Дверь спальни приоткрылась, Шишкин всунул голову и, поняв, что можно, вошел, босой, на цыпочках. Мимикой и жестами Шишкин объяснил, что к нему хотят войти четверо. Иван глазами отказал во встрече четверым, но показал указательный палец. Шишкин кивнул, вышел, и следом вошел Иванов начштаба, тоже босой, на цыпочках. Мимикой же и жестами он стал объяснять, что сюда двигаются три полка английской кавалерии, и среди них один — шотландский. (Чтобы изобразить шотландцев, начштаба присел, сделав из гимнастерки юбку.) Иван нахмурил брови и поднял три пальца, не веря, что наступают три полка. На это начштаба сделал круглые глаза и постучал себя кулаком по скулам: мол, тогда набей мне морду, Иван Васильевич. Новик поверил.
Немного покумекав, он стал показывать на пальцах план предстоящего сражения. Следовало выдвигать навстречу англичанке три эскадрона и медленно сближаться. Потом надо было выпускать с флангов по четыре тачанки и расстреливать гадов в упор. В это время два эскадрона заходят с тыла и ждут. А три первых начинают рубить англичанку и гнать ее прямиком на наши пики. Начштаба хватал на лету.
Фанни открыла глаза с первым выстрелом боя. Не обнаружив рядом Новика, она вскочила и голая выбежала из спальни. И вдруг увидела робко стоящего мужчину в нижнем белье и пронзительно завизжала.
— Это я, мисс Фрэнсис, — грустно сказал ее слуга.
Фанни взглянула на него высокомерно-удивленно и спросила:
— Почему вы не одеты, Джон?
— Слуга генерала обыграл меня в карты, — грустно ответил Джон.
Шотландский полк шел посредине, чуть выдвинувшись вперед. Красивые, мощные, в клетчатых шотландках, на рыжих толстозадых лошадях, они слушали играющие волынки, громко переговаривались между собой, смеялись. Сэр Джонс был в первом ряду. Судя по выражению лица, он был настроен очень воинственно. Рядом с ним ехал молодой белокурый человек, похожий на поэта Шелли, и задумчиво-романтически декламировал:
I don’t beleve,
I don’t beleve,
I don’t beleve my eyes...[15]
ВЕРОЯТНО, МНОГИЕ УЖЕ ЗАДАЛИ СЕБЕ ВОПРОС: КАК УДАЛОСЬ АНГЛИЧАНАМ УТАИТЬ ШИЛО ВЕЛИКОГО ПОХОДА В МЕШКЕ СВОЕЙ ГЛАВНОЙ КОЛОНИИ? ОТВЕТ НЕ ПОКАЖЕТСЯ СЛОЖНЫМ, ЕСЛИ ЗНАТЬ ОБ ОТВРАТИТЕЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ТОГДАШНЕГО ВИЦЕ-КОРОЛЯ ИНДИИ ГЕОРГА С ГЛАВНЫМ, ТАК СКАЗАТЬ, КОРОЛЕВСКИМ ДВОРОМ. ВСЕ СЧИТАЛИ ГЕОРГА ИДИОТОМ, И ОН САМ ОБ ЭТОМ ДОГАДЫВАЛСЯ, НО ТЕМ НЕ МЕНЕЕ НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ЕГО СЧИТАЛИ ЗАКОНЧЕННЫМ ИДИОТОМ, И НЕ СООБЩАЛ В ЛОНДОН О БОЯХ С КРАСНЫМИ.
ИЗВЕСТНОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ ЛОРДА ПАЛЬМЕРСТОНА О ТОМ, ЧТО У АНГЛИИ НЕТ ДРУЗЕЙ, НО ЕСТЬ ИНТЕРЕСЫ, БЫЛО ПЕРЕНЕСЕНО И НА ВРАГОВ АНГЛИЙСКОЙ КОРОНЫ. СЕКРЕТНОСТЬ ВЕЛИКОГО ПОХОДА ЛОНДОН РЕШИЛ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СЕБЕ ВО БЛАГО, И, НАДО ПРИЗНАТЬ, ЕМУ ЭТО УДАЛОСЬ. АНГЛИЙСКИЕ ЭКСПЕДИЦИОНЕРЫ, ВОЕВАВШИЕ В ИНДИИ С НАМИ, ЗАЧАСТУЮ БЫЛИ УВЕРЕНЫ, ЧТО ВОЮЮТ С ИНДУСАМИ. ИНДУСЫ ЖЕ, ГЛЯДЯ НА НАШИХ КАВАЛЕРИСТОВ, БЫЛИ УБЕЖДЕНЫ, ЧТО ПЕРЕД НИМИ АНГЛИЧАНЕ. КСТАТИ, ПЛОХУЮ СЛУЖБУ СОСЛУЖИЛИ НАМ СИНИЕ КАВАЛЕРИЙСКИЕ ЗВЕЗДЫ НА БУДЕНОВКАХ. ЕСЛИ БЫ ОНИ БЫЛИ КРАСНЫМИ, ВОЗМОЖНО, В ИНДИИ У НАС ВСЕ СЛОЖИЛОСЬ БЫ ИНАЧЕ...
...Новиковцы жались к джунглям, то ли боясь, то ли не желая воевать, а английские квадраты полков уже стали рассыпаться, наступая.
Фанни смятенно смотрела с балкона, как наши остановились в нерешительности, наблюдая наплывавшую английскую лаву. Расстояние становилось минимальным, как вдруг с флангов вылетели наши тачанки, развернулись и беспрерывным перекрестным огнем стали выкашивать ряды англичан. Фанни захлопала в ладоши, сбежала вниз в гостиную, включила радиолу, поставила на полную громкость любимую мелодию возлюбленного. Трубили трубы! Шли на бой египтяне!
Фанни взлетела наверх и приникла к окуляру телескопа. Наконец она нашла его. Иван первым ворвался в ряды смятенных шотландцев.
— Oh God![16] — воскликнула Фанни, чуть не заплакав от счастья.
Все развивалось по тому, постельному плану Новика. Он даже столкнулся лицом к лицу с сэром Джонсом, чего в плане не было, а было судьбой. Сэр Джонс слишком хотел зарубить Ивана, чересчур хотел, он побагровел от этого желания, глаза его налились кровью, поэтому Иван без особых усилий, одним лишь расчетом выбил палаш из руки шотландца, но рубить его не стал, а схватил ладонью за розовую бычью шею и стукнул своим лбом о лоб соперника и врага. Сэр Джонс свалился с лошади без чувств.
— Fuck off![17] — закричала Фанни в восторге и сделала неприличный жест рукой.
Англичане пытались бежать, но наши не очень-то позволяли им это сделать.
Стоя в колонне для дальнейшего марша, сидя на трофейных лошадях, ждали новиковцы своего командира, поглядывали на английский дом, а Иван все не шел.
Он и Фанни сидели за столом друг напротив друга, как в первый раз, только теперь вместо овсянки здесь стояли шампанское и фрукты. Фанни была нарядна и необычайно хороша, хотя глазки ее были заплаканы, а носик красен.
— Ну не могу, не могу я тебя взять, понимаешь? — глядя в стол, бубнил Иван.
— Why not?[18] — воскликнула она.
Помощь Шишкина им уже не требовалась, и он стоял рядом со скучающим лицом.
— Да потому что ты — англичанка! — заорал Иван. — А я должен бить англичанку! А я тебя... Эх, Аида, Аида... — Иван вдруг часто заморгал и потрогал шишку на своем лбу.
Фанни вновь горячо заговорила, Иван поднял на Шишкина глаза.
— Все то же самое, Иван Васильевич, — объяснил Шишкин.
— Да меня за тебя не то что с комдивов снимут — не расстреляли бы! Да и Наталья... — Иван потерянно махнул рукой.
— Natalia? — воскликнула Фанни.
— Это наш главнокомандующий, — быстро объяснил ей Шишкин.
Фанни вдруг что-то закричала, выбрасывая вперед указательный свой пальчик.
— Чего? — обессиленно спросил Иван.
— Она говорит, что, если вы не возьмете ее с собой, Иван Васильевич, она наложит на себя руки, — растолковал Шишкин.
— Ишь ты! — возмутился Иван. — А ты ей скажи, что тогда вернусь и эти руки ей повырываю! Скажи, скажи!
Шишкин стал переводить, но англичанка вдруг выхватила из кармашка маленький блестящий браунинг, приставила его к своему виску и нажала на курок. Пистолетик щелкнул, но стрелять не стал. Иван засмеялся.
— Что? Выкусила? Патроны-то я повыбрасывал! Дура! Скажи ей, Шишкин! Только без дуры...
Фанни швырнула пистолетик на стол и забилась в истерике. Новик вздохнул, глядя на нее, и бросил Шишкину:
— Ладно! Скажи там, чтоб спешивались. Выступим ночью.
Была ночь. Утомленная и счастливая Фанни боялась заснуть и, засыпая, повторяла в полузабытьи слова, которые Иван наверняка понимал иначе:
— I’ll kill you, my centaur...[19]
ИСТОРИЯ, К СЧАСТЬЮ, НЕ ПЕРЕСТАЕТ БЫТЬ ИСТОРИЕЙ ОТТОГО, ЧТО ПО ТОЙ ИЛИ ИНОЙ ПРИЧИНЕ ПОТОМКИ НИЧЕГО НЕ ЗНАЮТ И ДАЖЕ НЕ ДОГАДЫВАЮТСЯ О ТЕХ ИЛИ ИНЫХ ЕЕ СОБЫТИЯХ. ВЕЛИКИЙ ПОХОД ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ ИНДИИ — ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКТ, МЫ ЭТО УТВЕРЖДАЕМ И ДОКАЗЫВАЕМ. ОДНО ИЗ МНОГИХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ ЭТОГО ФАКТА ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, ЧТО НИКТО НИКОГДА И НИГДЕ ДАЖЕ НЕ ПЫТАЛСЯ ДОКАЗЫВАТЬ ОБРАТНОЕ.
Штат Утар-Прадеш.
25 декабря 1922 года.
ИЗ ТРЕХ НАПРАВЛЕНИЙ ПОХОДА ЦЕНТРАЛЬНОЕ (КОМАНДИР ШВЕДОВ) ОКАЗАЛОСЬ САМЫМ НЕУДАЧНЫМ — ДИВИЗИЮ РАЗБИЛ ОТРЯД ФАНАТИКОВ-СИКХОВ. ПОЭТОМУ БЫЛО ПРОИЗВЕДЕНО СЛИЯНИЕ ОСТАТКОВ ДИВИЗИИ ШВЕДОВА С ДИВИЗИЕЙ НОВИКОВА. КОМАНДИРОМ СТАЛ ШВЕДОВ. О ТОМ, КАК РАЗВИВАЕТСЯ НАСТУПЛЕНИЕ КОЛОБКОВА НА АГРУ (ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ), НИКАКИХ ДАННЫХ НЕ БЫЛО.
На берегу безымянной реки, присев на перевернутую вверх днищем старую, дырявую лодку, вели невеселую, но неизбежную беседу Брускин и Новиков.
— За что, я не понимаю, за что?! — взорвался Новик.
Брускин грустно улыбнулся, глядя на Новикова как на неразумного ребенка, и заговорил со вздохом:
— Эх, Иван Васильевич, Иван Васильевич... Связь с иностранкой для партии — не проступок, а преступление.
— Да я же беспартийный, Григорь Наумыч, — пробубнил отупевший от обиды Иван.
— В данной ситуации для партии это хорошо, а для вас плохо. Между прочим, кое-кто мне уже напоминал, что вы условно расстреляны... Надо ехать в Москву, Иван Васильевич, в Москву, в Москву! Воздушной эстафетой. Приведете подкрепление, а к этому времени страсти здесь поутихнут.
Вдоль берега скакала на белой кобыле Наталья во взбившейся почти до паха юбке. Мельком глянув на Ивана и Брускина, она обернулась, посмотрела на преследующих ее верховых и засмеялась нехорошим женским смехом.
От волнения и обиды у Брускина задрожали губы, но усилием воли он взял себя в руки. Новик скрипнул зубами.
Южное предгорье Гималаев.
15 января 1923 года.
Слева от Новика стоял Шишкин, справа — большой деревянный ящик с ручкой, в котором были любовно уложены экзотические индийские фрукты.
