. И почти такой же огневой шквал ударил во фланг и тыл атакующим отрядам с верхних этажей Политехнического музея и из-за зубцов Китайгородской башни, запирающей въезд на Никольскую улицу.