— А-а-а-а!!!
Алекс резко обернулся только для того, чтобы увидеть полные ужаса глаза шедшего за ним пограничника. Бедняга оступился, и едва не сорвался в пропасть. Едва — это балансирование в положении неустойчивого равновесия, вцепившись побелевшими пальцами в край плиты, с которого они могли сорваться в любой момент.
Даже не сообразив, что делает, чисто инстинктивно, капитан сделал два шага и лег на живот. Из такого положения до зависшего над пропастью ефрейтора можно было с трудом дотянуться, но и самому Алексу зацепиться было не за что. Сорвавшись, тяжелый пограничник мог утянуть маленького капитана вслед за собой.
— Держись, слышишь, держись. Я сейчас.
И обернувшись назад.
— За ноги меня держите, за ноги!
Кто-то вцепился в левый сапог капитана. Теперь можно попробовать.
— Руку давай! Давай руку!
Но насмерть перепуганный ефрейтор никак не мог решиться на такой отчаянный поступок, только пучил глаза и судорожно хватал ртом воздух.
— Руку давай, я приказываю!
То ли командный голос помог, то ли сам рискнул, но оторвав пальцы от камня, пограничник мертвой хваткой вцепился в правую руку капитана. Алекс с ужасом ощутил, как понемногу сползает к краю обрыва.
— Тяните, сволочи, тяните!
А в голове дятлом стучала мысль «только бы сапог не соскочил». Не соскочил. И сползание прекратилось. Нащупав левой рукой опору, капитан приказал.
— Тяните! Сильнее!
«Сейчас или ногу оторвут, или руку». Слышно было, как ефрейтор сучит ногами, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться, но это у него никак не получалось. Тем не менее, понемногу он начал пятится назад.
— Давай! Тяни!
Еще, еще немного. Наконец, сапог ефрейтора за что-то зацепился, и он рывком наполовину вылез на тропу. Алекс подхватил пограничника за шиворот и совместными усилиями его окончательно вытащили наверх. Потом все молча сидели, прижавшись спиной к скале, переводили дыхание и ждали, пока хоть немного успокоится сердце. Ни на что другое сил не было.
— Пять суток, чтобы под ноги лучше смотрел!
— Есть, пять суток, господин капитан!
— Ладно, давайте подниматься. Нам еще к штурму успеть надо.
Заночевали в узкой расщелине, где все едва смогли поместиться.
— Нодир еще далеко идти?
— Нет. Почти пришли, но завтра будет самый трудный путь.
Едва только вышли, как капитан понял, что самый трудный путь был вчера, а сегодня предстоит самый опасный. Сначала долго шли по леднику. Коварная поверхность, покрытая снегом, скрывала глубокие расщелины во льду. В нее даже не нужно падать, достаточно просто вывихнуть ногу. Если бы не чутье и опыт Нодира, через ледник перешли бы далеко не все.
А потом была узкая тропа, похожая на вчерашнюю, только была еще уже. Местами попадались участки, пройти которые можно было, только буквально прилипнув к скале. Ранец за спиной тянет в пропасть, дурацкая сабля болтается и бьет по ноге, холодный пот заливает глаза. И в сотый раз сожалеешь, что ввязался в эту авантюру, да еще столько людей за собой потащил. А сам медленно, шаг за шагом, осторожно нащупывая подошвой сапога устойчивую опору и стараясь не смотреть вниз, перемещаешься к спасительному выступу, на котором можно будет остановиться и перевести дух. А офицерские хромовые сапоги для таких переходов абсолютно не пригодны, уж больно подошва жесткая и скользкая.
— А-а-а-а-а!!!
Крик оборвался вместе с мерзким шлепком тела, достигшего дна пропасти.
— Не смотреть! Ему уже ничем не поможешь. Двигайтесь дальше!
Охотников стало на одного меньше. Когда выбрались с этой чертовой тропы, о погибшем никто не вспоминал. По крайней мере, вслух. Все понимали, что сегодня это не последний и боялись сглазить.
Потом был переход через еще один ледник, такой же коварный и смертельно опасный. На выходе с ледника Нодир остановился.
— Дальше идти нельзя. Дальше тропу видно с перевала. Пойдем ночью.
Капитан взобрался на скальный выступ, отсюда хорошо был виден сам перевал и старая башня, до которой было не более полутора верст. Даже дымок над перевалом можно было различить — османийцы готовили ужин. Алекс проглотил слюну. А идущая вдоль горного склона тропа вгоняла в смертельную тоску. Такая же опасная, как та, которую они уже миновали, только идти по ней придется ночью в полной темноте.
В прошлый раз с этой тропы сорвались пятеро солдат и штаб-капитан Суров. Может, они до сих пор лежат на дне ущелья. Но им было куда труднее. Тогда была зима, они были голодные, замерзшие и обессилевшие. А потом был долгий и опасный переход через враждебные горы. К своим вышло только четверо. «Интересно, сколько нас останется к завтрашнему утру?».
Разглядев все, что нужно, капитан вернулся к отдыхавшим пограничникам.
— Смотрите все сюда. Вот это — дорога на перевал, это — старая башня. Завтра на рассвете начнется штурм. Перед началом штурма будет выпущена сигнальная ракета черного дыма. Это сигнал нам. Когда османийцы будут занимать позиции за каменной грядой, они не будут смотреть назад. В это время, мы выходим на этот склон, сближаемся на полторы сотни саженей и открываем огонь. Наша задача — отвлечь османийцев и содействовать успеху штурма. Есть вопросы?
Несколько секунд пограничники переваривали полученную информацию. Первым решился Патриков.
— И долго отвлекать придется, господин капитан?
— Перед перевалом довольно крутой подъем, поэтому, минут шесть-восемь. Быстрее наши не поднимутся.
Подключились остальные пограничники.
— А там хоть укрыться есть где?
— Есть. На склоне много крупных камней, за ними укроетесь.
— Что делать, если нас обнаружат?
— Хороший вопрос. По тропе пойдем ночью. Если кто-то сорвется — падать нужно молча. Начнете орать, и себе не поможете, и товарищей погубите. Это понятно?
— Понятно, — прогудели солдаты.
Перспектива и в самом деле вырисовывалась невеселая.
— Когда дойдем до конца тропы, сидим тихо и ждем сигнала. Курить, ссать и кашлять возможности не будет до самого утра. Если нас обнаружат после сигнала, продолжаем сближение с противником и открываем огонь. Еще вопросы?
Ответом было молчание. Только сейчас до пограничников дошло, во что они ввязались, но обратного пути для них уже не было, теперь можно было идти только вперед.
— Если вопросов нет, тогда всем приказываю отдыхать, как стемнеет — выходим. Летом ночи короткие.
Позже выяснилось, что со временем выхода Алекс поспешил. Его поправил Нодир лучше знающий местные условия.
— Не торопись, офицер, часа через два выйдем.
Вскоре взошла луна, разогнавшая своим бледным светом ночную тьму. Проводник поднялся первым.
