Досматривать представление мы не стали, а тихо и быстро свернулись и пошли на базу.
* * *
Настроение у наших союзников после дневных удач было фестивальное. И даже то, что каждой из групп пришлось после диверсий пробежаться по нескольку десятков километров, не могло омрачить его.
Конечно, в лагере все попадали от усталости, но то тут, то там вспыхивали бурные обсуждения на тему «как мы им дали». Я забрался на чердак одного из сараев, намереваясь вздремнуть «нештатные» минут сорок. Ныли уставшие ноги, ломило плечи, и, наверное, в силу этого сон не шел. Безрезультатно повертевшись с боку на бок четверть часа и поняв, что заснуть в ближайшее время уже не получится, я начал сворачивать спальник.
— Товарищ старший лейтенант, я на ваши вопросы отвечать не буду, и не просите! — голос Несвидова я узнал сразу, а вот его собеседник… Хотя можно было и не гадать — других старших лейтенантов, кроме меня и Зайцева, в окрестностях не водилось.
«Опять вы, товарищ командир, к парням с нашей улицы клинья подбиваете!» — и я снова лег. Узнать о том, что волнует союзника, было нелишним. К тому же Бродяга прямо и недвусмысленно просил всех помогать ему вести контрразведывательную работу.
— Товарищ сержант, потрудитесь отвечать! — меж тем продолжил свой наезд Зайцев.
— Не имею права, товарищ старший лейтенант. Со всеми вопросами обращайтесь к товарищу майору.
— Да откуда вы знаете, что он майор госбезопасности? — чувствуется, старлей начинал терять терпение.
— Примерно оттуда же, откуда то, что вы — старший лейтенант вашего ведомства, — спокойно и, как мне показалось, немного насмешливо ответил Емельян. — Но вас я знаю четвертый день, а Александра Викторовича — второй месяц. И доверия у меня к нему не в пример больше.
Я представил себе выражение лица «партизанского командира» и усмехнулся. Наш завхоз продолжил:
— И не надо меня за дурака держать. Я званием до вас, конечно, не дотягиваю, но голова своя на плечах имеется. И устав я знаю, чай послужил… Хотите узнать что-то — спросите, а вот отвечать я вам не обязан.
— Да что вы себе позволяете, сержант?! — Зайцев явно не привык к ответам в подобном стиле и оттого голосом выделил звание, еще не поняв, что на Емельяна подобные методы уже не действуют. — Вы отказываетесь помочь проведению следствия?!
— Вы еще гауптвахтой пригрозите или арестом… — И снова напор Зайцева разбился о непоколебимую уверенность сержанта. — А чем врагов среди своих искать, лучше бы бойцов ваших послушали. Довольны же мужики, что настоящей работой занимаются! Не в обиду вам, товарищ старший лейтенант, у меня эта война, если с финской считать, вторая. И на командиров я всяких насмотрелся. Так что еще один совет вам от меня: поучились бы вы, как воевать нужно, а враги и предатели себя сами проявят. А теперь прошу меня извинить, мне еще продпайки комплектовать надо. Выход завтра!
«Ну, Емеля, ну, молоток! — я почувствовал, что неосознанно улыбаюсь во весь рот. — Не зря говорят: „Хороший сержант — основа армии!“» Вот и у нас, в нашей маленькой армии, теперь такая основа есть.
* * *
Командир на рассказ о хитрых заходах только махнул рукой, а Бродяга рассмеялся:
— Тоже мне, инициативник… Ему пистон с такого верха прилетел, что надо быть совсем дубовым, чтобы продолжать нас разрабатывать! А он упертый…
— Саш, насколько я знаю, в вашей конторе копают все и подо всех! — возразил я.
— Это верно, но мальчуган-то рылом не вышел нас «копать». Я у его бойцов справочки навел — этот Зайцев опером всего два года отбегал, а потом на административную работу перешел, отделом руководить. И поверь, Тоха, не ему со мной бодаться!
— Я-то верю, но, как ты думаешь, подставы быть не может?
— А чего ему нас подставлять? У него показатели за ту неделю, что он с нами задружился, как ракета, взлетели. Впору за орденами в Москву ехать. И не туфта партийно-комсомольская, а реальная работа. Будь проще и смотри веселее!
— Ну, это ты у нас рыцарь плаща и кинжала. — Несмотря на все Сашины доводы, червячок сомнения продолжал свое черное дело. — Только что, если те же самые люди, что ему, как ты говоришь, пистон вставили, попутно поручили нас разрабатывать со всем пылом, а?
* * *
Но что-то я замечтался, а мне работать надо: ходить, изображая присутствие начальства на работах, ну и попутно «срисовывать», кто и куда едет. Разнообразие всяческих эмблем на машинах немцев поражало! Один раз мимо нас проехал генерал, чью машину украшало четыре флажка и три тактические эмблемы. Один из флажков, обозначающий командира пехотной дивизии, я знал, треугольный с поперечной полосой, но остальные меня смутили. И еще неожиданно зачесались руки сделать что-нибудь гадкое — гранату кинуть или в плен взять, но разум все-таки взял верх над хулиганскими побуждениями, да и войск на дороге многовато было.
Несколько раз нам приходилось отбрехиваться от всяких чрезмерно любознательных субъектов. Особенно мне запомнился лейтенант-сапер из дорожно-строительного батальона, который, не обращая внимания на мои и Тотена эсэсовские знаки различия, прочитал нам длинную четвертьчасовую нотацию, из которой я понял только, что строители из нас никудышные и что если мы так наплевательски будем подходить к важнейшему делу строительства дорог — плоды нашего труда не простоят и трех лет! Он даже грозил какими-то карами от больших чинов и все порывался спрыгнуть в не до конца засыпанную большую воронку, где под тонким слоем щебня уже покоился тридцатикилограммовый «подарок», но Алик, сипя, откашливаясь и хрипя «простуженным» горлом, применил «волшебный нахренпосылатель» — жетон СД,[18] и энтузиаст качественного дорожного строительства понуро удалился.
* * *
Совершенно секретно
Каунас
ВРЕМЕННЫЕ ДИРЕКТИВЫ ПО ОБРАЩЕНИЮ С ЕВРЕЯМИ НА ТЕРРИТОРИИ РЕЙХСКОМИССАРИАТА ОСТЛАНД
Окончательное решение еврейского вопроса на территории рейхскомиссариата Остланд будет проводиться в соответствии с указаниями, данными мною 27 июля 1941 года в Каунасе. Поскольку полиция безопасности в своих действиях уже руководствуется этими указаниями, нижеследующие временные директивы ее не касаются. Единственная цель этих временных директив — обеспечить, чтобы всюду и во всех случаях, когда дальнейшие меры по окончательному разрешению еврейского вопроса невозможны, генерал-комиссаром или гебитскомиссаром были приняты минимальные меры.
Генерал-комиссары, в области которых введено гражданское управление, должны немедленно обеспечить следующее:
