– Лот, мы едем в город. Сейчас же! – крикнул Аврам и поспешил к шатрам.
Стражники пришли под вечер. Нахор ждал их, но в душе надеялся, что все обойдется.
Об утопленнице, бросившейся в колодец перед Храмом Иштар, он услышал еще утром от одного из покупателей. У него сразу нехорошо екнуло сердце. Но он упорно отгонял от себя мелькнувшую догадку. «Мало ли девушек топится в этом городе?» – думал он с раздражением. Но после обеда, до самого вечера, к нему в лавку не зашел ни один покупатель. И это было странно и тревожно.
Его вели под руки два стражника. Еще один шел впереди. Люди на улицах останавливались и с интересом смотрели вслед, а некоторые женщины плевались. У здания суда уже собралась небольшая толпа. Люди зашумели, завидев Нахора, и стражникам пришлось поработать локтями, чтобы оттеснить самых ретивых и не дать дотянуться кулакам до пленника. Но кто-то успел все же кинуть камень, который ударил Нахора в спину – не очень больно. В толпе была почти одна чернь. Знакомых лиц он не заметил. Потом стражники ввели его в большой зал и поставили посредине комнаты, продолжая крепко держать за руки. Они простояли так довольно долго, пока не вышел к ним мужчина в широкой рубашке расшитой синими и красными восьмиконечными звездами. На голове его был высокий судейский колпак с накрученными по спирали зелеными лентами, а подбородок прикрывала накладная синяя борода. Нахор знал судью. И судья знал Нахора. Встречаясь на улице, они всегда уважительно раскланивались. Этот судья уже раньше вел его дело с одним купцом. Нахор поспорил с тем купцом о ценах: договорились об одной цене, – и Нахор дал задаток, – а когда купец привез товар, он вдруг объявил другую цену и задаток возвращать отказался. То дело судья решил в пользу Нахора и получил от него хороший подарок. Сейчас же судья смотрел на Нахора строго – как на незнакомца.
– Ты Нахор сын Фарры? – спросил он.
– Я, – сказал Нахор.
– У тебя работала служанкой девушка по имени Табил?
– Да, работала, – ответил он задрожавшим голосом.
Только теперь ему стало чего-то страшно, а до этого он почему-то совсем не волновался, а лишь наблюдал за всем, что происходит, как бы со стороны.
– Эту девушку нашли сегодня утопленной в колодце. Ее мать обвиняет тебя в убийстве дочери и требует над тобой суда. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
– Это ложь, господин судья! – вскричал Нахор. – Сегодня утром я расплатился с этой девушкой и отправил ее к матери. Она часто болела и не справлялась с работой. Вот я и решил, что лучше найду другую служанку.
– Кто видел, что девушка вышла от тебя утром?
– Все видели! Все мои домочадцы.
– Они не могут за тебя свидетельствовать, – возразил судья. – Кого ты еще можешь привести в свидетели?
Нахор растерялся:
– Я не знаю. Но кто-то должен был ее видеть!
– Значит, у тебя свидетелей нет, – бесстрастно утвердил судья. – Мать девушки также обвиняет тебя в неуплате за те четыре месяца, что ее дочь у тебя проработала. Это правда?
– Да что же это?!.. Она все врет! – совсем уже возмутился Нахор. – Я дал этой женщине выкуп за три месяца вперед, еще когда брал девчонку в дом. А потом эта старуха снова пришла за выкупом – и я опять дал ей за два месяца. Так что она даже осталась мне должна!
– Зачем же ты тогда давал что-то девушке, как ты говорил прежде, если ты уже расплатился с матерью? – спросил судья со снисходительным злорадством.
Нахор замялся в растерянности, но все же нашелся:
– Мне стало ее жалко. Я подумал, что мать осерчает на глупую дочь, потерявшую выгодное место. Вот и дал ей, чтобы мать не так сердилась.
– Понятно! – мрачно подытожил судья. – Поскольку у тебя нет надежных свидетелей, мы вынуждены задержать тебя до суда. Так для тебя будет даже лучше – слишком многие возмущены и считают тебя виновным в случившемся. Суд будет завтра, и я советую тебе просить родственников и друзей, которых ты имеешь, найти до утра свидетелей видевших девушку вышедшей из твоего дома в день утопления. Это будет нетрудно, если ты говоришь правду.
С этими словами судья повернулся к Нахору спиной, чтобы уйти.
– Но я не убивал эту хромоножку! – дернулся Нахор вслед за ним, но стражники держали его крепко.
Собирались они слишком долго, хотя все друг друга подгоняли. А все из-за Милки, не послушавшей совета Аврама остаться. Вот она и бегала между шатрами, собирая неисчислимый скарб в дорогу, словно ехала в далекое путешествие к незнакомому месту, а не в Харран, до которого было два часа пути, и где у них был свой дом. Всю дорогу после Милка причитала, орала на слуг и детей, но больше всего ругала бранными словами своего непутевого мужа – сама не зная за что. О причине ареста брата знал лишь Аврам, но говорить никому не стал.
Лота мучили плохие предчувствия, настолько плохие, что он не решался спросить Аврама о мучивших его сомнениях. И лишь когда они уже въехали в город и Лот стал нетерпеливо подгонять осла, Аврам окликнул его и, поровнявшись, сказал:
– Не спеши так. Нет ее в доме.
– О ком ты говоришь?! – поразился Лот, хотя все уже понял.
– С девушкой случилось несчастье, – пришлось сказать Авраму.
Сердце Лота больно дернулось, словно кто-то хотел его вырвать из груди. Он смотрел на Аврама с мольбой в глазах, тщетно ожидая, что тот сейчас откажется от своих слов и признается в злой шутке. Но Аврам молчал и не отводил виноватого взгляда.
– И это тоже сделал твой бог?! – вскричал Лот, соскочил с осла и побежал.
– Откройте! Откройте! – кричал Лот, дубася кулаками в запертую дверь.
Заскрежетал засов, вышла Шира – и Лот, грубо оттолкнув ее, бросился в дом.
В комнате Табил было прибрано, постель вынесена, словно здесь никто никогда и не жил. Тогда Лот побежал к деду.
– Где она?! Что вы с ней сделали?! – кричал Лот в лицо старику. Он поднял деда рывком за ворот рубахи из постели и тряс как куль.
– Отпусти его! – молила Бина, вцепившись в Лота, чтобы оттащить от задыхающегося старика. – Ты его убьешь!
Лот двинул ее локтем, так что она отлетела, и неохотно разжал пальцы. Старик, тяжело охнув, рухнул на постель, а Лот упал рядом на колени и зарыдал. Фарра с трудом поднял руку и стал шарить ею в воздухе. Лот оттолкнул от себя его ищущую руку и встал.
– Ненавижу вас всех! Жадные! Бессердечные! Будьте вы все прокляты своими богами! – сказал он с холодной ненавистью – и выбежал.
Аврам спешно ушел куда-то, не заходя в дом, бросив малышей и Милку с детьми на слуг. Лот слышал из своей комнаты, как они все шумно зашли. Потом, до самого вечера, слышно было лишь Милку и детей, которые орали то поочередно, то все вместе. К нему никто не смел зайти.
Только среди ночи, когда он, измученный слезами и невыносимыми мыслями, ненадолго забылся, Лот услышал сквозь сон, как кто-то проскользнул в его комнату.
А потом донесся булькающий звук льющегося в чашку молока. Это нежный тихий звук напомнил ему о чем-то – и Лот заплакал во сне.
Аврам пришел на суд со вторым сыном Нахора – Вузом. Вуз тогда работал подмастерьем кузнеца и жил при мастерской, лишь изредка наведываясь в дом. Напротив них стояла толстая женщина, а рядом с ней невысокая смуглая девочка. Из открытых дверей суда доносился возбужденный гул толпы. Собралось необычно много людей. В этом городе, где каждую ночь кого-то убивали, грабили или насиловали, дело об утопленнице вызвало почему-то особый интерес. Возможно потому, что жертвой была девушка из бедной семьи, к тому же хромая, а судили богатого лавочника, вдобавок приезжего. Люди спорили о том, чем кончится дело. Многие говорили, что лавочника отпустят, а это несправедливо, и шумно требовали наказания.
И вот Нахора ввели. Он показался Авраму очень испуганным, как будто за ним и правда была вина. Потом, из-за черного полога, появился судья…
Дело было решено быстро. Аврам сумел найти и привести в суд свидетелей, которые видели девушку в день ее смерти, бесцельно бродящей в разных концах города. Люди говорили, что вела она себя как-то странно, словно чего-то искала. А когда ее спрашивали, испуганно отбегала. Таким образом, обвинение Нахора в убийстве было судьей решительно отклонено. Почему девушка решила утопиться, и как случилось, что в столь людном месте да еще средь бела дня никто этого не заметил, судью не интересовало.
Однако по второму обвинению – в неуплате выкупа за службу – судья признал Нахора неправым. И Нахор, обрадованный столь удачным и быстрым исходом дела, благоразумно не стал препираться. Хоть он и повторил судье в свою защиту, что давал выкуп матери, но все же легко согласился выплатить присужденную сумму, и даже сверх того – как бы выражая сожаление материнскому несчастью. Согласился он и на штраф, который ему присудили как проигравшему в суде.
